Страница 19 из 21
Не могу вспомнить, когда я познакомился с я ним. У меня было ощущение, что я знал его, в то краткое время, когда работал на заводе заканчивая десятый класс. Там был какой-то парень похожий на него. Черный, с ослепительной улыбкой, напоминавший испанца и японца одновременно. Он что-то врал, помнится, как в деревне объезжал лошадь с помощью двух вилок, одну держа у холки, чтобы лошадь не вставала на дыбы, другую над крупом, чтобы не брыкалась! Весьма изобретательно с литературной точки зрения. Я слушал, не верил, но врать не мешал. Я и не рассказывал, что каждую субботу и каждое воскресенье бегу в конюшню, и что для меня кони часть судьбы. Что мое пребывание там, можно объяснить только величайшим милосердием тренера, который говорит. «Ничего, ничего. Сейчас определишься с институтом ,а там посмотрим! Пока держи форму. Ты как бы у меня сохраняешься в резерве или в консерве…» Он очень смеялся, когда я рассказал ему про вилки: «Ну ,скажем ,я бы мог пожертвовать твоему другу две вилки , столового серебра. Даже! Но вот на гроб ему у меня денег не хватит!» Я об этом будущему дон Жуану не говорил, что позволяло сохранять хорошие отношения. Потом он исчез Говорили – подсел. Для завода – дело самое обычное. Из подростков, что стояли за соседними с моим станками, треть уже побывала в колониях и тюрьмах, а треть состояла на учете или под судом. Одним словом известие о том, что он подсел, особого резонанса в той заводской среде не вызвало. ( тем сильнее хотелось оттуда вырваться и уйти в институт, в другую жизнь.) От моего знакомого в памяти осталось в памяти только имя…
А вот в другой жизни, года через три отношение к происшедшему было совсем другим.
Компания была студенческая, в основном, из хороших мальчиков и девочек, чувствовавших себя достаточно серьезно, как бы сейчас сказали – перспективно.
И вот тут—то в прокуренной и комнате, длинной как чулок и узкой как вагонное купе, я его встретил. До сих пор могу ответить – тот ли это был человек с завода или другой. Но встретились мы как давние знакомые Я потом замечал, что подобное чувство испытывал я не один… Вероятно, и у других возникало ощущение, что ты его знаешь давным – давно. А он только ослепительно улыбался в ответ. Он вообще, в компании говорил мало, только улыбался, да обжигал черными азиатскими глазами.
Мне, разумеется, шепотом рассказали историю» этого мальчика», у которого чуть ли не в десятом классе была любовь. А родители девочки вмешались и посадили его по 117. Статье УК.
Находясь в зоне, он написал обо всем знаменитой тогда журналистке и педагогу одновременно. Она развернула целую компанию, подняла на страницах молодежного журнала дискуссию, время шло такое – социалистический гуманизм – все друг другу на помощь бросались , особенно, когда это совсем не требовалось, и советская общественность добилась его досрочного освобождения и снятия судимости.
Прекрасное время, замечательные люди. Но совершался невольный грех.. Мы думали тогда, что всего можно добиться, если сильно захотеть. А ведь это искушение! Победа без молитвы – подарок сатаны. Вообще всякая безаппеляционность суждений, уверенность в своей правоте, без тени сомнения – это от него. И он стоял за спиною у литературной дамы и у моего приятеля.
Человек, вообще, находится под обаянием стереотипов своего времени, их взывает литература, кино, телевидение. Когда то кажется Золя сказал страшную фразу:» Мы не копируем мир, мы населяем его.»
Так вот следуя стереотипу, выйдя из тюрьмы, мой приятель «невинно оклеветанный безжалостными родителями девочки, исковеркавшими их любовь», женился на дочери литературной дамы, с ее подачи поступил в институт на вечерний факультет… Вот тут и началось.
Он не был бездельником, он не был бездарностью… Но его сжигал другой талант. Скажите, разве можно представить себе дон Жуана, который бы спокойно тянул армейскую лямку, или был хозяином поместья, был бы мореплавателем или плотником… Никогда! У него на работу не хватило бы ни времени, ни интереса…Он самой природой, самой мозаикой генов и, разумеется воспитанием и полным атеизмом, ориентирован на другое.
Пошляк сразу подумает – на секс и разврат! Ничего подобного. Таких то страдальцев наш взбесившийся век плодит в геометрической прогрессии ежедневно.
Дон Жуан не развратник, и никакими особыми сексуальными дарованиями не наделен. В нем другая всепобеждающая и всесокрушающая одаренность. И открылась, со временем, она в моем приятеле. Когда у него рухнула первая семья, когда он очень скучал по оставленной там дочке. Когда посыпались со скоростью монет из сломанного игрового автомата романы, романчики, случайные связи, знакомства....
Когда, наконец, кто с завистью, кто с удивлением, в многочисленном круге его знакомых не отметил, что, пожалуй, нет женщины, способной, так сказать, против него устоять…
Я помню как судачили наш общие приятели, рассуждая, как это ему удается, какие такие волшебные слова или приворотные зелья он знает. Поражался этому и я, хотя встречался о ним от случая к случаю и достаточно редко, больше зная о его победах от общих знакомых.
Надо сказать, что сам он никогда, никому, ничего не рассказывал! Просто можно было вдруг у него дома обнаружить письмо от известной поэтессы, брошенное на столе, или используемое как бумагу для записи телефонов.
– Разве ты ее знаешь?
– Да она тут у меня ночевала позавчера.
– И давно ты с ней знаком?
– Дня три,…– отвечал он без всякого интереса.
Постоянно он был нищим и безработным. Его куда-то устраивали, где-то он непродолжительно служил, но потом опять оказывался и без денег и без места. Он постоянно говорил о каких-то своих статьях, публикациях, но становилось совершенно очевидно, что никаких публикаций не предвидится, поскольку никакие статьи не будут написаны никогда.. Хотя, повторяю, он был не бездарен.Ему просто некогда.
И вот я решил, по мучительному своему свойству, разбираться в механике человеческой драмы, рассмотреть как же это у него так получается, что женщины самых разных возрастов, положения, от твердокаменных обкомовских дам, до бескорыстных шлюх из рабочих общежитий, от выдающихся актрис, балерин, художниц, ученых до посудомоек и буфетчиц, красавиц, дурнушек, так себе, и просто уродин (включая медицинских инвалидов, я помню девушку без ноги и одну с обожженным лицом,) буквально, осаждают его.
Затаившись, я пронаблюдал за ним весь вечер в одной компании. Он не стремился быть в центре внимания, да и, скорее всего не мог, но, сидя в углу, принимал живейшее участие во воем что происходило: слушал, поворачиваясь от собеседника к собеседнику… Вруг о в нем что-то сделалось. Вошла какая-то женщина .И все вокруг него выключилось. Теперь существовала только она одна. И она не могла этого не почувствовать
С удивлением я увидел, что он безумно влюблен, что кроме этой женщины для него в комнате теперь не существует никого. Что тут было? Самогипноз, система Станиславского? Какая-то психическая аномалия? Не ведаю. Но женщина тонула в его безудержной любви. Вот в этом и был талант дон Жуана. Он без памяти влюблялся во всех!
Но после обладания начиналась вторая серия романа. Насколько я помню, он с такой же стремительностью охладевал к той, которая только что была для него светом в окошке, единственной и неповторимой. Начинались мучительные дни прекращения отношений. А это гораздо тяжелее, чем все предыдущее. Для большинства женщин ,всякая связь – это уже перспектива. Они уже спланировали ,если не всю ближайшую жизнь, то хоть ближайшие дни. Наш дон Жуан не оставлял им этого. Развязки наступали обыденно и скучно. С некоторыми романы тянулись попродолжительнее, но это происходило усилиями женщин. Это они продлевали агонию отношений.
Они предпринимали отчаянные попытки, будучи не в силах поверить, что вся та безграничная любовь и страсть, обрушившаяся на них так внезапно, столь же внезапно и прекратились. Они, собственно, начинали бороться за него не от любви, скорее всего она не успевала возникнуть, а от растерянности и удивления. Поэтому большинство их одиноких монологов начинались со слов : «Как же так?» Этим они досаждали дон Жуану, они доводили до предынфарктного состояния, пожалуй самое страдающее существо , его мать. Она, конечно же видела сына совсем не таким, каким он был на самом деле. Конечно, обвиняла во всем других, и мечтала об обыкновенном житейском устройстве для своего сына в быту и в семье. Из за нее несколько романов длились дольше обычного, в тех случаях ,когда девицы и дамы успевали подружиться с мамой. Тогда дон Жуан уходил из дома ,а они его ждали… Правда, ни одной не хватило терпения превратиться в Сольвейг.