Страница 23 из 51
— Нет! — взвизгнул Александр. — Не надо этих фамильярностей! Я не хочу.
Кутузов растерянно заморгал здоровым глазом, из которого продолжали литься слезы.
— Ну, пожалуйста, Михайло Ларионович, я вас прошу, не надо, — бормотал царь, борясь с желанием залезть под стол. — Отправляйтесь скорей в армию… вас там ждут.
— Осмелюсь просить… денег на дорогу, — сказал Кутузов. — Чтобы не обременять расходами мое семейство.
— Ах денег… — выдохнул Александр, передернув плечами. — Конечно, Михайло Ларионович. Этого — сколько угодно. Ради бога! Жалую вам десять тысяч.
— Премного благодарен, ваше величество, — низко поклонился Кутузов и степенно вышел из кабинета.
Александр без единой кровинки на лице рухнул в кресло, прикрыв глаза рукой. Ему не верилось, что он так дешево отделался от фельдмаршала.
Кутузов ехал домой, счастливо улыбаясь. У него были свои счеты с этим дерзким мальчишкой — Наполеоном. И теперь меч возмездия оказался в его руках.
— Погоди же, голубчик Буонапарте, — ворчал себе под нос фельдмаршал, — я тебя еще отшлепаю по голой корсиканской попке!
Умиротворенный этой мыслью, старик опустил подбородок на грудь и задремал.
При всей своей любви к лобызаниям, Кутузов порой проявлял в этих вопросах наивысшее благоразумие и сдержанность. Если бы теперь он позволил целовать себя всем желавшим поздравить его с новым назначением, его непременно зацеловали бы до смерти. И потому по возвращении домой великий полководец велел домашним не пускать к себе никого с цветами и конфетами.
В воскресенье 11 августа Михаил Илларионович Кутузов надел на голову кавалергардскую фуражку с красным околышем, повязал незрячий глаз черной повязкой и тронулся в путь.
Глава 26. Негр и казак
Французская армия все дальше продвигалась вглубь России. Ее встречали опустевшие деревни и одинокий ветер, уныло играющий пылью меж обезлюдевших домов. Никто при виде завоевателей не посыпал землю лепестками роз и не кричал в покорном восторге: «Виват, Наполеон!» Любой местный житель, случайно попадавшийся на пути, казался в диковинку.
Под Гжатском французские гренадеры поймали пьяного негра в косоворотке. Он рыскал по домам в одной из брошенных деревень, набивая карманы всем, что плохо лежит.
Французы стали выпытывать у чернокожего, куда опять подевались Барклай с Багратионом. Но тот в ответ только причитал: «Ох, не погубите, сукины дети!» и сверкал белками глаз. Его притащили в императорскую палатку.
При виде угрюмого тучного человека в серой шинели негр мигом протрезвел, а когда ему объяснили, что перед ним сам император Франции, заметно ослаб в коленках.
Барон Папанель, бывший при императоре за переводчика, навострил уши.
Наполеон мрачно сдвинул брови.
— Ну что, мой черный человек, будешь говорить?
— Буду! — почти вскрикнул негр, съежившись под тяжелым взглядом Наполеона.
— Как твое имя?
— Ганнибал-с.
— А! Из каннибалов?! Сколько французов ты сожрал за это лето?
— Я не ел французов, ваше превосходительство.
— Сир, — подсказал переводчик.
— Ага, — подхватил негр. — Сыр я ел. Сыр!
— Сыр — это хорошо. Особенно под шампанское.
Наполеон поправил треуголку. Вчера, отмечая взятие очередной русской деревни, он немного перебрал шампанского, и теперь у него стучало в висках.
— После моего вояжа в Египет у меня большой зуб на ваше племя, — сказал император, хмуро глядя на негра. — Выбирай, анфан терибл /ужасное дитя (фр.)/, расстрелять мне тебя или повесить.
Пленник грохнулся на колени, неистово крестясь.
— Ох, не погубите, ваше превосходительство, не черномазый я, вот вам крест!
Он принялся отчаянно тереть себе обе щеки, белея прямо на глазах.
Наполеон сначала отшатнулся, а потом в изумлении наблюдал, как сквозь вычурный африканский облик проявлялись простонародные русские черты.
— Кто ты такой, каналья?
— Из дворовых, ваше превосходительство, — всхлипнул пленник. — Гаврилой звать, ага. По — эфиопски, Ганнибал, стало быть. У помещика Козлеева служил негром.
— Кем?!
— Лакеем — негром — с. Гостей встречал для потехи, ага.
Наполеон вскинул руки.
— Русские просто неподражаемы! Почему же твой хозяин не выписал себе настоящего негра? В Африке их больше, чем обезьян.
— Так, ить, прислали нам в том году сразу двух. Только слабы они оказались до нашей зимушки: враз перемерли от насморка.
— Что?! — Наполеон резко обернулся на доктора Луакре. — От насморка можно умереть?
— Да, сир. Но для этого, по меньшей мере, нужно быть негром.
— Хвала богам, что моя бедная мать вышла за корсиканца!
Пожаловав мужику бутылку шампанского и большой кусок сыра, император велел отпустить его на все четыре стороны.
Когда пленного увели, на Наполеона нахлынули воспоминания. Он забылся, сквозь пелену сна явственно увидев раскаленное солнце Африки, море, пальмы и обнаженных туземок, с диким визгом убегающих вдаль по прибрежным волнам.
Бонапарт поднял пистолет. Но не успел он прицелиться в эти сверкающие шоколадные ягодицы… как к нему в палатку привели еще одного пленника.
Это был невысокий крепкий мужик, с вороным чубом через весь лоб.
— Из платовских казаков, сир, — сказал сопровождавший пленника маршал Бертье. — Наверное, много знает.
История пленения казака была печальна и поучительна. Он был в разведке и, уже на полпути к своим, присел на пенек перекурить. Пока он набивал и раскуривал свою трубку, линия фронта шагнула далеко на восток, и его вместе с лошадью окружили неприятельские драгуны, привлеченные запахом едкого дыма, от которого их жеребцы чуть не отбросили копыта. Казак, не собираясь сдаваться, уложил на месте нескольких французов и попал в плен, лишь когда под ним подстрелили лошадь. При падении он сильно ударился головой, и теперь его, качающегося, поддерживали двое гвардейцев.
— Он догадывается, кто я? — спросил Наполеон барона — переводчика.
Барон обратился с тем же вопросом к пленнику.
— Усе вы тут антихристово племя, — усмехнулся казак.
— Кажется, он вас не узнал, сир, — после секундного замешательства доложил барон.
— В таком случае, представьте меня как обыкновенного генерала.
— Стой прямо, сволочь, когда говорить с наш генерал!
Казак лениво почесался бородой о плечо. Он сразу признал императора Франции, но не подавал вида.
— Мон сир, — нетерпеливо произнес Бертье, — спросите его, где сейчас русская армия.
Наполеон впился гнетущим взглядом в лицо пленника.
— Ну, сын степей, будешь говорить?
— Горилку б тебе в заднюю губернию, брат мусье! — последовал ответ.
Наполеон вопросительно смотрел на барона.
— Он все расскажет, сир, — состроил улыбку переводчик. — Он даже мечтает угостить вас малоросской водкой.
— Яка химерна рожа! — между тем заявил казак, разглядывая Наполеона. — У индюшки и то краше.
— Что он говорит?
— Э-э… Он полагает, что с таким чеканным профилем, мон сир, рождаются только великие полководцы.
— А коли б мне такое пузо, — продолжал рассуждать казак, — моя б лошадь сразу сдохла, тилькы б я на нее взобрался.
— Не каждая лошадь достойна такого седока, как вы, мон сир.
— Разумеется, — кивнул Наполеон, обернувшись к Бертье: — У этих варваров лошадь почитается священным животным.
Начальник генерального штаба сделал важное лицо.
Казак, весело прищурив глаз, оглядел императора с головы до ног.
— Зустричаты б ныни Наполеона, життя б не пожалел, а сим шкур б з него знял!
— Он готов умереть от одной мысли, что может повстречать самого императора Франции, — эхом откликнулся барон.
— Какая неподдельная искренность! — восхитился Наполеон. — А что, казачок, победит ли Бонапарт Александра?
— Самому бы ноги виднесты.
— Все зависит от быстроты натиска, — перевел барон, и, не сдержавшись, закричал: — Скотина, ты иметь хоть капля почтения к наш генерал?!