Страница 30 из 36
Мало кто в этих помещениях хотел говорить со мной, настолько они были заняты. Меня отсылали в другое место, захлопывали двери перед моим носом, или обещали дать ответы, но трусливые слуги убегали по другим делам, не давая ответов. В конце концов, мне удалось загнать в угол пожилого слугу, одного из немногих, на кого я мог надавить и настоять на том, чтобы мне помогли.
— Я имперский летописец, — сказал я ему, — Я получил разрешение на запись и документацию каждого действия Легиона от самого Примарха.
Слуга — бледнолицый мужчина в изъеденном молью колпаке и с поросшей щетиной челюстью — нехотя согласился выполнить для меня несколько запросов. Он подошел к консоли, подключил несколько проводов к разъемам на руке, активировал массивный когитатор и начал сбор информации.
— Аэлион, Тактический Десантник, — сказал я ему. — Седьмая рота, девятый отряд.
Механизм щелкал и тарахтел. В конце концов, слуга отсоединил свои разъемы и посмотрел на меня.
— Нет данных, — ответил он.
Я с удивлением посмотрел на него.
— Что ты имеешь в виду?
— Что нет данных. Я не могу сказать вам его местоположение.
— Но это же твоя работа.
— Там внизу десятки тысяч воинов. Сотни отрядов. Я не могу указать местоположение каждого из них.
Я сомневался в этом. Это был превосходно организованный Легион, который гордился своим вниманием к деталям.
— Рота все еще развернута на поверхности? А его отряд?
— Рота была отозвана для пополнения запасов два цикла назад. Ей предстоит развертывание в следующую смену. Но у меня нет информации о дислокации отряда.
Я посмотрел в глаза мужчине. Возможно, я мог бы надавить сильнее, но у меня возникло сильное чувство, что я зря трачу время. Я не напугал его. Либо он был просто бесполезен, либо ему приказала не помогать в моих изысканиях.
— Спасибо, — ответил я, кисло улыбнувшись, и оставил его.
Это раздражало. Чем дольше я бродил по этим длинным коридорам, отделанным бронзой и позолотой, и слабо пахнувшим ладаном, тем сильнее болела моя голова и скручивало внутренности. Усталость мешала мне сосредоточится — временами я даже терял фокус, и окружающее на короткое время растворялось в золотистой дымке.
Я вернулся в свои покои, налили себе выпить, лег на свою жесткую койку и попытался расслабиться. Не получилось. Голова гудела, а напиток оказался неприятен на вкус. Я продолжал видеть проплывающие надо мной размытые черты Яктона Круза и закрыл глаза, пытаясь избавиться от них. Я попытался сосредоточиться на том, что мне нужно сделать — очистить свой разум, закончить что-то, избавиться от всех странных представлений, которые я нахватался в этом долгом путешествии через пустоту.
Это был варп? О варп-путешествиях говорили всякое, что они сеют паранойю и сводят с ума. Но почему это коснулось только меня? Все остальные выглядели нормально.
Я услышал, что мое дыхание замедлилось. Мои пальцы разжались.
Я снова открыл глаза и увидел, что на потолке надо мной образовалось пятно. Мои глаза расширились. Пятно имело бледно-коричневый цвет, оно медленно разрасталось и становилось темно-красным. Я вскочил с кровати и увидел, как пятно крови внезапно превратилось в лицо, похожее на чернильную кляксу, лицо херувима из крови, которое становилось все больше и больше. А затем херувим постарел, быстро превратившись в золотую маску с драгоценными камнями, скулами и открытым ртом. Когтистая рука потянулась вниз, растягивая рокритовый потолок, за ней последовал кончик крыла, с которого капала кровь на простыни внизу.
Я проснулся, тяжело дыша.
Потолок надо мной был таким же, как и всегда. Опрокинутая кружка с напитком лежала на полу рядом со мной.
Я проверил свой хронограф. Прошло несколько часов, и на корабле уже началась ночная смена. Я не чувствовал себя отдохнувшим, а скорее липким и дезориентированным. Похоже, это было лучшее, на что я мог сейчас рассчитывать — погрузиться в бессознательное состояние, пока кошмар не вернет меня в сознание.
Я встал, уверенный, что более не смогу отдохнуть. Расправив мантию, я с неприязнью посмотрел на пятна пота, которых коснулись мои пальцы. На корабле, полном полубогов, я деградировал, становясь худшей версией самого себя.
Я попытался поработать. Достав свои записи, я начал чиркать на листах. Ничего не приходило. Снова встав, я прошелся по комнате. Потом вспомнил об Аэлионе. Я жаждал поговорить с ним. По какой-то причине я вбил себе в голову, что от встречи с ним мне станет легче. Он был здоров. Достоин восхищения.
Я смогу найти его. Если он находился на корабле, то мне удастся отыскать его комнату. Почему я не подумал об этом раньше? Почему пытался сделать все по официальным каналам? Это была блестящая идея. Ко мне возвращались силы.
Я сделав все, что мог, чтобы привести себя в порядок — счистил с пиджака грязь, пригладил волосы. Когда я посмотрел в зеркало, то увидел, что мои глаза слезятся. А каждый открытый участок кожи покрывал пот. Это обеспокоило меня на мгновение или два, но я не мог оставаться здесь, чтобы разобраться с этим — мне нужно было уйти. Нужно что-то делать, иначе все, чего я добьюсь — это еще большее промедление и еще большее количество плохих снов.
Корабль во время ночных часов странное место. Конечно, здесь не существовало настоящего разделения на день и ночь, но стандартная практика вносить определенные изменения, чтобы поддержать номинальный суточный цикл. Большая часть экипажа проживала на корабле всю жизнь, если бы у них не было какого-то временного цикла, к которому можно было бы ориентировать, они бы сошли с ума. Поэтому они приглушают свет на несколько часов в глубине ложной ночи, сокращают некоторые некритические функции, чтобы создать смутное ощущение разницы. Интерьер «Красной Слезы» всегда отличался мрачностью, со всеми этими статуями и произведениями искусства, скрывающимися в мягком полумраке при свечах, но в ночное время она становился прямо таки могильным.
Я шел так уверено, как только мог. Слуги все еще сновали рядом, тихо переходя от станции к станции, и я кивнул им, проходя миом. Я некоторое время не ел, и у меня закружилась голова. В ушах стоял звон, который никак не проходил, хотя, возможно, это лишь бы гул двигателей.
Смогу ли я вспомнить дорогу?
Комната Аэлиона находилось в километрах от меня, глубоко затерянная в лабиринте залов, палуб и шахт. Мне придется проехать некоторое расстояние на магнитном поезде, и найти нужные лифты, чтобы добраться до места назначения. Я не сильно беспокоился о том, что меня могут остановить, в конце концов, примарх дал мне свободу перемещения, но я все еще мог заблудиться. Мне нужно было сосредоточится, но это оказалось трудно, потому что боль в голове не проходила.
Я упорно шел вперед, пробираясь сквозь мрак и пытаясь вспомнить, где нужные повороты. Мимо меня проплывали полуосвещенные картины, на которых мелькали лица, леса и мифические звери. Мраморные полы сверкали, и ночные звуки полусонного корабля, доносящиеся из-за далека эхом, как и бормотание сонного экипажа, резонировали в затхлом воздухе.
Я не знаю, сколько мне понадобилось времени, чтобы снова отыскать ее. Возможно, мне просто повезло, и я выбрал прямой путь, а может, я блуждал несколько часов. Я не могу точно сказать. Но в конце концов мне удалось добраться туда, и я увидел, что двери открыты. Это было странно. Независимо от того, находился он на борту или нет, так не должно быть. Я посмотрел по коридору в обоих направлениях — пусто. Вдалеке горела свеча, от которой плясали тени.
— Аэлион, — позвал я, подходя ближе к открытой двери.
Никакого ответа. Я подошел к порогу и заглянул внутрь. Было трудно что-либо разобрать, поэтому я дал глазам привыкнуть. В дальнем угле главной комнаты я заметил бронзовый бюст, который смотрел прямо на меня. Я подошел к нему.
— Аэлион, — повторил я, хотя уже стало ясно, что тут никого нет. Я не заметил ни одежды, ни оружия. Комната выглядела так, словно ее наполовину очистили, остались только различные произведения искусства и неподвижная фурнитура.