Страница 30 из 52
Когда же обмена заклятиями ненадолго прекратился, я смогла увидеть то, что никогда не могла даже вообразить в Антоне. В его взгляде была агония… Словно он умирал с каждой секундой, проведённой в школьном коридоре. Он не просто был взбешён или зол, нет, он едва держался на грани адекватности. Падая все ниже и ниже в пропасть безумия. Трупников кидал в меня заклинания, отступая все дальше к выходу. Он знал, что у него есть лишь одна попытка сбежать. Убрать меня с дороги и удрать на улицу, через запасную дверь, которая всегда была открыта. Мы оба понимали это… Чувствовали… Осознавали…
Но стоило ему дёрнуться, как полет заклятий возобновился. Мы обменивались ударами, блокировали, уходили с линий атак. Делали все, чтобы не дать друг другу достигнуть цели. Где-то вдали уже слышались быстрые шаги, ведущие ко мне подмогу. Но дуэль из-за только разгорелась с новой силой и наполняла коридор магией, заставляя загнанно дышать и пытаться отыскать в лёгких хоть крупицу кислорода, для того чтобы продлить агонию на мгновение, на судорожный всхлип, на крупицу… Лишь бы успела прибыть подмога. Ведь до двери было рукой подать.
Несколько стремительных шагов и Антон бы оказался на крыльце. Я чётко помнила слово «снайпер слева» и не могла допустить такого. И в тот момент, когда, казалось, мы оба услышали голос директора, когда я, втянув в себя глоток воздуха, хотела ринуться в атаку, Антона переклинило. На его лице застыло выражение смертельно раненого дикого зверя, который готов был драться до последнего судорожного вздоха. Он посмотрел на меня затравлено, кроваво и с полным осознанием того, что сейчас пойдёт на всё… Я судорожно сглотнула и подняла проводник, готовясь отбивать очередную атаку.
— Хард… — начал он, смотря мне точно в глаза.
— Неско! — голос директора раздался мощной волной, вибрируя в окнах и в груди.
— Ты… — прошептала я, не веря самой себе, — только что хотел применить на мне заклятие, ломающее кости? Ты…
Проводник Антона одной мощной волной директорского гнева развалился на куски. Серебристое древко универсальной проводимости, осыпалось на пол деревянной стружкой. Быстро встав, между нами, он схватил Антон за руку и дернул на себя, заламывая руки и надевая на запястья парня подавляющие магию наручники. Но пока все это творилось, я даже пошевелиться не могла… Меня прошибло холодным потом, от осознания и шока. Если бы не директор… То скорее всего, меня бы уже везли на скорой в реанимации. Антон не собирался сдерживать магию, он реально хотел мне навредить.
В ушах звенело от яростно пульсирующей крови. Меня трясло, как несчастную липку на ветру. Сердце с такой силой стучало в груди, что казалось ещё немного и оно пробьёт к чертям грудную клетку и вырвется наружу. Трупников глядел на меня пронизывающим взглядом полным горечи, обречённости и сломленности. От этого в груди все сводило судорогой, сильный, смелый, жестокий, он не мог так просто сломаться. Не из-за того, что не смог покинуть школу. Директор, всё ещё удерживая за шею повёл парня в сторону своего кабинета, и в секунду, когда мы поравнялись с тем самым окном, за которым наблюдался снайпер, Антона прорвало.
— Ты хоть представляешь, что наделала? — простонал он. — Я не прощу тебя! Слышишь, лживая тварь! Не прощу! Ты заодно с ними! Потому что только из-за своего эгоизма ты позволила ей умереть. Ненавижу! Убью! Только дай до тебя добраться, ты больше никогда не будешь ходить по этой земле! Из-за тебя она умрёт!
Они уходили все дальше по коридору, и Трупников не оставлял попыток освободиться. Кричал, что его мать в опасности и что именно из-за меня она теперь умрёт. Что он должен был выйти из школы, чтобы её оставили в живых. Я никому не рассказала о том, что случилось в тот день. До последнего хранила все в себе. Директор сказал, что Антона забрали, что только благодаря мне удалось спасти ему жизнь и не дать попасться в ловушку. Что им манипулировали и что я поступила смело, встав против друга. Это казалось убедительным, правильным и важным.
Целую неделю после этого о семье Трупниковых не было никаких вестей. И все это время я буквально сходила с ума. Да, мы всегда друг друга держали на неком расстояние, не вмешиваясь в личное больше, чем требовали наши границы. Являясь конкурентами во многом: в учёба, в дуэлях, в дополнительных заданиях, мы понимали друг друга без лишних слов. Но чтобы вот так открыто ненавидеть, чтобы дойти до того… Кинуть реальное проклятие… Боже… Первопричину всего этого я поняла лишь в следующую пятницу, когда уже ничего нельзя было исправить.
Народ в классе устало и нервно обсуждал предстоящие экзамены, которые должны были загнать нас всех в ужасное и жуткое ЕГЭ. Совсем несколько мгновений и наша жизнь повиснет едва ли не на волоске. Каждый понимал, что без сертификата о сдаче, с нормальными баллами, ни один престижный универ никому не светил. Потому все разговоры, так или иначе но сводились к этой животрепещущей теме, от которой мгновенно начинало сосать под лопаткой и хотелось пристреляться. Истеричные настроения с каждым днём накрывали все сильнее и сильнее.
Так что, устав от всей этой бесцельной болтовни, я открыла новостной сайт, дабы понять, что творилось за пределами мира ЕГЭ. Я листала ленту и понимала, что с каждой секундой в моей голове становилось все тише и тише. На каждой второй фотографии, была запечатлена молодая женщина. Чуть младше моей матери. Я видела её такое бесчисленное количество раз, что могла с уверенностью сказать — Изабелла Трупникова сверкала ничуть не меньше моей матушки, а то и больше. Но то, с каким видом я столкнулась в это мгновение заставил все внутри похолодеть от ужаса и пережитой паники.
Даже не открывая статьи, я понимала, что произошло нечто ужасное. Стало реально жутко. У меня в груди все свело судорогой, и я попыталась отдышаться. Но как бы я не старалась, ничего не выходило. В горле стоял ком. Перед глазами была лишь одна надпись, которую переписывал один паблик за другим. «Изабелла Трупникова найдена мёртвой в собственном доме, после недельных поисков». У меня в груди остановилось сердце, перед глазами поплыли тёмные пятная, которые никак не хотели проходить. Практически мгновенно вся школа забыла о том, что на носу были экзамены и погрузилась в хаос из сплетен и пересуд.
Но я просто не могла смириться со всем происходящим… Не поднимая головы от экрана телефона, я рассматривала изуродованное женское лицо. На идеальной фарфоровой коже, были вырезаны руны «голода», «подчинения», «похоти». Меня затошнило, даже новичку в магии было понятно, что значило это сочетание. Не отвлекаясь на весь кошмар, окруживший меня, я сжимала пальцы до боли в суставах. Молилась… Страдала… И пыталась как-то привести мысли в порядок. Но выходило отвратительно. Я понимала… Теперь чётко и ясно осознавала, что именно я, оказалась причиной произошедшей трагедии.
Антон смотрел на меня с ненавистью и отвращением, потому что в отличие от меня знал, что на кону жизнь его матери. Как только его холодный, сломленный взгляд всплыл в памяти, мне захотелось сбежать куда глаза глядят. Но я не могла перестать смотреть на труп, который когда-то был прекрасной леди. А теперь напоминал обожжённый, изрезанный и изуродованный кусок мяса. В горле поселился ком отвращения к самой себе. Стало настолько стыдно, что захотелось провалиться сквозь землю. Наверное, все, что скопилось за последние дни, просто взорвалось в голове, роем необузданных мыслей. Оно топило меня, утягивало на дно отчаяния. Мне было больно… Морально… Физически… Эмоционально…
Больно от осознания того, что именно я послужила тем самым незаметным фактором, из-за которого Изабелла Трупникова умерла. Моей вины в этом было столько же, сколько воды в Ниагарском водопаде. Осознание обрушивалось на меня, давило и душило. Когда он неделей ранее рвался наружу, чтобы пойти к ней, защитить её, спасти от смерти. Он был готов на всё… Даже причинить мне боль, потому что я не была его матерью. Он не секунды не выбирал между мной и ей. И самое смешное было в том, что теперь я готова была сама защищать его. Потому что, будь в опасности моя мать… Да, я бы к чёртовой бабушке взорвала всю школу, даже не задумавшись, лишь бы она оказалась в безопасности. Какое-то жалкое заклинание для ломания костей… Ерунда!