Путь тени

– И загадать в этот миг о мечте, соединить в отражении мечту и явь, тогда все самое тайное и сокровенное исполнится…

– Да, я уже иду, – заторопилась Рамир ей вослед, сразу же поверив, что все действительно так, как говорила Эржи, как бы невероятно это ни казалось.

Ей не нужны были ни красота, ни избавление от болезней. Вообще-то, она была готова заплатить всем этим за то, чтобы исполнилась ее единственная мечта – обрести семью.

Выбравшись наружу, Рамир зажмурилась.

– Солнце такое яркое! – прошептала она.

– Да! И теплое! Необычайно, – прозвучало в ответ.

Первым, кого рабыня увидела, открыв глаза, был Дан.

Он шел рядом со следующей повозкой, держась возле оленей так, будто следил за ходом молодых, впервые впряженных животных или надежностью новой упряжи. Но в этом не было никакой необходимости: и звери были опытны, и ремни проверены не одним днем перехода. Должно быть, у него была другая причина оказаться здесь в этот миг. Возможно, ему хотелось быть ближе к Рамир.

А ведь ее взгляд мог упасть на что угодно – снег, небо, спутниц. И рабыня решила: это знамение. Они суждены друг другу. И раз так, они будут вместе!

Душа Рамир взволновалась, сердце забилось быстрее, наполняя грудь трепетом. Ей страстно, как никогда прежде, захотелось броситься к Дану на грудь, прижаться, впитывая в себе его дыхание. В этот миг она была готова на любое безрассудство и лишь предостерегающий взгляд мужчины удержал ее.

К ней подошла Фейр.

– Чудесное утро, правда?

– Ага… – мечтательно и немного задумчиво протянула рабыня, в то время как ее приемная мать, прикрыв на миг глаза, с наслаждением втянула в себя свежий морозный воздух.

– Мне кажется… Я чувствую себя так, словно вновь девочка, юная и наивная, готовая во всем видеть свет и радость… Мгновение, во имя великих богов – повелителей стихий, остановись, чтобы продлиться вечность!

Тем временем из своих повозок стали выбираться караванщики. Как и все, они оказались охвачены тем чудом, что являло собой нынешнее утро. И, может быть, поэтому не обратили внимания на позволивших себе вольность самостоятельности и безнадзорности рабов, которым, в сущности, так мало нужно было для полного счастья.

К тому же, ругаться и спорить в такое утро – лишь тратить на ерунду драгоценные мгновения.

Рамир закрыла глаза.

Она шла медленно… В первое мгновение – потому что боялась сделать неверный шаг, слишком быстрый – и налететь на кого-то, слишком медленный – и оказаться под ногами спутников или копытами оленей. Но потом поняла, что может прекрасно обойтись и без глаз, когда зрение заменило другое, неведомое ей до этого мгновения чувство уверенности, твердой опоры под ногами. И, все же, она не торопилась. Ей не хотелось, чтобы это время пролетело слишком быстро.

Сначала она просто наслаждалась каждым мгновением, наверное, впервые в своей осмысленной жизни ни о чем не беспокоясь. А потом ей вспомнились слова Эржи – о том, что если разглядеть в талой воде нынешнего дня свое отражение, то исполнится любая мечта.

Мечтать… Это так сладостно. И вместе с тем больно.

На глазах Рамир столько раз рушились сказочные храмы мечты, что с некоторых пор она стала строить их так далеко от грани мира яви, используя для этого настолько нереальные материалы, что даже сама не верила в их возможность. И, все же…

Рабыня в караване бога солнца, как она могла не мечтать? Казалось, сделай шаг чуть быстрее, и увидишь Его лицо, заглянешь в глаза, в которых отражается все самые заветные мечтания.

"Исполнить которые способно лишь чудо… Чудо, сотворенное повелителем небес", – поправляла она себя. – Мечта…-Лигрен часто говорил Рамир и другим, таким как она – молодым и наивным. – "Она подобна птице, не умеющей летать, которая никогда не взлетит, если ее не поднимут над землей, не положат на поток ветра.

Она не исполнится, если боги не вдохнут в нее жизнь. Если она останется одна, все, что ей будет дано, это подарить несколько мгновений сладких грез тем, кто готов заплатить за них своим покоем…" "Мечта… – улыбнувшись, сладко вздохнула рабыня. – Без нее жизнь так бледна. И не важно, что будет потом… – и она решилась. – Я готова разочароваться еще раз, лишь бы теперь, в это утро она была со мной!" Она стянула с рук варежки, сначала собиралась, наклонившись, зачерпнуть пригоршню снега, но потом засомневалась – а как отличить тот, что выпал вчера, от сегодняшнего? И, памятуя слова Лигрена о том, что в совершении любого обряда важнее всего точное следование правилам, позволявшее избежать ошибок, она решила не рисковать.

"Так будет правильнее", – рабыня вытянула руки вперед, ладонями вверх. Почти сразу же на них стали падать кружившие в небе снежные хлопья.

Глядя на их, она чувствовала себя почти счастливой, ведь у нее все получалось. И в этом был добрый знак. Во всяком случае, до тех пор, пока она не поняла, что снежинки не таяли. Они просто застывали на замерзших ладонях.

Испытывая некоторое чувство досады – лучше было бы, если бы все было по-другому – она взмахнула руками, отряхивая их, потом стала растирать, дышать, согревая, но на морозном ветре снежной пустыни долго ли ладони будут сохранять тепло?

"Что же делать?" – Рамир закрутила головой.

Ее взгляд отыскал Эржи. Это она рассказала Рамир о чуде нынешнего утра, а ведь среди смертных нет никого, кто смог бы превозмочь такое искушение – знать и не попытаться. Особенно если для этого требовалась такая малость. Старательно протерев лицо рукавом шерстяной кофты, рабыня достала из-за пазухи плошку, в которую прямо из сугроба под ногами зачерпнула пригоршню снега. Вообще-то, в этом был свой смысл – разве не там будущее, куда должна ступить нога? И, все же…

Сама она все равно поступит по-другому. Так, как собиралась сделать раньше.

"Хотя, если Эржи права… Если она знает что-то, чего не знаю я…" Думая об этом, мечась в своих мыслях от одного сомнения к другому, Рамир продолжала наблюдать за спутницей. Впрочем, это длилось недолго, потому что рабыня, бережно держа плошку перед грудью, нырнула в повозку.

"Растопит под лампой, – сразу же поняла ее задумку Рамир. – От огненной воды тепло… – она тяжело вздохнула, не в силах скрыть своего разочарования. – Конечно, так-то все просто…" – но как быть ей? У нее нет никакой посуды. Даже той, из которой рабыни ели, потому что вечером их обычно собирали и выдавали лишь после полудня. Их кормили дважды и считалось, что в остальное время плошки никому не нужны. А вот понадобились…

"А если я буду держать снег в руках? Но не на ветру, а в повозке? Он ведь растает? Но как я заберусь в повозку с занятыми руками? Ладно, как-нибудь… – она вздохнула, поджала губы. Оставалась лишь одна проблема. – Только пусть сначала Эржи выйдет из повозки. Не хочу, чтобы там кто-то был, когда… Когда буду мечтать…" А та все не появлялась и не появлялась.

Шло время. Рамир уже начала волноваться, нервничать.

"Ну что она там?" – это было не только нетерпение, но и страх, ведь нынешнее утро не бесконечно, более того, оно очень скоро закончится. Вон, солнце уже близится к зениту. И едва тени исчезнут…

Она кусала губы, с силой стискивая пальцы, готовая сорваться с места в любой момент, как только…

"Нет! Я не могу больше ждать! Уж лучше разделенная мечта, чем никакой!" Рамир, сложив ладони чашей, подставила их под снежный поток, позволив белым хлопьям, медленно кружа, складываться одна к другой, не тая.

Это зрелище завораживало и успокаивало, заставляло забыть обо всем, ничего не видеть, не замечать. Напала зевота, глаза начали сами закрываться, казалось, еще несколько мгновений и она заснула бы прямо на ходу.

Но тут до ее слуха донесся шорох, развеявший дымку дремы. Оторвав взгляд от ладоней, Рамир увидела, что полог их повозки отдернулся и Эржи соскользнула в снег. На ее лице застыло выражение блаженства, но движения уже стали осмысленно резки – она знала, к чему стремиться, а, еще не столкнувшись с первым разочарованием, была готова сделать все, чтобы достичь своей столь желанной цели.