Страница 8 из 13
Только сейчас я замечаю толпу детей, облепивших меня со всех сторон. А на моих ногах сидит девушка в красном пальто. Она трет лицо длинными пальцами с французским маникюром. Даже в этой нервной ситуации я замечаю детали.
– О Боже! – приговаривает она. – Как же это? Как же это? Настенька, как же это?
– Может быть, слезете с моих ног? – спрашиваю ее.
Приглядываюсь: где-то я ее уже видел. Кажется знакомым это лицо и сладкий запах.
– Что? – девушка смотрит на меня непонимающим взглядом. Ее глаза окружены черными разводами, губная помада размазалась, поэтому рот кажется кровавой раной. Невольно передергиваю плечами: жуть просто. – Ой, да! Конечно.
Она пытается встать, но заваливается набок. Дети подхватывают ее под руки,
– Регина Викторовна, мы не хот-е-е-е-ли, – дружный вой бьет по ушам и на секунду оглушает меня.
Я смотрю на Настю.
– Ты как? Пришла в себя? – спрашиваю племянницу, пытаясь разжать ее руки.
– Я хочу домой, дядя, – шепчет она и намертво вцепляется пальцами.
Встаю, прижимая Настю к себе, поворачиваюсь и столбенею. Откуда в классе столько народу? Когда я прибежал сюда, здесь была только кучка детей. А сейчас толпа. Откидываю всех взглядом. Ученики, взрослые люди, охранник и даже женщина в белом халате смотрят сейчас на меня.
– Я забираю Настю, – говорю резко и направляюсь к двери.
Девушка в красном пальто мгновенно оказывается рядом. Она раскидывает руки и закрывает проход.
– Нет, нельзя!
– Мне, – делаю паузу и смотрю незнакомке в глаза. Где-то я ее уже видел, но где? И этот запах…. – Мне, можно! И смените наконец свои духи!
Вперёд выходит маленькая женщина с высокомерным лицом.
– Вы не можете увести ребёнка. Нам нужно разобраться в ситуации.
– Вот как? – чувствую, как адреналин, до этой минуты руководивший моими действиями, уступает место злости. – Разбираться мы обязательно будем, но не здесь и не сейчас. Насте нужен покой.
Говоря это, я толкаю женщину пальцем в плечо. Мне она кажется гномицей со старушечьим лицом, вставшей на пути у великана. Ее макушка едва застаёт до моего плеча.
– Но…
– С дороги, иначе…, – наклоняюсь к ней, – я выброшу вас из этого окна.
– Грубиян! – несётся вслед. – Как ты смеешь! – гномица поворачивается к охраннику и приказывает: – Иван Тимофеевич, вызывайте полицию!
– Ты все записал? – ловлю краем глаза мальчишку с телефоном.
– Ага.
– Отлично. Заберу его на время!
Вырываю из пальцев мобильник и шагаю к выходу, больше не встретив препятствий.
– Полицию хотите? Будет вам полиция! – бурчу, спускаясь по лестнице.
На улице останавливаюсь. Байк кто-то заботливо поднял и поставил в ячейку для велосипедов. Шлем покачивается на руле.
– Надень его, дорогая.
Настя натягивает шлем на голову, я помогаю его застегнуть. Уже заведя мотор, поднимаю голову: из распахнутого окна на третьем этаже на нас смотрит девушка в красном пальто.
И тут меня словно что-то бьет в солнечное сплетение. Черт, это же она, зазнайка из отеля! Я добываю из кармана телефон и, не отрывая взгляда от лица незнакомки, набираю номер Ванька.
– Чего тебе? – спрашивает тот. – Я занят.
– Слушай, друг, нужна твоя профессиональная помощь.
– Сопли не жуй! Выкладывай!
Мой друг – следователь райотдела. Я рассказываю ситуацию, он направляет в лицей наряд полиции. Для администрации школы, классного руководителя, той девицы в красном пальто, детей и их родителей скоро наступит ад.
Глава 8
Я несусь в класс, не чувствуя под ногами твердой почвы, не замечая ступенек, не слыша криков. Только распахиваю дверь и набираю в рот воздуха, чтобы крикнуть, как человек, бежавший впереди на несколько метров, перехватывает меня и закрывает рот широкой ладонью.
Он держит так крепко, что я захлебываюсь воплем, рвусь и дергаюсь, но не могу освободиться от стальной хватки. Мозг взрывается от паники и ужаса:
«Урод! Что делает? Сейчас произойдёт трагедия!»
Но мужчина словно не понимает, что я на грани обморока: он смотрит на детей. Почти теряя сознание от недостатка кислорода, обмякаю в его руках. Бросив на меня быстрый взгляд, он ослабляет захват и прикладывает к губам палец. Я глотаю воздух раскрытым ртом и наконец соображаю, чего он хочет добиться, хотя пока еще не понимаю, что происходит.
И вдруг незнакомец отталкивает меня, одним прыжком достигает окна, раскидывает детей и… я не вижу больше Настю, а мужчина перевешивается через подоконник и сучит ногами по скользкому линолеуму.
– А-а-а, – вырывается из горла крик. – Дети, держите его!
Сама бросаюсь к незнакомцу и цепляюсь за широкий ремень. Пятиклашкам вторая команда не понадобилась. Они облепляют здоровяка со всех сторон, и мы сразу, одним рывком, затаскиваем его и девочку в класс.
Все дети в голос ревут от облегчения, и я с ними. Мы сидим на полу и дружно всхлипываем. Слезы льются потоком по щекам, размывая тушь, а эта некачественная, хотя и брендовая, сволочь попадает на слизистую глаз и неимоверно щиплет.
Я почти ничего не вижу перед собой, какие-то мутные разводы, но мне плевать! Мне хорошо! От счастья хочется кричать и обнимать всех вокруг. В порыве эмоций я прислоняюсь к чему-то мягкому, прижимаюсь щекой и вдыхаю тонкий аромат кожаной куртки, мужского парфюма, смешанного с запахом кухни.
– Может, слезете с моих ног? – мгновенно отрезвляет меня грубый голос.
Я вскакиваю и только сейчас замечаю, что аудитория наполняется народом. Казалось бы, все должны быть счастливы, но, увы: незнакомец – родной дядя Насти – насильно уводит ее из школы.
Дети собираются вокруг меня и стоят, тесно прижавшись. Их лица полны раскаяния и страха.
– Садитесь на свои места, – говорю им.
– Что теперь будет, Регина Викторовна? – тихо спрашивает Андрей.
Пожимаю плечами. Предполагаю, что ничего хорошего ждать не придется. Наверняка этот здоровяк поднимет шум. Даже представить страшно, как буду рассказывать о таком событии маме, и понимаю, что первый рабочий год в школе оборачивается для меня провалом.
Слезы снова набегают на глаза.
– Возьмите, – Юля сует мне в руку влажную салфетку. – У вас тушь… потекла…
Пока я привожу себя в порядок, пытаюсь собраться с мыслями. Да, в классе чуть не случилась беда, но я настроена сначала разобраться в ситуации, а потом уже казнить или миловать детей.
– Как это понимать, Регина Викторовна? – сверлит меня взглядом завуч по воспитательной работе. – Почему ученики были в классе одни?
– Но…, – краснею я. Какая бестактность воспитывать учителя на глазах у детей! – Был урок математики.
– Илья Борисович, – завуч поворачивается к педагогу.
Тот стоит растерянный и красный, но от злости.
– Простите, а в чем я провинился?
Илья тоже первый год работает в школе и задерживаться здесь не собирается, поэтому дерзит администрации по полной программе. Я же внутренне сжимаюсь, боюсь, что его поведение лишь усугубит наше положение.
– Как в чем? – брови завуча взлетают, острый взгляд поверх очков пронизывает нас. – Вы оставили детей одних!
– Простите! В уставе школы не записано, что учитель-предметник не имеет права покинуть класс на перемене. Это не детский сад, и не солдатская казарма! Я могу пойти в туалет, или в лаборантскую за учебником, в конце концов, могу поговорить в коридоре с родителями или с детьми.
Я облегченно выдыхаю. Мне бы и в голову не пришло сослаться на устав лицея, а ведь это основной документ, регламентирующий поведение учителя и учеников в учебном заведении.
– Илья Борисович, вы свободны, – машет рукой завуч и поворачивается ко мне.
– А урок?
– Отработаете во внеурочное время.
– За что я наказан? – вспыхивает Илья.
– Идите уже! Молоды еще, чтобы перечить!
Завуч выпроваживает посторонних из аудитории и поворачивается к притихшему классу. Я с тоской смотрю на осунувшиеся и заплаканные лица. Неужели мои добрые дети дошли до такого кошмара? Не верю! Здесь что-то другое!