Клятва на пламени

– И куда же мне тащиться? – негромко поинтересовался Киран.

– В Вересдол, – поспешно ответил Дан.

Талон с мрачным видом кивнул.

– Да. Там ваша девица. А брат ваш очень сердит.

– Он всегда сердит, – сказал Киран и зашагал к двери. – Сперва завернем в город.

– Лорд Астер! Нужно ехать прямо сейчас!

– Нет, – возразил Киран. – Прямо сейчас мне нужен новый плащ.

2.

Сильвина плохо себе представляла, на что ее обрекли родители, когда оставили за главную. Прежде обе дочери воеводы до дел не допускались, да и не интересовались ими. Каждый раз оказываясь в центре внимания деревенских, Сильвина страшно робела, а работники вовсе не стремились обращаться к ней за помощью. И вот, спустя три дня после отъезда Велены, в дом Велимира заявился Паним – один из самых зажиточных местных крестьян – и вызвал Сильвину для важного разговора.

Она никогда не любила этого человека. Было в нем что-то отталкивающее, почти пугающее. Прежде он только поглядывал на нее, как сытый кот смотрит на мышку, но не пытался с ней заговорить. Теперь он смотрел на нее с выражением такого снисходительного превосходства, что у нее холодок по спине бежал.

С самого детства Сильвина побаивалась всех мужчин. Братьев у нее не было, отец скупился на добрые слова, и каждый работник в отцовском окружении казался ей суровым. Просьбу Панима она выслушала с плохо скрываемым волнением. По словам гостя, Велимир обещал снабдить его зерном для посева. И раз уж воевода в отъезде, Паним решил напомнить об обещании старшей дочери хозяина.

– Хорошо, берите, – поспешно ответила Сильвина, когда он закончил речь. – Все, что обещал отец.

Отчасти она хотела избавиться от гостя, который вел себя несколько самодовольно, отчасти просто не знала, как поступить. В итоге Паним опустошил господский амбар и, довольный глупостью молодой дурочки, отправился восвояси.

– Ничего твой отец этому пустомеле не обещал, – холодно сказала ключница, когда о поступке Сильвины узнали в доме. – Ты сильно сглупила.

Ключница, суровая пожилая женщина, всегда одетая в черное, жила в поместье Велимира много лет. Она управляла работниками в доме, следила за припасами, и только у нее Сильвина осмеливалась просить совета.

После визита Панима крестьяне в деревне с недовольством поглядывали на непутевую дочь хозяина, а Сильвина упрямо делала вид, что не замечает этого. Потихоньку она бралась за домашние дела, но ее просьбы исполнялись неохотно. Один раз она даже услышала, как кто-то из работников обронил:

– Кто ж захочет подчиняться проклятой девке.

Это замечание было как предательский толчок в спину, но Сильвина вновь ничего не предприняла.

Шли дни, а от родителей все не было вестей. Весна не успела заявить о себе, как вдруг налетел снежный вихрь – предвестник вернувшихся холодов. Поля вымерзли так, что ранние посевы Панима не взошли, и эта беда малость поумерила его самодовольство. Зима выдалась трудная, а теперь люди готовились к непростой и голодной весне. К Сильвине теперь наперебой обращались с просьбами, и все чаще она видела недовольство в лицах своих визитеров. Одна лишь ключница могла осадить негодующих крестьян.

С голодом и холодом шутки были плохи. Сильвина совсем отчаялась и написала письмо родителям с просьбой помочь, но ответа не получила. Девушка совсем потеряла покой. Ну какая из нее хозяйка дома! Матушка всегда называла ее косоручкой, которая не умела ни шить, ни печь. Вот у Велены все чудесно получалось, а старшая то и дело попадала в неприятности. Не зря в народе ее кликали «проклятой девкой». С самого детства родные заставляли Сильвину носить всевозможные обереги, но и они не шибко помогали. О девушке шла дурная слава, хотя Сильвина и не понимала до конца, чем такое заслужила.

Прежде суеверные крестьяне предпочитали с Сильвиной не встречаться, а когда говорили с ней, часто касались мешочка с рябиной, которую в здешних краях многие деревенские носили на груди. Глупый страх перешел и к детям. Как-то раз, когда Сильвина следила за разгрузкой обоза с привезенной едой, к ней подошел ребенок лет шести и принялся с интересом ее разглядывать. Сильвина, занятая мысленными подсчетами денег и товаров, не сразу заметила мальчика. Когда она наконец обратила на него внимание, он тихо сказал:

– Здравствуйте.

– Здравствуй, – с улыбкой ответила она.

– А что вы делаете?

Ей понравился такой искренний интерес. Она вынула из сумки холщовый мешочек с кусочками сушеного яблока, которым собиралась перекусить позже, и протянула ребенку.

– Вот, держи. А я тут бочки считаю.

Мальчик несмело поднял обе руки и принял угощение в ладони. На мгновенье он уставился Сильвине в глаза, потом развернулся и со всех ног бросился к толпе мальчишек, которые играли на другой стороне улицы.

– Я посмотрел ведьме в глаза! Я посмотрел!

В его голосе мешались гордость и страх. Сильвина застыла с разинутым ртом, не зная то ли плакать, то ли смеяться.

Одна из крестьянок, ставшая свидетельницей этой нелепой сцены, преградила дорогу мальчику и шлепнула его пониже спины.

– Ты что такое болтаешь! Совсем страх потерял.

Сильвина поспешно приблизилась, и крестьянка испуганно посмотрела на нее.

– Вы его извините… – затараторила она, смешно раздувая ноздри. – Глупый еще…

– Ничего страшного, – неестественно звонким голосом отозвалась Сильвина. – Они же играют.

Она видела, как пальцы крестьянки скользнули за пазуху, и готова была поставить все добро в сегодняшнем обозе на то, что эта женщина не руки грела, а нашаривала оберег с рябиной.

В очередное студеное утро Сильвина поняла, что пришло время решительных мер. Она позвала ключницу и велела ей отпереть комнату родителей. В эту спальню и Сильвина, и Велена заглядывали редко, на то был родительский запрет, но сейчас выбирать не приходилось.

– Открой его, – попросила она ключницу и кивнула на тяжелый кованный сундук, в котором родители хранили все самое ценное.

Он доходил Сильвине до пояса, но, когда ключница подняла крышку, стало ясно, что сундук наполовину пуст. Там были какие-то бумаги, свитки и книги, несколько шелковых отрезов, но ничего стоящего.

– Что ты ищешь? – спросила ключница, когда устала наблюдать за тем, как Сильвина лихорадочно роется в этом мусоре.

– Ларец с драгоценностями.

– Так забрала его твоя матушка.

От неожиданности Сильвина села там, где стояла. Мысль о том, что придется съездить в город и заложить камни, которые ей завещала покойная мать, преследовала Сильвину уже несколько дней. Самоцветы Таяна получила в качестве подарка на помолвку, и лишь они остались напоминанием о ее первом муже и родном отце Сильвины.

Отчим никогда не претендовал на эти украшения, и Сильвина привыкла считать их своими, хотя и не надеялась увидеть драгоценности в собственной шкатулке до замужества. Этим утром она наконец собралась с духом и решила заложить хотя бы часть драгоценностей, однако теперь и эта возможность справиться с охватившим деревню голодом растворилась.

– И денег у тебя почти не осталось, – безжалостно прибавила ключница. – Пиши отцу, пока все не стало плохо.

Сильвина не разделяла уверенность в том, что получит долгожданный ответ на еще одно письмо, но все же написала и отправила послание Велимиру. В тот же день она снова пошла проверить, как выполнялись ее поручения. Даже недовольные взгляды работников и брошенные в спину резкие слова ее не смущали.

В следующие недели домой она возвращалась только ночевать. С рассвета Сильвина отправлялась следить за работой в полях, потом проверяла, как идут дела в деревне. Ее жгла мысль о том, что она подвела родителей своим неумелым управлением, но очень скоро это чувство было вытеснено беспокойством о людях вокруг. Прежде она не сталкивалась так близко с бедностью, и тяжелая жизнь некоторых крестьян, даже тех, что не были работниками отца, поразила ее до глубины души. Она раздала свои одеяла, плащи и платья тем, кто страдал от капризов погоды, а потом открыла кладовые и начала делиться остатками провизии. Ключница велела молодой хозяйке образумиться, пока дом не растащили по бревнышку. Сильвина подумала над этим советом и взяла под свою опеку маленьких детей, которым было разрешено гурьбой заваливаться в дом воеводы, в то время как их родители трудились в полях.