Страница 4 из 6
Когда по пути в гостиницу я захожу к Нике, она угощает меня особенным чаем, настоянным в термосе на каких-то корнях с добавкой нескольких капель коньяка, и я оживаю, усаживаюсь в глубокое кресло у окна, её рыжий кот прыгает мне на колени, и мы часами говорим с Никой о чём угодно. Учитывая её практически тюремный образ жизни, я предлагаю ей разнообразные путешествия, приглашаю мысленно побродить по улочкам Вильнюса или Таллина, половить рыбу в Дону под Азовом или вскарабкаться на вершину Большого Нахара по северо-восточной стене.
Ника – уникальный человечек, интересный собеседник, но писатель слабенький, на среднем уровне наших питерских дам, заполнивших все литературные объединения и мастерские, её бы там в один присест раздраконили и съели. Недаром Кедрин писал: «У поэтов есть такой обычай, в круг сойдясь, оплёвывать друг друга». Однажды она дала мне с собой рукопись рассказа, уже отправленного в журнал. Я целую неделю добросовестно делал пометки в местах, где у меня возникли вопросы. Возвращая рукопись, спросил: «У тебя корабли стоят в бухте, с моря наползает туман, звенят склянки. Как ты себе это представляешь?» – «Очень просто, – ответила она. – Туман, ничего не видно. И только слышно, как звенят склянки». – «Ника, склянки – это песочные часы, которые в былые времена вахтенный должен был переворачивать каждые полчаса. И при этом дважды ударить в рынду – судовой колокол. Так что в тумане звенит бронзовая рында, а не склянки. Это идиома. Давно нет на кораблях песочных часов, но выражение «бить склянки» оказалось живучим и до сих пор в ходу на флоте». Ника заметно расстроилась, сказала, что всегда проверяет себя по справочникам и энциклопедиям, но тут поддалась обаянию морской романтики и «пропустила удар». И добавила: «Вообще-то, мои творения никто никогда не разбирал и не критиковал». Я понял, что она разнервничалась, и заткнулся.
Ургаш, Сергееву Д. Г.
Митя, литератор хренов, ты там техникой-то занимаешься? Зачем тебя фирма послала в Ургаш? И пересекаешься ли ты по работе с Павлом Зреловым?
Ленинград, Матушевскому А. Б.
Алёша, не сыпь мне соль на раны. Внедрение моей установки в производство наталкивается здесь на такие проблемы, что иногда сдают нервы. Спасибо Павлу, он очень помогает мне разрулить многие ситуации.
Судьбу большей части заводского брака решают местные конструкторы, грамотные и работящие специалисты. На мою долю приходятся наиболее ответственные случаи. Сажусь и скрупулёзно проверяю дефектные детали на прочность и функциональную пригодность. Гораздо серьёзнее последствия от организационных ошибок. Несколько примеров. В нашей установке много марок стали, включающих в себя чуть ли не половину таблицы Менделеева и очень капризных в обработке. Включая их в свой проект, мы исходили из возможностей назначенного нам завода-изготовителя. Проходит пара лет, и вдруг министерство принимает решение сменить завод. Они там в Москве привыкли мыслить большими масштабами. Наполеоны. И плевать им, что на другом заводе нет соответствующего оборудования.
Иду к термистам. Встречает меня Галина Тревогина, та самая Мальвина, хранительница Пашкиной гитары. Спрашиваю: «Почему в печи футеровка из шамота, когда должен быть динас?» Она улыбается: «Сменить одни кирпичи на другие не фокус, управимся за неделю. Сорвём другие заказы – это наши проблемы. А вот что делать с крышей печи? Она потяжелеет сразу на несколько тонн, и противовесы не справятся. Печь-то у нас старая, ещё довоенная, там крыша поворотная, на такой вес не рассчитана.
Вот директор завода Гребешков и принял решение обкладку в печи не менять. А что касается температуры нагрева, то наши термопары имеют поле допуска шире указанного вами допустимого интервала». Значит, понял я, разглядывая в электронный микроскоп микрошлифы, среди аустенитов, цементитов и прочих перлитов можно будет разглядеть и вторичные карбиды по границам зёрен, т. е. с учётом воздействия злой морской воды можно предугадать неминуемое появление со временем межкристаллитной коррозии, охрупчивание и потерю прочности.
Другой пример. Самая крупная и ответственная конструкционная часть нашей установки имеет многометровые размеры. Станок для её обработки занят выполнением другого заказа. Директор завода Гребешков принимает волевое решение обрабатывать её на подобном же станке, но изрядно изношенном и давно списанном. Принял решение и спустился в цех проверить. Увидел, как медленно вращается обрабатываемая конструкция, даёт команду ускорить резание. Ему Пашка… прости!., главный технолог Зрелов возражает, мол, работают по технологии, директор взрывается, кричит, что он сам бывший токарь, из-за таких вот «технологов» у него государственный план горит! Он не позволит! Он покажет кузькину мать! Вылитый Никита Сергеевич Хрущёв на трибуне ООН. Прав был Стивен Хокинг, сказав, что главным врагом знания является не невежество, а иллюзия знания. Короче, резание ускорили, поверхность запороли, бегут ко мне: «Подпишите отступление!» Чудаки на букву «м»„. Разумеется, опытный Павел Зрелов придумал, как сделать наплавку и спасти конструкцию стоимостью в миллионы.
В другой раз вижу, как в четыре часа ночи грузят на железнодорожную платформу мои сборки. Поднимаюсь на галёрку, бужу представителя заказчика, мол, у тебя сборки из изолятора брака уезжают на монтаж. У меня нет власти их остановить, а заказчик может. В шесть утра директор завода Гребешков проводит оперативку. «Я вчера доложил в ЦК КПСС, что отправил на монтаж готовые сборки. Кто отменил мои указания?» Тишина в кабинете по своей напряжённости тянет на несколько инфарктов. Наконец начальник сборочного цеха, умный и неожиданно интеллигентный человек, понимая, что в этой ситуации он становится крайним, выдавливает из себя: «Проектант», то бишь я. Директор визжит: «Какой такой проектант?! У меня на заводе нет начальника с такой фамилией! Завтра прикажу на этих стенках прибить крючья, буду на них вешать всех, кто не выполняет мои приказы!» Теперь уже не Хрущёв, а Гитлер какой-то. Вешать на крючья… Видимо, шутил.
Вообще-то, подавляющая масса специалистов завода не только профессионалы, но и патриоты своего завода. И бескорыстно помогают мне разгребать всяческий хлам, мешающий нормальной работе. Чего не могу сказать о многих руководителях, которых больше волнуют честь мундира и занимаемое кресло. На той же оперативке можно было определить причины брака, выработать меры по их устранению, назначить исполнителей – так, как это принято везде. И я готов был выступить со своими мыслями на этот счёт. Но обсуждать, кого и как вешать на крюк, я не был готов. И не выступил. Да меня никто и не просил.
Днём меня вызвала на связь Москва. Министерство. На проводе был наш однокашник Валера Филимонов, куратор тематики: «На тебя пришла очередная «телега» с завода, расскажи, что там у вас?» Рассказываю. Представляю, как с моих слов пишется докладная записка начальнику отдела. Потом с его подписью ложится на стол начальника главка. Затем спускается на второй этаж, где в огромном кабинете сидит заместитель министра. На большее моей фантазии не хватает, так как я дальше кабинета заместителя министра не бывал, и я не вижу, доходит ли бумага до министра.
Да и не очень-то меня волновало, что там, «в столицах», происходит. Моё дело было идти на стенд и доводить до ума злополучные сборки. По принципу: «Если не я, то кто?»
И было так. Все наши механизмы имеют два крайних положения, и оба должны высвечиваться на пульте оператора, для чего мы предусмотрели соответствующие датчики. Датчики эти с учётом защиты от морской воды имеют внушительные размеры, и мы при проектировании смогли выкроить место в каждом механизме только для одного из них. А чтобы он «работал за двоих», нам пришлось придумывать хитрое устройство, которое при сборке требовало непростой настройки. Это и стало камнем преткновения. Слесари-сборщики никак не могли поймать положение этого устройства, дающее надёжный сигнал в обоих крайних положениях. Сидевший в сторонке технолог, который, по моему разумению, должен был бы расписать порядок настройки, грыз кедровые орешки и с интересом поглядывал в нашу сторону. По его румяным щекам можно было понять, что никакой помощи от него ждать не следует. Я решил это сделать за него. Дело было глубокой ночью, все кабинеты в цехе были закрыты. Но ушлые работяги где-то раздобыли для меня кривой ржавый циркуль и огрызок карандаша, и я к утру расчертил и расписал на обратной стороне чертежей технологию настройки всех «хитрых» устройств.