Страница 2 из 3
Вчера еду в метро и слышу, как мужик говорит негритянке:
- Ты - черная женщина, я - белый мужчина. Давай сделаем черно-белого ребенка и будем его за деньги показывать на ярмарке выходного дня?
- Нет, я рожу цветного, и буду сама бесплатно на него смотреть.
- Так что, товарищи и бабы... пардон, - сказал я Красному Платью и хотел было ввернуть для смеха ёмкий скабрезный оборот, но тут мой взгляд остановился на каком-то трёхлетнем сопляке, который сидел со своей мамашей и, пристально глядя на меня, тупо улыбался, отчего слюни смело лились на пол. Похабное словцо застряло у меня буквально в зубах и мне пришлось сказать только слово 'собака', которая никаким боком не вписывалась в монолог. Надо было как-то продолжать, и я стал 'лепить', что Бог на душу положит:
- Где-то на середине временного отрезка между Карибским кризисом и воцарением Горбачева, я, босоногим по пояс мальчонкой, пожирал 'бычки' и божьих коровок, которые паслись по соседству с 'бычками'. Вкусы, в то время, у меня были разнообразными - зола, чистый протеин и нектар одуванчиков. Однажды, когда в доме появилась еда, мама позвала за стол. Я оторвался от игрушек и побежал на кухню. На столе было всё, от чего меня всегда тошнило: молоко с пенками, суп с огромным вареным луком и манная каша с комками. Тут я сказал: 'Мамочка, если меня вывернет наизнанку, сверни меня, пожалуйста, обратно'. Она строго на меня посмотрела и ответила: 'Свёрнутый сынок - не мой сынок. И я не мама, а Бага-Яга'. Мне стало не по себе - Баба-Яга здесь, она пришла в мой дом. Тут я услышал, как в замке входной двери повернулся ключ - папа пришел. Он поцеловал маму. Я хотел крикнуть ему, что это Баба-Яга. Но та, которая раньше была моей матерью, зло на меня посмотрела и хитро улыбнулась, как бы говоря: 'Спокойно, сынок, я здесь. Не бойся ничего, ведь до этой ночи я буду твоей мамой. А уж потом...'
На этом шутка закончилась. Никто не смеялся. Только ребенок, в первом ряду, всхлипнул. Мне стало жаль бедное дитя, но я зачем-то скорчил ему страшную рожу. Ребенок еще раз всхлипнул и завыл. Его мать злобно на меня посмотрела. Я не выдержал и вытянул руку в ее сторону.
- Вот Баба-Яга, сидит тут, рядом с маленьким мальчиком!
Ребенок перестал выть. Он, по-моему, вообще перестал дышать, но я ошибся. Мальчик широко раскрыл рот, глубоко втянул в себя воздух, и заорал так, что мама подскочила на месте, резво встала на мощные ноги, сгребла в охапку сумасшедшего своего сынка, и...
- Пошла вон из моего зала! - крикнул я ей вдогонку.
Людям явно не нравилось мое выступление: кто-то шаркал ногами, кое-кто тихонько матерился, дети постарше зевали, а груднички спокойно спали, сопя в обе ноздри.
Я отчего-то загрустил и замолчал. Молчал так долго, что меня уже хотели вывести из зала, но я чудом отбрыкался от наседавших, и они отцепились. Мое молчание превратилось в главную часть выступления. Людям надоело, и на задних рядах стали топать ногами и кричать:
- Ну, чё там, аллё?!
- Не молчи, гундосый!
- Шути уже, падла!
После такого подбадривания, сразу захотелось сказать пару теплых слов. Но в это мгновение в закрытое окно влетел футбольный мяч - стекло брызнуло хрустальными осколками. Тут же с кресла вскочил какой-то смельчак, которому уже давно хотелось уйти с концерта. Он подбежал к окну и крикнул:
- Э, слышь, шакальё! Резче по углам разбежались, я сказал! Чего ты вякнул? Я тебе этот мяч...
Его оттащил приятель. Зал развеселился, на что ушло добрых пять минут. Я немного успокоился, но уже ничего не хотел говорить.
И вдруг слышу справа скрипучий голос:
- Да ни хрена ты не можешь!
На сцену полез какой-то зелёный старик. Всё на нем: и серый костюм, и седые волосы, и щетина были с зелёным оттенком. По-моему, дед родился в то время, когда на Земле еще не было никаких микробов.
Когда этот говорящий мох взобрался на пыльные подмостки, он тут же начал вещать:
- Вот что я вам скажу, братья мои! Который год стоит на дворе? Семнадцатый. Что обычно происходит в семнадцатом годе? Правильно - события. Каковы они сейчас? Разные. Я собрал все клоунские премии Брянщины, Орловщины, Магаданщины...
Он мог и дальше задавать вопросы и сразу же на них отвечать, но тут вскочило Красное Платье:
- Уйди со сцены, малахольный! Дай мальчику договорить!
- Так он же не может! - сказал старик и ехидно засмеялся.