Страница 3 из 9
— А мы оказались там случайно. И только благодаря тому, что один из нас побежал в туалет, а второй спал в дальнем углу на диване, жертв нет, — задумчиво, произнёс Гусько. — Как-то, не рассчитали душманы.
— Предлагаю всё это рассказать Араратовичу и Хрекову. Ну и про Полякова не забыть, — сказал я.
— Да зачем это нужно⁈ — махнул Савельевич. — Потом будет особист вызывать к себе на допросы. Бажаняну скажем и достаточно.
— Евгений Савельевич, вы не правы, — решил я не соглашаться с замполитом. — Кто знает, может на базе есть те, кто сливает информацию.
— Серый, тебя шандарахнуло сегодня что ли? Естественно, на базе есть те, кто стучит душманам. Среди афганцев их немерено, — продолжил гнуть свою линию замполит.
— Плюс, охраной периметра базы и подступов занимаются они, — почесал подбородок Гнетов.
— Вот именно. Так, что давай вы не будете пороть горячку, и спокойно отдадим этот случай на рассмотрение Араратовичу, — кивнул Гусько.
— Савелич, мы всё равно расскажем. Сначала Бажаняну, а потом и особисту. Иначе наш комиссар особого отдела будет иметь виды на нас всех. Он уже Гаврюка и Родина держит на карандаше, — сказал Гнетов, на что Гусько попробовал что-то возразить. — Это не обсуждается, Евгений Савельевич.
Разочарованный тем, что придётся согласиться с мнением большинства, Гусько откинул голову назад и прикрыл глаза.
Следующий день мы провели в различных допросах, разборах завалов в комнате отдыха на КДП и помощи своим однополчанам в наведении порядка. Полёты, само собой, пока были приостановлены, а в Шинданд прибыло большое начальство во главе с самим командующим 40й армией, или по-другому ограниченным контингентом советских войск в Афганистане, генерал-лейтенантом Ткачом Борисом Ивановичем.
Темноволосый, тучный и очень дотошный человек. Основной упор он делал на обустройство частей в Афганистане.
— Я много раз говорил, и буду говорить! — ругался Ткач, проходя по разбитым дорогам в жилом городке и указывая на недостроенные модули. — Солдата нужно одеть, обуть, накормить и только потом требовать. Что вам неясно, товарищ начальник тыла?
Стоявший рядом с ним огромного размера полковник, похожий на разбухшую мочалку, кивнул и продолжил рассказывать очередные «сказки» о большой работе тыла.
— Ты мне прекрати это! Я генералу Хрекову верю, — сказал Ткач, пройдя мимо нас, когда вкапывали очередной частокол из бомботары. — Кто такие? — спросил Ткач у Гусько.
— 236й истребительный полк из Осмона, товарищ командующий, — выпрямился Савельевич. — Майор Гусько, заместитель командира по политической части.
— Замполит-строитель? Всё видел, но такое впервые, — сказал Ткач. — Лётчик?
— Так точно.
Взгляд у командующего был таким, что он сейчас готов был вырвать из рук Гусько молоток и отдать его тыловику.
— У нас лётчиков много, да полковник? Живее здесь нужно строить всё и людей заселять, — пригрозил пальцем генерал, и делегация пошла дальше.
— А пойдёмте, товарищ генерал в столовую. Я вам и покажу, что жалобы были преувеличением, — весело предложил тыловик.
Как я понял, ничего у нас в питании не поменяется. Сейчас генерала покормят, как в ресторане «Метрополь» и скажут, что так кормят всех. Борису Ивановичу бы пообщаться с солдатами, которые выживают здесь.
Вечером следующего дня, когда уже было достаточно позднее время для бесед, к нам пришёл сам Хреков в сопровождении Бажаняна и командира штурмовиков. Чтобы все были в курсе, к нам набились в палатку вертолётчики и лётчики Су-25х. Генерал хотел переговорить со всеми сразу, чтобы не было сарафанного радио. Вместить такое количество народа было очень тяжело, поэтому пришлось задействовать и второй ярус кроватей.
— Так, циркачи, по итогам предварительного разбирательства сделали вывод, что имела место быть диверсия. Толковая и очень результативная, как показали итоги осмотра аэродрома, — подытожил генерал, присаживаясь на табуретку, но его резко остановил Гусько.
— Нет! Это очень хрупкий стул, — сказал Савельевич, выдирая из-под задницы генерала табурет. — Вот этот будет более надёжный, — предложил он стоявший рядом.
— А с чего он решил, что этот выдержит? С него вчера Гнетов шандарахнулся, — шепнул мне на ухо Марк.
— Сложно починить? Или образование не позволяет? — грубо сказал генерал, на что Гусько ответить было нечего. — Теперь по тебе, Григорий Максимович. Сегодня мы послушали ваше донесение. Сразу скажу, что бред полнейший и не соответствующий мыслям командования.
— Разрешите уточнить… — поднялся со своего места Гнётов, но генерал не дал ему продолжить.
— Не разрешаю, но уточню. Какой к чёрту предатель? В каких рядах? Вы уверены, что этот покойный афганский товарищ именно это сказал? — спросил Хреков, и я встал со своего места.
Слово, которое я не смог сразу перевести, означало предатель. Афганец намекал, что предатель среди нас — советских. Своего бы предателя он назвал шайтаном и добавил что-то из Корана.
— Товарищ генерал, я отчётливо слышал всё, что говорил этот афганец. Переводил тоже я…
— Ну, вот и два балла тебе за перевод! — крикнул Хреков, показывая мне жестом, чтобы я сел. — Забудьте этот бред на смертном одре. Теперь к делу.
Генерал рассказал, что под афганскими самолётами были установлены мины с часовым механизмом. В назначенное время они начали взрываться. Одновременно с этим заработали установки РСЗО.
— Откуда-то у этих ребят появились реактивные установки Тип-63 на УАЗах или просто на колёсной базе, — сказал Хреков, покачиваясь на стуле.
Этот момент вызывал уже обеспокоенность. Не так страшны Тип-63, как гнев Хрекова, если он сейчас свалится со стула.
— Били очень кучно. Работа расчётов была очень быстрой. Где их так натаскали догадаться несложно, — сказал генерал, и очень сильно отклонился назад.
Стул слегка хрустнул, но Хреков продолжал говорить, не обращая на это внимание. Лицо Гусько было бледным от волнения. Савельевич уже был на самом краю гибели. Не представляю, за счёт чего сейчас держится этот стул. Кто-то попробовал перебить генерала, чтобы предупредить о нарушении целостности стула. Хреков был непреклонен. Он продолжал рассказывать.