Страница 1 из 6
Собрание ее клайда длилось столетие. Когда до истечения этого срока остался ровно год, она со своим новым любовником отправилась в Париж, обогнав полночь и Новый год. Париж! Здесь был ее первый дом - вначале двадцатого века. Над черной ночной Сеной - цветы фейерверков; под разноцветным дождем конфетти бурлящий карнавал заполняет все улицы от Луврской набережной до Триумфальной арки.
В сопровождении любовника (они охотились на крупную дичь в плейстоценовой тайге на месте будущей Сибири, и он так и не снял охотничьего костюма, а с плеча свисал «Спрингфилд») она пересекала палеолитовые дубравы Иль-де-ла-Сите. Там посреди кольца из огромных камней друиды в крашенных синим шкурах били в громадные барабаны под пылающими факелами; а топографические призраки метались по освещенному электричеством берегу из двадцатого века; ив небе танцевала флотилия светящихся облаков. Ее чуткий любовник объяснял все подряд, и прижимался к ней, чтобы она могла видеть вдоль его вытянутой руки. Ростом он был точно с нее и выглядел импозантно: лучистые синие глаза, русая, с проседью борода.
Астронавт. Генный пират. Императрица Виктория. Микки Маус.
- А кто такой Микки Маус? Он показал:
- Это мышонок, зверек с черной шкуркой и круглыми ушами.
Она прижималась к крепкому, теплому человеческому телу.
- Для зверька у него слишком умный вид. Это что, результат генных войн?
- Это знаменитый символ страны, в которой я родился. Мои соотечественники всегда предпочитали воображаемых существ реальным, потому-то моя родина и дала миру так мало хороших писателей.
- Но ты-то хороший писатель.
- Да, я был неплох, разве что в конце сломался. В моей стране вечно с писателями случается что-нибудь плохое. С одними рано, с другими поздно, но случается обязательно.
- Ой, что это у него?
- Лазерный меч. Воображаемое оружие, аутентичное для данного периода. Мои современники были помешаны на оружии и распрях. Мир они рассматривали как поле боя, на котором сошлись добро и зло. Потому-то войны считались делом достойным. Правда, их участники всегда придерживались совсем другого мнения.
Она спорить не стала. Прообразом ее спутника послужил известный Писатель XX века. Будучи отчасти человеком - частичным - любовник имел доступ к соответствующей информации в Библиотеке. И хотя она сама родилась в самом конце XX века, эту культуру давно успела забыть.
Барабанная дробь в капище позади них достигла волнующего апогея - и оборвалась. Священная жертва корчилась на круглом каменном алтаре, а верховный друид, ликуя, поднимал над головой все еще бьющееся сердце. Вне круга зрители хлопали и дружно поднимали бокалы. Один убеждал свою спутницу заняться любовью на алтаре. Друиды их не видели. Друиды - всего лишь куклы, для исторического колорита.
- Знаешь, мне надоело вроде…
- Понимаю. Эх, нам бы с тобой на Кубу махнуть, вот там в океане рыбалка - словами не передать. Или в Африку, на львов поохотиться. Мне это, помню, больше всего понравилось. Хотя здорово отвлекало от работы. Наохотился я тогда досыта…
- Кажется, я и от тебя устала, - перебила она. И любовник с вежливым поклоном удалился.
Кажется, она устала не только от него, но и от всего на свете. И когда это случилось, вряд ли теперь припомнишь. Если ничего нового открыть уже невозможно, какой смысл в вечной жизни? Вопреки всем ее надеждам эта ложная Земля, населенная двумя миллиардами кукол и частичных и десятью миллионами членов ее клайда, вернуть ей вкус к жизни не смогла. Пройдет еще год, и рассеется рой космических кораблей. Солнце, обычная звезда класса G2, превратится в сверхновую; не останется ничего, кроме собранной и каталогизированной Библиотекой информации. К этим сведениям она еще не притрагивалась. Быть может, это ее и спасало.
Она вернулась на карнавал, провела там три дня. Но, хоть и пробовала разные опьяняющие средства, отдаться празднику всей душой не смогла. И не смогла избавиться от мыслей о неудаче. Она собрала себе подобных, чтобы они обменялись воспоминаниями - воспоминаниями, которые охватывают пять миллионов лет и всю галактику. Но тьмы и тьмы ее «я», похоже, просто хотят забыть о своем существовании, им подавай только развлечения и удовольствия. Впрочем, для многих, впервые получивших тела, чтобы явиться на собрание, такое легкомыслие простительно - ведь с плотью через год они должны будут расстаться.
В третий день праздника она сидела в прохладных рассветных лучах за столиком кафе под открытым небом, в Jardin les Tuileries[1] , у большого фонтана. Точно из глины, кто-то лепил скульптуры из облаков, сквозь которые светило восходящее солнце. В кафе было яблоку негде упасть - и частичные, и куклы, и андроиды, и животные, и даже серебристый гиноид с гладким овальным зеркалом вместо лица. Кругом гудели крошечные сервомеханизмы, обслуживали гостей, среди которых было даже клубящееся облачко бусин размером с комара. Столетний маскарад заканчивался, гости возвращались в свою обычную форму.
Она потягивала citron presse[2] , вслушивалась в болтовню окружающих.
Скоро закончится праздник в Париже, и клайд рассеется по всей Земле. Здесь останутся только уборщики, а прочую обслугу - кукол, частичных и так далее - отправят на склады.
За соседним столиком молодой двойник ее последнего любовника разговаривал с каким-то стариком. У того каштановые волосы были зализаны назад от высокого лба, а водянистые голубые? глаза увеличены толстыми стеклами очков.
- Да, Джим, львы! Поезжай в Африку и послушай, как они рычат по ночам. Клянусь, больше нигде ничего подобного ты не услышишь.
- Эх-ма, да я бы с радостью. Нора не согласится. Ей подавай блага цивилизации. Да к тому же львов мне так и так не увидеть. Давай-ка лучше еще возьмем по бокалу этого отменного белого, и ты мне про львов расскажешь.
- О черт! Да я, если хочешь, живого тебе привезу! - возбудился молодой. - Расскажу, как он выглядит, а ты будешь его гладить и нюхать, пока не поймешь, что я имею в виду.