Лось 1-1

Глава 5

— Что за шум? — вернувшись с обеда, который сегодня пришлось потратить на банк — дарить государству двадцать процентов зарплаты по-прежнему душила жаба, я застал в лаборатории несвойственное ей оживление: все толпились у чего-то, закрытого от меня верстаком.

— Алексей Игоревич оружие привез! — просветила Катерина, не участвовавшая во всеобщем ажиотаже, — Испытывать будем.

— Испытывать оружие? — не сразу сообразил я и тут же исправился, — А, понял! Спасибо, Катюш! — и побежал присоединиться к толпе, небрежно сыпавшей терминами и характеристиками.

Вообще-то подборкой вооружения к нашим прототипам занимались другие ведомства, и Иван Дмитриевич никогда не стремился подмять еще и эту область под себя, но я знал, что для одного своего изделия он может закрыть глаза на сложившийся порядок. А, значит, привезенный подарочек точно для меня!

Пулемет, как много в этом слове! Как бывшему военному, разобраться в незнакомой модели, особенно после пояснений Угорина, мне не составило труда. Пулемет — он и в другом мире пулемет, разница лишь в деталях. К тому же особист приволок не узкоспециализированный, а самый обычный, пехотный, хоть и крупнокалиберный, якобы с военного отделения политеха. Не смешите мои тапочки! Друзей, закончивший дневное отделение вузов, у меня хватало, поэтому уровень и состояние оружия, используемого на военных кафедрах, я себе примерно представлял. Здесь, из-за постоянного риска нападения тварей, любое образование тоже включало в себя обучение азам военного дела, проходили его все, благодаря чему подобие военных кафедр присутствовало в любом учебном заведении от школы до академии искусств, и понятно, что снабжались они списанным армейским вооружением — иначе оружием не напастись. Короче, ничего общего с притараненным образцом, пахнувшим ружейной смазкой, и с нерасстрелянными стволами, но данный эпизод также был из разряда игры для профа «все очень-очень секретно».

Для «девятки» давно уже назрели испытания на свежем воздухе — четырехметровый потолок подземного яруса лаборатории здорово ограничивал маневры, до сих пор нас сдерживала лишь упёртость профессора в отказе подавать заявку на полигон. Но к январским студенческим каникулам, когда у Ван-Димыча появилось больше времени на внеплановые эксперименты, мы уже почти всё, что можно, обкатали в помещении. Пришла пора для выходов на волю. Добиться от профа заявки на выезд Угорин так и не смог, действовать за его спиной не стал, а поступил хитрее — уговорил нашего гения на вылазки по темному времени суток на пустырь за лабой. Для меня, как для испытателя, это был не лучший вариант: во-первых, я не ас, чтобы уверенно ориентироваться в темноте, а, во-вторых, придется задерживаться на работе, руша устоявшееся расписание. Но заскоки профа у нас считались священными, так что пришлось смириться с обстоятельствами. А привезенный пулемет позволял с ними мириться почти без сожалений.

Для первого выхода темноты дожидаться не стали, хотя лично у меня сердце кровью обливалось от понятий шефа о секретности! Хорошо еще, что за ним идет плотный присмотр, иначе бы дел он наворотил! В четыре часа через неизвестный мне ранее ход пошли на заснеженный пустырь, чтобы засветло оценить площадку.

—… с перехлестом всех вас за ногу! — донеслось от вставшего колом в раскрытых воротах профессора.

— Твою же душу! Какого лысого лешего?!! — отозвался не менее экспрессивно особист, заглянувший Воронину через плечо, — Я в диспетчерскую! — и, оттолкнув меня с дороги, бросился обратно по бетонному коридору.

Оттолкнув меня!!! В экзе, который весил около восьмидесяти килограммов! Плюс мои родные шестьдесят с довеском, плюс тяжелый пулемет! А в стену я впечатался ощутимо, даже оттиск от удара плечом остался!

Вслед за Угориным промчался матерящийся профессор. Выглянул, что же так их впечатлило, и тоже начал вспоминать все запасы обсценной лексики!

Слабо заметная на фоне заснеженных холмов арка портала (я помню, что окно не портал, но в первый момент пришло именно это сравнение) и четыре гигантские фигуры рядом, замершие в ожидании. Гигантские — это, конечно, у страха глаза велики, и неправильный угол зрения — стоя на ступенях потайного хода, я смотрел на них снизу вверх. Смирив бешеный стук сердца, хватило ума осознать, что силуэты варьируются в районе двух — двух с половиной метров — примерно одного роста со мной, если брать в расчет высокую платформу бот. Человекообразные, но с другими пропорциями: бугрящиеся мышцами руки достигали колен, плечи — даже у самых раскачанных культуристов таких не видел, людям такие габариты недоступны. Пояс, таз — то же самое, вставший на дыбы медведь — вот самое подходящее сравнение. Зато ноги заметно короче человеческих.

«Это хорошо, значит, не так подвижны» — отстраненно подумал, оценивая противника.

Был случай в Конго, когда пропущенное всеми ответственными службами окно раскрылось в труднодоступной местности. Из всех свидетелей — случайно наткнувшаяся группа сумасшедших немецких натуралистов, неведомо зачем забравшихся в самые джунгли. До заката тридцать минут. Десять человек предпочли метнуться к машинам и сбежать подальше на безопасное расстояние, пока оставалось время. Радиус гнезда — пять километров, вполне можно успеть. Не успели, там дорог не было, лучше бы вообще с техникой не связывались, на своих двоих по прямой убежать больше шансов было. Одиннадцатый вскарабкался повыше и остался снимать. Спасенные прибывшими войсками пленки (не сам оператор!) послужили основой для ролика, постоянно крутящегося во всех кинотеатрах перед всеми сеансами, разве что мультики для совсем маленьких обходились без познавательного зрелища. Благодаря отчаянному немцу, что ждет этот заснеженный уголок через короткий отрезок времени, я примерно представлял.

У меня положение еще хуже: до заката не больше десяти минут — зима, заход солнца рано. Групп быстрого реагирования из всадниц на горизонте ноль. Развертываемых армейских частей — ноль. За оставшиеся до вторжения минуты даже в экзе я пять километров никак не пробегу — не по снегу. Хлынувший из окна поток тварей мне не пережить, на врезавшихся в память кадрах вспоминается легкость, с которой лавина расползающихся-разбегающихся-разлетающихся тварей помельче размалывает несколько хищных зверей.