Страница 42 из 58
Он сумел настичь иракского премьера на выходе и позвал его по имени.
— Аль-Джаафари!
Охрана напряглась…
Премьер остановился, наткнувшись на ищущий взгляд из-под толстых очков.
— Спросите его, что он хочет? — приказал премьер.
— Что ты хочешь? — перевел, словно выстрелил, двухметровый охранник-секретарь Аль-Джаафари.
Слон полез в нагрудный карман. Охрана тотчас сомкнула свои ряды вокруг премьера.
— Relax! — приказал политинформатор. — We are in Moskow![9]
Стон достал из кармана купюру в сто динар и протянул ее премьеру.
— Why?![10] — удивился Аль-Джаафари.
Передайте, что это новые деньги, — с волнением произнес Слон. — Я сам их сделал. Я готов подарить их Ираку!
Премьер взял в руки купюру.
Он сразу все понял.
Он понял, что это понравится президенту.
— У меня есть вся денежная линейка! — уточнил Слон. — И металл тоже! Саддам будет просто счастлив!
— Назначьте ему завтра встречу на десять, — приказал секретарю премьер.
— Можно в одиннадцать?
Секретарь-телохранитель напрягся.
— О'кей, — улыбнулся Аль-Джаафари. — В одиннадцать…
Слон никак не мог в десять, так как в девять он забирал из роддома свою новорожденную дочку. Жена бы ему никогда не простила… И так живут в напряге…
За несколько минут до одиннадцати он стоял со своим переводчиком возле дверей переговорного зала. В крепко сжатой руке Слон сжимал ручку здоровенного портфеля.
— Опаздывают! — волновался переводчик.
— Придут, — успокаивал Слон, хотя сам волновался не меньше.
— Они пришли в половине двенадцатого… Сели в зале друг против друга, как на официальных переговорах.
— Можно посмотреть? — попросил Аль-Джаафари.
— Можно, — посмотрел на своего переводчика Слон. — Только я хочу, чтобы все, что я сделал, было официально оформлено, как дар!
— Как дар правительства СССР? — уточнил иракский посол.
— Нет, как мой личный!
Аль-Джаафари хмыкнул. Это было необычно…
— Вы мусульманин? — поинтересовался.
— Что вы! — улыбнулся в ответ Слон. — Я — атеист. Вот у меня дочка родилась неделю назад. Жена настаивает, чтобы покрестили, а я вот сомневаюсь…
— Желаю вам мальчика! — чувствовал себя совсем расслабленным премьер. Хотел было добавить — «мусульманина», но шутить не стал.
— Спасибо, — прижал руки к сердцу Слон.
— Мы воспримем ваш дар как ваш личный дар! — пообещал глава иракского правительства.
Спасибо… — на некоторое время в переговорном зале зависла сигарным дымом пауза. — Ах, да! — спохватился Слон и щелкнул замками портфеля. — Вот!..
Он стал метать на стол пачки с деньгами, мешочки с монетами, приговаривая: «Это для этой провинции, это для другой»…
Премьер с нескрываемым интересом глядел на этого полуслепого русского.
Аль-Джаафари брал в руки каждую предложенную купюру, просматривал ее на свет, обнаруживая на сотенных «водяного» Хусейна, на более мелких дензнаках увидел свою физиономию, а также и других политических деятелей узнавал.
Почти детская радость охватила сердце премьера. Он улыбался широко и прекрасно. Таким его никто и никогда не видел.
«Ах, как это понравится Саддаму!» — радовался премьер. Он вспоминал национальные деньги, напоминающие конфетные фантики, рвущиеся от любого неловкого движения.
— А это что? — поинтересовался Аль-Джаафари, указывая на тоненькую полоску фольги, делящую купюру пополам.
— Это мое ноу-хау! — покраснел от смущения Слон. — Эти деньги невозможно подделать! Это металлическая полоска толщиною в одну десятую микрона!..
— Беллиссимо! — почему-то по-итальянски вскричал премьер.
Переводчик Алик Роверман, нанятый Слоном за сотню, чувствовал себя в самом центре исторических свершений. После переговоров его будет тошнить от волнений целых два часа.
— Мои деньги очень дешевы в производстве! — уточнял Слон. — В металлических эквивалентах используются сплавы, которые можно произвести только на профессионально поставленном производстве. Сами сплавы в пять раз дешевле их покупательной способности!
— Невероятно! — вскрикивал премьер. — Это поистине революционно!..
После лекции о деньгах Слон приступил к передаче клише, форм и толстенных тетрадей, в которых был описан весь технологический процесс.
В переговорном зале царила торжественная атмосфера.
— Может быть, вы все-таки что-нибудь хотите? — доверительно предложил в самое ухо Джаафари.
Слон вновь густо покраснел и почти промямлил:
— Если… Если, конечно, руководство Ирака… Если вы сочтете, что я достоин какой-нибудь на грады…
— О чем речь! — воскликнул премьер. — Да что же вы такой скромный! Конечно!..
Слон почти плакал.
Перед окончанием встречи он поделился с секретарем-телохранителем своими паспортными данными и фактическим местом проживания…
Почти через три года Слона оторвали от серьезной работы, вызвав в КГБ.
Он сидел перед каким-то улыбчивым человеком в светском костюме и скучал, торопясь вернуться в свою мастерскую.
— Какими государственными секретами владеете? — поинтересовался собеседник.
— Никакими.
— Вот и я понимаю, что никакими…
— Простите, — поинтересовался Слон. — А зачем вы меня?..
— Да хрен его знает! — признался комитетчик. — Приказали! Мы вас проверяли, но ничего не нашли!.. Нас тут самих проверяют…
— А чего проверяли? — удивился Слон.
— А чего вам вручают высшую награду Ирака?
— Мне?!!
— Вам… — комитетчик старался разглядеть фальшь в выраженной Слоном эмоции, но таковой не находил. — А вы что, не знали?..
— Да понятия не имею! — здесь Слон понял, что Аль-Джаафари его не забыл. — Пару лет назад я случайно познакомился на конференции с премьером Ирака… Просто поболтали…
— Да… Поболтали… — повторил комитетчик. — А теперь высшая награда страны… Странные они, эти нефтяные чурки!
— Странные, — подтвердил Слон.
— У вас костюм есть? — поинтересовался секретных дел мастер.
— А что?
— Десятого числа сего месяца вы должны прибыть в посольство Ирака для получения высшей награды страны ордена Двуречья!.. Во, бля!..
— Понял, — подтвердил Слон.
Через неделю к лацкану его пиджака в крупную арбузную полоску, который он привез еще из Запорожья, прикрепили высшую награду. Сыграли гимны, сказали слова и пошли торжественно отмечать.
В середине обеда посол на ухо Слону прошептал, что деньги запускаются в обращение через полгода и что Саддам Хусейн предлагает великому русскому изобретателю иракское гражданство.
— Большое спасибо! — поблагодарил посла Слон. — Я подумаю…
— У нас много нефти, — зачем-то добавил посол.
— А у меня ее совсем нет, — зачем-то уточнил Слон.
На том банкет был окончен.
Через неделю после праздничного события жена Слона с особым напором склоняла мужа снести награду в ломбард, так как жрать нечего!
— Не могу, — отмахивался Слон, — Это же награда…
— А чем я Нинку кормить буду! Наградой твоей?! Тунеядец! Скотина!!!
— Она вырастет и будет гордиться отцом!
— Она вырастет проституткой и проклянет тебя! — завизжала женщина.
— Зачем ты так…
В последнее время они часто ссорились.
Его жена — женщина из Саратова, старше Слона на восемь лет, оказалась особой нервического склада, отягощенной больной щитовидной железой. По поводу и без повода она могла за мгновение единое прийти в бешенство и сотворить какую-нибудь мерзость.
Слон не понимал, зачем прожил с нею семь лет. Иногда он спрашивал себя об этом, но вопрос сей был настолько вялым, что оставался всегда без ответа.
Он называл ее по имени-отчеству — Кристиной Егоровной, дабы сохранять дистанцию между двумя полярными душами, но Кристина Егоровна частенько дистанцию нарушала и пыталась бивать своего молодого мужа чем под руку придется. Ей нравилось кидаться разными предметами, и точность ее поражала. На затылке у Слона имелись две шитых раны от точного попадания сервизной чашки, о рубцы которых всегда задевала расческа.
9
Расслабьтесь! Мы в Москве! (англ.)
10
И что?! (англ.)