Страница 3 из 46
— Он может убить? — остановилась я, иначе оценивая его угрозу.
— Он единственный может всё, и ничего ему за это не сделают. Он уже проклят. Ну чего встала? Прогуливаемся дальше.
— А тебе не кажется, что это глупо, ходить с прозрачным зонтиком и заглядывать в окна к парням?
Подруга из этого странного сна вдруг остановилась, оглядела меня с головы до носков странных, но удобных ботинок, и заключила:
— Зонт только с внутренней стороны прозрачный, сверху им не видно, что мы делаем под зонтом.
— Да ты что⁈ — и снова брови поползли вверх, а рот… рот я сразу захлопнула. Странно я себя как-то веду.
— С тобой точно что-то не так, Айна. Может, сходишь к лекарю? Выпьешь эликсир?
— Два раза уже пила. Фу-у, такая гадость!
— И не говори… Ой, зелье испаряется. Нейла так и нет, — расстроилась подруга.
— Приедет. Пойдем в комнату. Покажешь, какие сериалы здесь перед сном крутят.
Она как раз складывала зонтик и снова застыла:
— Чего?
Я топнула ногой, и топнула еще раз, теперь уже злясь от того, что топнула в первый. Не хотела, но машинально.
— Ну а что у вас тут на развлечение? Тарелочка с наливным яблочком? Идем уже.
Я устала, запарилась, удовольствия не получила и уже хотела проснуться у себя. А быстрый способ проснуться — это поскорее заснуть.
Проснулась от ломящей боли. Мышцы сводило, болела каждая косточка в теле, голова трещала, словно с похмелья. Я пыталась провалиться обратно в сон, но даже поворот на другой бок давался с трудом.
Я протянула руку к тумбочке с настольной лампой и со стоном промахнулась, ударившись обо что-то другое. Еще пять минут пыталась открыть глаза и привыкнуть к темноте, а потом взвыла, дёрнув ногой, и заныла от болевого спазма из-за бесячего жеста.
Я все еще спала в странном сне, где была Айной.
С трудом встав и обувшись, поковыляла к проклятому мужчине в балахоне за его гадской настойкой. И мне было пофигу, что время не подходящее. У меня от спазмов в теле сводило челюсти, а на лбу проступала испарина. Но ничего, я доковыляю.
С трудом преодолев лабиринт из кустов, в занимающемся рассвете я вышла к низкой каменной постройке и толкнула дверь. Та тихо без скрипа отворилась.
Не закрывается. Бесстрашный, потому что по доброй воле к нему никто и не полезет? В моем случае воля недобрая. И чем ближе я оказывалась к цели, тем сильнее меня трясло.
Не от страха. Сейчас я сама была бесстрашная, пока не получу эликсир и не смогу наконец-то обдумать ситуацию.
Внизу что-то пыхтело и гремело. Даже если бы я дверь распахнула с ноги, меня за лязгом железа, шумом выпускаемого пара и льющейся воды, все равно бы не заметили. Так что я ввалилась в полутемный погреб, обхватывая себя руками, чтобы унять дрожь, и сразу осела на пол, прислоняясь к стене.
В полутьме, разгоняемой парой странных свечей, которые вроде бы похожи на электрические, но мигали и дрожали как настоящие, молодой мужчина, насвистывая незнакомую мелодию под нос, вышел из-за пузатого лязгающего агрегата, тщательно вытирая сырую голову полотенцем, а потом и ниже: грудь, накаченный живот и…
— Здрасте, — выдавила я, с трудом поднимая на него взгляд. — Я умираю…
Хорошо, что он продолжал удерживать полотенце внизу живота, потому что, как бы мне не было стрёмно от его крадущегося приближения, слабость от боли все же оказалась сильнее.
А он без слов, как заботливая бабушка, потрогал мне лоб, проклял кого-то себе под нос и повернулся ко мне задом.
Полотенце так и осталось у него в руках спереди. А зад… Хороший зад, накаченный, спортивный. И я закрыла глаза, чтобы потом не оправдываться, за то, что видела лишнее, вторгнувшись в чужое жильё.
Знакомый властный жест, надавливающий на подбородок, и я уже сама открываю рот и жадно ловлю губами горлышко, чтобы проглотить противную вязкую жидкость. И тут же млею, впадая в приятное оцепенение. Тело перестает трясти, спазмы стихают, и я могу протянуть расслабить ноги, до этого неестественно вывернутые из-за судорог.
А парень все еще стоит надо мной, и я до жути боюсь поднять глаза выше его голых колен, но и встать, чтобы смотреть ему в лицо еще не могу.
— Ты вернулась, совершенно не боясь, что убью? — над головой раздался его голос.
— Я думала, что уже коньки отбрасываю. А теперь — ты же не стал бы лечить меня, если собирался прибить?
Он хмыкнул и отошел. А я не удержалась и все же посмотрела ему в спину. Гибкий, загорелый, мускулистый. И всю эту красоту прячет под балахоном. Вот наши парни рисуются перед девчонками голыми торсами, новомодными майками в сеточку. А этот прячет.
Потому что Отверженный?
Снова он появился уже одетый в широкие бесформенные штаны и белую свободную рубашку на завязках.
— Если тебе лучше — уходи. Возьми запасной пузырек с собой и не возвращайся. Я не шучу!
Пузырек я взяла и перехватила парня за запястье.
— Подожди. Я не могу вернуться. Помоги мне попасть домой, пожалуйста?
Он отодвинулся.
— Ты не можешь остаться.
— Да, да, точно. Не могу. Тебя как звать?
— Ты не можешь остаться, не можешь находиться рядом со мной, не должна просить меня и не должна знать по имени. Я для тебя отщепенец. А теперь ползи к себе и забудь дорогу сюда.
Теперь, когда озноб и судороги отступили, он стал меня раздражать. Как же, уползу! Пока не получу то, что нужно, я отсюда не уйду.
— Я не просила провожать меня до общаги! Верни меня в МОЙ МИР!
Глава 2
Симбиоз и мимикрия
И парень застыл со странным выражением лица. Потом повертел в руках пустой пузырек из-под эликсира и покачал головой.
— Я не могу проснуться. Думала, что сплю, а утром все будет как обычно. Но вот утро, меня колбасит, и я не дома. А началось всё с тебя, с твоей норы. И будь так любезен, верни меня обратно.
— Айна…
— Я НЕ Айна! И не надо больше эликсира, — закончила фразу более спокойно, — я уже могу встать.
— Брэн.
— Что?
— Моё имя Брэн. Но даже если ты не Айна — это дело не изменит. Тебе нельзя находиться здесь, Приближенная, нельзя называть меня по имени. Лучше вообще не контактировать со мной.
Я осторожно по стенке поднялась и отряхнулась. Чувствовала себя намного лучше. Брэн, похоже, решил мне помочь, приглашающе махнул рукой к столу, большому, деревянному, очень добротному. И только когда мы сели друг напротив друга, заговорил:
— У нас ходят слухи о пришелицах, но их сразу отлавливают и казнят…
— Что?
— Тсс! Это я к тому, что тебе не стоит распространяться об этом.
— Ты отправь меня на место и я слова никому не скажу!
— Не могу.
— Что⁈
Он не шутил, не язвил, и вообще, выглядел очень серьезным.
— Процесс… переселения не изучен, спонтанен. И нет информации о возвращении пришелиц. Зато ведут строгий учет казней.
Я застонала:
— Пипе-ец… Но как-то же я попала сюда? Ты что-то сделал с ней, с Айной?
Брэн замялся.
— Её закоротило от электричества, — неохотно выдавил он.
— Вот! А в меня в моем мире ударила молния! И ведь я была уверена, что проскачу…
Мы понимающе посмотрели друг на друга.
— Слушай… А если меня еще раз ударить током? — предложила я лежащее на поверхности предложение.
— Исключено. Нет. Ты просто умрешь.
— Так ты же сам хотел меня убить, Брэн! А тут такая возможность!
— Я не могу.
— Что значит, не можешь?
— Мне запрещено касаться Приближенной. Если ты умрешь от моей руки — меня казнят.
— Так ты тупо пугал? — протянула я.
— Потому что и тебе нельзя приближаться к Отверженному. Такие правила. Если тебя заметят в моем обществе — ты потеряешь шанс на отбор к Сиятельному. Как отнесется твоя семья к потере такого шанса, скажи?
— Откуда я знаю? Это не моя семья! Я не Айна.
— А вот об этом забудь. Теперь ты Айна. Привыкай к новой жизни. И… держись от меня подальше, если не хочешь закончить ее в скором времени на площади Часовщиков, — ухмыльнулся Брэн, встал, подал мне руку и выпроводил за дверь, все же накинув на меня свой плащ. — Там уже собираются на завтрак. Не показывайся в таком виде.