Страница 4 из 68
— Ревматизм? Ревматизм? — спросила она с участием.
Он криво усмехнулся.
— А черную бузину вы пробовали? Не пробовали? А разве в прошлый раз я вам не советовала, когда вы приходили сюда из-за этого переселения! Нужно было меня послушаться. Да еще не поздно. Нарвите бузины, сколько сможете унести, а придете домой, обложите ею плечо и чем-нибудь завяжите, чтобы повязка держалась… Или на ночь, на ночь даже лучше. К утру полегчает, вот увидите. Бузина — всем лекарствам лекарство. Помните, господа начальники, перед ромашкой должно шляпу снять, а перед бузиной — на колени пасть!
Председатель запустил руку в нагрудный карман, где у него лежал протокол собрания районного народного комитета. В нем говорилось, что опять много жалоб на Катержину Кроупову. А еще там была рекомендация районного врача на перевоз Кроуповой в дом престарелых.
— Пани Кроупова, мы пришли по официальному делу…
— Проходите, проходите, — засмеялась она, — не стесняйтесь! — И, приподняв ветку, сама придержала ее, пока оба не очутились на дворе.
— Мы вам писали, — сказал секретарь, — вы получили наше письмо?
— Конечно, получила. А почтальона прогнала.
Секретарь вздохнул.
— Да вы оглянитесь вокруг, господа, — произнесла Терина с гордостью, — у меня все на воле, я никому жизнь не заедаю, — и она широко развела руками.
Секретарь с недовольным видом рассматривал кончики своих ботинок, а председатель глядел на собак, развалившихся на пороге, на тощих кур, на ящики от фруктов, на жестянки, на бутылки, на невероятное количество яичных скорлупок…
Председатель продолжал осматриваться и увидел траву среди соломы на крыше и бузину, упирающуюся в эту крышу. Он невольно улыбнулся, исполнившись вдруг веры в успех предприятия.
— Послушайте, ведь лазать на этот холм не так-то просто, — сказал он, — наверняка это стоит вам немалых усилий. Вот мы с секретарем как-никак моложе, а и то нам пришлось потрудиться…
— Да вам все труд, — сердито вырвалось у нее так, что собаки даже вздрогнули. — Ничего, ничего, — успокоила она их.
— А зимой опасно — поскользнетесь, сломаете ногу.
— И холодно тут, должно быть, — добавил секретарь, — уголь сюда не завезешь…
— А-а-а! — вскрикнула она, и собаки снова вздрогнули. — Правда, нам ведь не холодно здесь, правда? — обратилась она к собакам и потом снова повернулась к мужчинам: — До зимы нам еще далеко! Да и кто будет думать о зиме в начале лета? Посмотрите, какое оно чудесное! Вы бы послушали, как птицы поют поутру! Я на все и на всех гляжу, и никто меня не боится!
— А что, если нападет кто? — Секретарь попробовал пошутить.
— Я его пристукну, — ответила она.
— Пани Кроупова, — сказал председатель, и она вполне серьезно отозвалась:
— Что такое, господин начальник?
— Пани Кроупова, не можете вы здесь оставаться. Мы уже обсуждали на заседании народного комитета, писали вам… вот и секретарь приходил… Такая обстановка — не для человека. Уж если вы во что бы то ни стало хотите остаться в деревне, можно сделать так, чтобы деревня построила вам дом поприличнее. А пока они будут строить, вы какое-то время могли бы пожить в доме для престарелых. Временно, конечно. Тем более что вы больны, вас там полечат, и вы вернетесь в деревню, в новый…
— Но я здорова, — весело возразила она.
Секретарь покрутил головой.
— Вы больны, пани Кроупова, доктор говорит, вас то и дело видят на медпункте!
— Да, то и дело, — ответила она прямодушно, — потому что мне там нравится. Посижу, с людьми поговорю в зале ожидания, потом с врачом и медсестрой — эта словно ангелочек… Но если мне чего-то не хватает, так я забираюсь к себе и носа не кажу на улицу. А доктора мне вовек не надобны, я ото всех болезней сама избавляюсь.
— Люди также обращают внимание на то, — заметил обессилевший председатель, — что у вас здесь нет условий вымыться по-настоящему.
— Есть условия, почему нет? Захочу — насобираю полные плошки дождевой воды!
— Пани Кроупова, — председатель был уже здорово раздражен, — вы должны понять, жить здесь вам нельзя. Это неприлично. Район такое проживание не разрешает. Мы вам отстроим подходящее жилье. Дадим в подтверждение бумагу с печатью. Но вы должны временно переселиться…
— Никуда я не переселюсь! — отрезала она.
— Церемонимся тут с ней, — прошипел секретарь. Он вспомнил, сколько из-за старухи пришлось проделать работы в совете и на комиссии, с врачом и с деревенскими, а уж писанины-то, не приведи бог! И потом — это уже второй поход к ней.
— И чего мы с вами столько возимся, тетя, — в ярости произнес он, — бог ты мой, да вы только посмотрите на себя! На вас грязь шевелится!
— Вот приказ. — председатель протянул Кроуповой руку с документом.
Повернувшись к ним спиной, она высоко задрала юбку.
Когда же опустила ее, мужчин и след простыл. Она осталась одна со своими…
Собаки поняли, что она в них нуждается. Псы подходили к ней, один за другим, и Терина каждого брала на руки, гладила, пес спрыгивал на землю и освобождал место следующему. Прошло немало времени, пока она со всеми посовещалась. И теперь была абсолютно спокойна. Пройдя сквозь заросли, она позвала:
— Начальник!
Мужчины обернулись.
— А господь меня возьмет, — услышали они, — возьмет, и голову мне вычешут ангелы.
Она вышла на порог — теперь ее звали собаки.
В бузине стоял дрожащий ребенок.
— Тихо, — прикрикнула она на собак, — вы что, не видите, ведь это ребенок!
— Не бойся, они тебя не тронут… вот этот рыжий — очень хороший. Подойди, погладь его! Адольфик, поди сюда!
Адольфик подполз к ребенку. Оба дрожали.
— Как тебя звать-то?
— Руженка, — с трудом выговорила девочка.
— Руженка, — нараспев повторила Терина. — Руженка… я тебе что-то дам, Руженка.
Вскоре она вернулась, спрятав руки за спину. Девчушка таращилась на плетеную корзину с большой ручкой. Прутики посерели от времени.
— Сюда насобираешь цветов, Руженка, — Терина сорвала горсть ромашек и растопырила узловатые пальцы, — так… а еще бузину, понюхай… ха-ха, у тебя желтый нос! Вот бы еще сюда пион или розу, сорви себе внизу. В деревне — там розы свисают с забора, а что висит через забор, то каждый может взять. А как наберешь полную корзинку, станешь цветочки разбрасывать вокруг себя да приговаривать: «Руженка, королева всех цветов!».
— Руженка! — раздался резкий голос. — Ты где спряталась?
— Да вы не беспокойтесь, — сказала Терина, — это ваша дочка?
— Моя, — ответила женщина безрадостно. — Да вы что, не узнаете меня, тетя, я жена Слабого… Он работает на водоотводе.
— И мне казалось, вроде я должна тебя знать, — улыбнулась Терина, — давно не видела. Большая! — показала она пальцем на девочку.
— Что толку, большая-то большая, а ума маловато.
Терина отрицательно покрутила головой.
— Ни на минуту нельзя оставить одну.
— А вы не пробовали свести ее к доктору? — спросила Терина.
— Водили, теперь всю жизнь к нему будем ходить…
Терина опустила в корзину еще одну горсть ромашек. Озабоченно взглянула на небо.
— Беги с мамой домой, Руженка. Глянь, какие тучи. Гроза начнется.
Девочка поставила корзинку на землю.
— Возьми ее себе, Руженка, — улыбнулась Терина, — нарвешь в нее цветов, я тебе дарю ее насовсем…
Небо перестало поливать землю водой, и в воздухе посвежело.
Терина возвращалась домой и заранее радовалась тому, как ее встретят собаки. Отличное мясо дала ей продавщица, отличное…
На кустах шиповника сверкали дождевые капли.
— Ну и красота! — ахнула Терина.
Дорога была хорошая, а на холме трава так разбухла от воды, что очень скоро у старухи зачавкало в башмаках.
Ничего, что с пиршеством придется обождать. Забравшись на кучу камней, она разулась.
Когда-то здесь, у подножия, простирались поля; теперь от них — только кучи камней в траве.