Шут и его жена

— Вот твоя невеста, шут. Или недоволен ты? — И что-то такое в голосе князя и в глазах. Ненависть и удовлетворение? А пленница смотрела так гордо, вскинув голову и в глазах её плескалась чистая ненависть. Такая убьёт и не постесняется. Но красивая. Мик даже забылся на мгновенье. Волосы как тёмные волны, перевитые в косы, глаза, полные зелени, движения плавные. Наверное, тоже княжеских кровей. На сердце стало тяжело так, как давно уже не было.

Отмерев, Мик снова бухнулся на колени, привычно подметя шапкой пол.

— Чистое сердце,

Прекрасная дева.

В глазах её слёзы,

А губы как розы.

Продекламировал привычно и скосил глаза на невесту. Та посмотрела на него с презрением, которое вдруг непривычно задело его.

— Ну вот и решено. — Хлопнул в ладоши князь, скривившись, словно съел кислую ягоду. — Поскольку Великих служителей у нас тут нет, да и негоже было бы их беспокоить по таким пустякам. — Ну да, никто ведь дурачка не обвенчает. — Я сам поженю вас. — Придворные зашептались. Это действительно было неслыханно. Хотя князь Литар мог позволить себе всё что угодно, даже такую шутовскую свадьбу. — Княжеский шут, моим именем я дарю тебе своё высочайшее произволение и объявляю тебя мужем, а эту пленницу — твоей женой. Да будет вам в браке совет да любовь. — Кто-то заулюлюкал. — А брачную ночь вы проведёте в Ледяном Дворце. — Усмехнулся князь. И очень уж кривой вышла эта усмешка. — А пока уведите их. — Кивнул он.

И вот тут то Мик понял о чём говорил Его Высококняжество. Дарует он свободу, держи карман шире. Это не больше, чем насмешка. Никто ещё не пережил ночь в Ледяном Дворце посредине зимы.

А их уже повели к его каморке, подталкивая в спину. Мик шёл первым, поэтому не видел лица новоиспечённой жены, но слышал внезапно обострившимся слухом её тихие, почти невесомые шаги. Как паршиво всё получилось.

Стражники остановились у его каморки, открыли дверь, буквально впихнули туда их обоих, захлопнули дверь и заперли снаружи.

Тянуло повернуться и посмотреть на новоиспечённую жену, но Мик не стал. Вместо этого зачем-то подошёл к кровати. Совсем не княжеской была его каморка. И слишком мала, для того, чтобы жить здесь вдвоём. Но жить им после сегодняшней ночи вряд ли придётся. И что-то новое всколыхнулось в груди. Мик робел. Не знал, что сказать той, кого князь назвал его женой и не знал, как начать. Даром, что шут, в карман за словом не лез. Но это была всего лишь маска. А вот если открыть себя истинного…

Но Мик не успел. Только шагнул к кровати, чтобы поправить одеяло. Да и по правде спать хотелось после ночи в камере. Тем более, что этой ночью сна не предвидится. Наклонил голову, бубенцы зазвенели. Поэтому и не услышала шагов. Когда холодная сталь коснулась горла, он вздрогнул и невольно дёрнулся. И услышал за спиной.

— Мне терять нечего. Если ты тронешь меня, я тебя убью. — И столько ненависти было в словах, что Мику стало не по себе. Он снова дёрнулся и лезвие (наверное, кинжал) прочертило кровавую дорожку по шее. — Ты меня понял?

Пусть считает его за дурачка. Хотя почему-то её ненависть больно ранила. Он первый раз в жизни видел эту девушку (хотя нет, сегодня — второй), а она уже возненавидела его.

— Пусти меня краса-девица, — Мик скорчил жалостливую рожу, а потом расхохотался. Смеяться, как и плакать на заказ он умел лучше всего.

Девушка отпустила его. Он повернулся, чтобы снова увидеть презрение в её глазах.

— Дурак, — презрительно фыркнула она и гордо подняла голову. Ненависти во взгляде правда стало чуть меньше. Что ж. Ему давно уже не было дела до того, кто и за что его ненавидит.

Он отвернулся от своей новоиспечённой жены и повернулся к кровати, осматривая комнату. И вещей то тёплых не было — он почти не покидал замка. А в то, что князь расщедрится — Мик не верил. Видимо, это изощрённая месть — шуту за то, что посмел сказать то, что другим не дозволяется и девушке за то, что, видимо, посмела отказать князю. И он бы за это ей первой поаплодировал, если бы все не так глупо сложилось.

Нириана

Было страшно. Да так, что зуб на зуб не попадал. Но отец учил её никогда не показывать своих чувств посторонним. Кто бы знал, что это сослужит хорошую службу теперь, когда отца больше нет. Из груди рвались рыдания, но Нири сжала губы. Она не заплачет. Не здесь.

Она осторожно осмотрелась. Каморка, в которой она сейчас находилась комнатой то можно было назвать с натяжкой. Старая деревянная кровать, на которой в беспорядке валялись вещи, небольшая корявая тумбочка с отбитой ножкой, да маленькая печка, которая правда давала прилично тепла, а ещё маленькое оконце.

Нири шагнула к нему, осторожно оглянувшись на шута. Тот стоял, задумчиво глядя на кровать с улыбкой на пол лица. И впрямь дурачок. Блаженный, как таких называли у них. Только вот никто не наряжал их в дурацкие одежды и не заставлял делать разные глупости. Дикость какая! У неё дома уважали дурачков и старались не обижать их лишний раз. Потому что ясно дело — они Божьи люди и Творец может прогневаться за такое.

Но в этом проклятом краю всё по другому. Нири снова сглотнула подступившие слёзы и посмотрела в окошко. И тут же отпрянула. Окошко выходило на замковый двор. По нему сновали люди, слышалась брань, ездили сани и телеги, гружёные добром. Их с отцом добром!

От ненависти перехватило дыхание. Если она останется жива, то сделает всё, чтобы стереть князя с лица земли. Переда глазами снова встало лицо отца, который завалился на пол, зажимая руками рану в боку. Хорошо, что отец учил её владеть оружием, говорил, что они в опасном месте живут и надо уметь постоять за себя. Но до недавнего времени она думала, что это никогда ей не пригодится. Нири сжала в руках кинжал. Знакомый холод стали немного привел её в чувство. И она вспомнила слова князя. Что-то про ледяной дворец и о том, что надо пережить эту ночь. И расспросить бы кого, да она здесь никого не знала. Не дурачка же спрашивать!

А он стоял, там, где и пять минут назад, только теперь снял свою дурацкую шапку и бубенцы на ней тихо позвякивали от любого ветерка. Ей вдруг стало стыдно, что она на него напала. В конце концов на Божьих людей не обижаются. Они не понимают, что творят.

Наверное, князь взбесился от её отказа. Он действительно думал, что она согласится стать его наложницей (да хоть женой!) после того, что его люди сотворили с её отцом⁈ Отец не узнал бы свою дочь, увидь он её вчера. Она наговорила столько всего князю, да ещё и кинжал метнула (один из двух, подаренных отцом). Обидно только, что не попала! Вот только об этом она и жалела. А ещё о том, что не сможет отомстить за отца, если её жизнь закончится сегодня ночью.

А в том, что ей некому помогать, Нири уже убедилась. Она здесь только добыча, бесправная рабыня. И князь мечтал унизить её. Хотя больше уже некуда. Жена дурачка-шута. Да никто и никогда в здравом уме не позволил бы такому браку свершиться! Но отца-защитника у неё больше нет. А все родственники и друзья остались дома, далеко от этой проклятой небом земли.

Размышления прервал шум шагов, разговоры, а потом звук ключа, поворачивающегося в замке. Нири вздрогнула и едва поборола позорное желание спрятаться, хотя бы под кровать. Последние дни она спала плохо, если вообще можно было назвать сном тревожные видения между сном и явью с кинжалом под подушкой.

— Эй шут! Не развлекаешься там с женой? А то мы еды принесли новобрачным!

Дверь распахнулась и Нири всё-таки отскочила к кровати, а шут наоборот вышел вперёд, напялив свою дурацкую шапку.

Глава 2

Мик

Его новоиспечённая жена боялась и тряслась как осиновый лист, и старательно это скрывала, чтобы никто не узнал. Скрывала страх за ненавистью. Он это видел, чувствовал, привык читать чувства людей. От этого порой зависела его жизнь. Правда, не всегда он делал правильный выбор. Но это уже его беда, а не вина.