Страница 3 из 4
Глава 3
Детектив Дил набрал номер и передал мне трубку. После десятого звонка на другом конце провода раздался сонный голос Грина: «Слушаю».
– Это Сент-Айвес, – представился я. – Меня арестовали.
– О боже, сейчас же четыре утра.
– Если ты не проснешься, то будет пять, а я по-прежнему останусь за решеткой.
Последовало короткое молчание.
– Хорошо, я проснулся, – бодро продолжал Грин. Вероятно, жена окатила его ведром холодной воды, – Где ты?
– Десятый полицейский участок на Двадцатой улице.
– В чем тебя обвиняют?
– В убийстве и грабеже.
– О господи, – простонал Грин, – Что случилось?
Я коротко обрисовал ситуацию.
– Что ты им сказал?
– Мои имя и адрес.
– Ну ладно. Мне надо кое-кому позвонить, и на это уйдет время. Я не хочу, чтобы имя моего клиента связывалось с этой историей. Так что тебе придется побыть в участке еще пару часов.
– Мне тут не нравится, – ответил я.
– Я постараюсь приехать как можно быстрее.
– Постарайся, – и я повесил трубку.
– Вы хотите позвонить кому-то еще? – спросил детектив Дил.
– Нет, – я отрицательно покачал головой.
Меня отвели в какую-то маленькую комнатку с двумя столами и четырьмя стульями, закрыли дверь и, казалось, забыли обо мне. К счастью, мне оставили сигареты и, закурив, я задумался об Абнере Прокейне, воре, ведущем дневник.
Не так уж много людей подозревало, что Абнер Прокейн – вор. Несколько детективов, но они не смогли ничего доказать и махнули на него рукой. Воры, с которыми я сталкивался, работая в газете, но их слова никто не воспринимал всерьез.
Когда я объяснил Грину, почему считаю Прокейна лучшим вором Нью-Йорка, тот пожал плечами.
– Слухи. Это все, чем ты располагаешь. Только слухи.
– Иногда репортеру достаточно и этого.
– Сейчас ты не репортер.
– Но я узнал о его существовании, когда работал в газете.
– Тем не менее, ты не написал о нем, не так ли?
Я оставил его шпильку без ответа.
– А если он вор, ты бы все равно представлял его интересы?
– Я знаю его финансовое положение. Этот человек не может быть вором.
– Но все-таки?
– Каждый гражданин имеет право на юридическую защиту, – ответил Грин, поджав губы. – Разумеется, я стал бы его адвокатом.
– Тогда я стану его посредником…
Впервые я услышал об Абнере Прокейне лет семь назад, когда Билли Фоулер решил тряхнуть стариной и попробовать свои силы на новейшем стенном сейфе. Там лежали двадцать пять тысяч долларов, о которых хозяин кабинета, врач-отоларинголог, «забыл» сообщить налоговому управлению. Билли без труда открыл сейф, но не успел налюбоваться добычей, как у него начался сердечный приступ. Рано утром доктор нашел его лежащим на полу у открытого сейфа. Он предпочел не обращаться в полицию, а отвез Билли в ближайшую больницу. А Билли, в свою очередь, обещал никому не говорить о содержимом сейфа.
Это была одна из тех историй, которые не публикуются в газетах, и Билли, чувствуя мое разочарование, спросил, запахнув больничный халат: «А почему бы тебе не написать об Абнере Прокейне?»
– Кто это?
– Я тебе ничего не говорил, понятно?
– Разумеется. Так кто он такой?
– Лучший вор города, вот кто. А может, и всего мира. И знаешь, почему?
– Почему?
– Потому что крадет только деньги и никогда не попадается. Но я тебе ничего не говорил, хорошо?
– Хорошо.
Потихоньку я начал наводить справки, и вскоре старик Крайвен, до сих пор гордящийся тем, что помогал Френку Норфлиту в знаменитом ограблении универмага в Денвере в тридцатых годах, заявил, что, по его мнению, Прокейн украл больше пяти миллионов.
– Ты представляешь, сколько это денег? – заключил он, но пропустив еще по паре стопочек, мы оба пришли к выводу, что сумма несколько преувеличена.
Один бывший вор, ударившийся в религию, подтвердил, что слышал об этом несчастном грешнике и даже молился за спасение его души.
Но если слухи, касающиеся Прокейна, поражали многообразием красок, то факты оказались удивительно бесцветными и сухими.
Он родился в Нью-Канаане, штат Коннектикут, в 1920 году, в 1941 получил диплом инженера, в 1943 был призван на военную службу и послан в Европу, в 1945 демобилизовался в Марселе и прожил там больше года. В конце 1946 он вернулся в Нью-Йорк и женился на Вилметте Фоулкс, которая пять лет спустя погибла в авиационной катастрофе. В связи с этим печальным событием имя Прокейна первый и последний раз попало на страницы нью-йоркских газет.
Его ни разу не арестовывали, он никогда не работал. Жил Прокейн в собственном доме, в восточной части Семьдесят Четвертой улицы. За порядком следила приходящая домработница-негритянка. Уик-энды Прокейн проводил на принадлежащей ему ферме в Коннектикуте. Номер его городского телефона не значился в справочнике, на ферме телефона не было совсем.
Как-то днем, спустя шесть месяцев после разговора с Билли, я пил пиво с Сеймуром Райнсом, вышедшим на пенсию манхаттанским детективом, и Говардом Кэллоу, старшим инспектором крупной страховой компании. Когда мы исчерпали все темы, я упомянул Абнера Прокейна.
– Я слышал, что он – вор.
– От кого? – хмыкнул Райнс.
– От других воров.
– Они ничего не знают. Держу пари, они не смогут назвать ни одного его дела.
– Я смогу, – вмешался Кэллоу.
Райнс пристально посмотрел на него и кивнул.
– Ты, наверное, сможешь.
– О чем вы говорите? – спросил я.
– Примерно пять лет назад один сенатор заключил договор с нашей компанией, – ответил Кэллоу – Так вот, каким-то образом у сенатора оказалось сто тысяч долларов наличными. Он хранил их в чемодане в своей квартире в Вашингтоне. И как-то раз Прокейн стучится к нему в дверь, под дулом пистолета ведет к стене, защелкивает наручники на руке сенатора и батарее, вставляет ему в рот кляп, открывает шкаф, достает чемодан с деньгами и уходит. Через пару часов служанка находит сенатора и вызывает полицию. Сенатор звонит нам, чтобы узнать, покроет ли страховка сто тысяч наличными. Мы интересуемся, упомянуты ли эти деньги в договоре. Он отвечает, что нет, потом начинает что-то мямлить и говорит, что, возможно, у него украли меньшую сумму. Короче, в полицейском протоколе записано, что грабитель унес двести долларов и чемодан.
– А как вы узнали, что это дело рук Прокейна?
Кэллоу пожал плечами.
– Случайно. Один из наших агентов летел из Вашингтона в Нью-Йорк вместе с Прокейном. Тот нес красивый чемодан, как две капли воды похожий на тот, в котором сенатор хранил деньги.
– И что дальше?
Кэллоу задумчиво посмотрел на полупустую кружку.
– Мы возместили сенатору двести долларов, украденных у него, а также стоимость чемодана.
– А Прокейн?
– А что Прокейн? Мы ничего не могли сделать.
– Разве сенатор не мог опознать его?
– Мог, – кивнул Кэллоу, – но не захотел. Раз Прокейн знал о существовании этих ста тысяч, ему было известно, как они попали к сенатору. Вероятно, сенатор понимал, что ему не поздоровится, если об этом узнают и другие.
Райнс взял кувшин и разлил пиво по кружкам.
– Говорят, в шестьдесят четвертом он обчистил сейф психоаналитика с Парк-авеню, а прошлой осенью перехватил взятку в семьдесят тысяч, предназначенную члену городского совета. Тот, во всяком случае, не получил ни цента.
– О взятке я слышал, – кивнул Кэллоу, – а о психоаналитике – нет.
– Разумеется, официально эти случаи нигде не зарегистрированы: так же, как и ограбление сенатора.
– И никто не обращался в полицию? – я удивленно взглянул на Райнса.
Тот покачал головой.
– В полицию? А кто мог обратиться в полицию? Член городского совета, не получивший взятки? Или психоаналитик, увиливающий от уплаты налогов.
– А почему вы решили, что их ограбил Прокейн?
– Что бы вы сказали о показаниях очевидца? – спросил Райнс.
– Мне кажется, это весомое доказательство.