Страница 18 из 34
Альбом лежит на моих коленях, а я смотрю на стенку напротив кровати и вспоминаю, как садилась к папе на колени, обнимала и говорила " Папочка, когда я вырасту, то обязательно женюсь на тебе". А он смеялся в ответ и спрашивал " А куда же мы маму денем?".
Мне было уютно и тепло с ним. Никогда не было страшно, когда он был рядом. Папа.
А потом он ушёл. Ушёл к другой женщине. Я помню, что мне было очень больно и обидно. Я плакала ночами, потому что папа не от мамы ушёл, а от меня. Мой первый любимый мужчина бросил меня. Оставил. Променял на кого-то другого.
Никогда не видела, что бы мама плакала. Ей было тяжело. Очень. Трое детей. Зарплата в огромных мешках монетками, которых еле хватало на то, что бы заплатить за квартиру. Страшное сочетание в перестроечные годы- оба родителя бюджетники. Мама учитель, папа военный. Денег нет, папы нет, будущее сомнительное.
Папа исчез из нашей жизни в тот момент, когда пересек порог квартиры с чемоданом. Не было ни звонков, ни встреч. Первый раз я увидела его через пол года, когда мама взяла меня с собой в бухгалтерию к нему на работу, потому что он перестал нам платить те копеечные алименты, которые высчитывали из его зарплаты. Я увидела его в коридоре и бросилась с криками " Папа"", но он сбежал. Я помню, как сидела тогда на стульчике в коридоре и горько плакала. А мама меня обнимала, гладила по голове и пыталась объяснить необъяснимое ребенку одиннадцати лет.
Второй раз мы встретились снова через пол года. Он подарил мне на какой-то праздник кофту невероятного размера и две шоколадки. Когда мы с мамой пришли домой, то она спросила:
— Ты хочешь жить с папой?
Такой вопрос сложный. Конечно я хотела с ним жить! Но это означало, что мне надо было бы оставить маму, сестру, брата.
— Наверное нет, мамочка.
Я ответила и заплакала. Мне было больно от осознания того, что отцовской любви нет и не будет в моей жизни. Оказалось, что вопрос был задан не спроста. Отец хотел отсудить меня у мамы, что бы не платить алименты. Если бы по суду я жила с ним, брат несовершеннолетний с мамой, то алименты никто никому бы не платил, так как сестре уже исполнилось 18. Вот такой вот хитрый план был, но не срослось.
Прошло около 7 лет и отец начал налаживать наше общение. Я была не против, мама тоже. Но всё закончилось через несколько лет. Он пил. И пил по черному. Запои регулярно через каждые два месяца, как по часам. Месяц бухает, два готовит организм к следующему запою. Те периоды, когда он прикладывался к бутылке, были страшными. Он превращался из интеллигентного, начитанного человека в животное. Там где спал, там и опорожнял свой кишечник.
Я его подшивала, клала в больницы, в которых его учили расшиваться такие же горе-отцы и горе-мужья. Но итог один. Как-то, когда приехала к нему в очередной запой, его посетила белка. И это был не пушистый зверек, который охотно берет орешки и фрукты из рук посетителей парка в Пушкине. Это была конкретная белка. Я заперлась в туалете, села на пол и обхватила голову руками. Отец барабанил в дверь, рычал и мне было страшно. Но не от того, что он может сделать со мной. Нет. От того, во что он превратился. А потом резкий звук от падения и я услышала, что его трясет. Выскочив в коридор увидела, что у него приступ эпилепсии на фоне пьянки.
Быстро схватив ложку в кухне, разжала ему зубы и перевернула на бок. Когда он пришёл в себя, вызывала скорую и ушла.
Это был последний раз, когда мы с ним виделись. На следующий день позвонила и сказала, что он должен выбрать — либо алкоголь, либо я.
— Извини, Нюша.
Это все, что сказал мне. Он выбор сделал, а я сделала свой.
Прошло 10 лет и завтра я его увижу в первые за такое длительное время. В гробу. Наверное в костюме, в ботинках. Но будет ли он похож на моего отца, каким я его помню?
Я сижу на кровати и пытаюсь хоть немного всколыхнуть, пробудить чувства. Жалею ли я, что он умер? Наверное да. Но так же, как я сожалела об уходе своих знакомых Димки, Сашки, Сурика, Славки, Индейца, Олега.
Жалею ли я, что мы с ним не поговорили перед его смертью, не помирились? Абсолютно точно нет.
Люблю ли я его? И да, и нет. Я любила своего папу, который был рядом и защищал, когда мне было 5, 6, 7 лет. А потом он превратился в отца, который выпивал, гулял, но которого я всё же любила, собирая те осколки чувств, который всё ещё жили во мне. Но он умер для меня тогда, когда сбежал в коридоре бухгалтерии. А того человека, которого завтра предадут земле, я уже не знала.
Папа, я буду любить тебя всегда. Того папу, которого ждала с полотенцем с пробежки по утрам перед тем, как идти в детский сад. Которым я гордилась, когда он забирал меня из детского сада в военной форме.
Но тот, кого завтра буду провожать…Он для меня кто? Мужчина 66 лет, умерший от инсульта на улице по пути за очередной литрушкой.
Удар. Ещё удар
Удар. Ещё удар. Оля лежала на полу, пытаясь расслабиться, получая один за другим удары в живот. Она знала, что, если напрягаться, то станет больнее, да и вероятность того, что будет перелом ребра намного выше. Знает, плавала уже.
Единственное, что она прикрывала- лицо. То, что на работе все знают, что муж ее бьёт, она не сомневалась. Эти перешёптывания за спиной, печальные взгляды, полные сочувствия, говорили больше слов. Даже в жаркую погоду Оля ходила в закрытых бадлонах, свитерах. Но синяки на лице не скрыть. Никакой, даже самый дорогой тональный крем, не убирает их полностью. Если бы она могла, то носила бы бурку, что бы полностью спрятать следы злости и ярости мужа.
Это началось не сразу. По началу была любовь, забота. Только Вася казалось немного перегибает в ревности. Читал переписку в ее телефоне, знакомился с подругами, а потом выносил свой приговор " Она проститутка. Не общайся с ней". Оля надышаться не могла на любимого и каждое слово, пожелание воспринимала, как руководство к действию. После свадьбы она забеременела и получила первый раз по лицу. Вася пришёл с работы, а Оля страдала от сильнейшего токсикоза. Не могла ни приготовить, ни убрать. И тогда он начал " воспитывать" жену. Орал на нее несколько минут, а потом ударил.
Оля плакала, собирая вещи в чемодан. Мама жила на другом конце города, но вполне реально было добраться, вызвав такси ночью. Вася извинялся, валялся в ногах и клялся, что больше никогда и ни за что. Оля и простила.
Месяц всё было нормально. А потом ей прилетело за то, что не ответила вовремя на звонок. Те же сборы, те же слёзы, то же прощение. На седьмом месяце избил ее так, что она угодила в больницу и родила мертвого малыша.
В тот момент, когда ей отказались отдать тело маленького человечка, убитого мужем, она поняла, что если не уйдёт сейчас, то не сможет это сделать уже никогда.
Выйдя из больницы, она побежала писать заявление на развод, но…передумала, потому, что Вася плакал и страдал из-за того, что сделал.
После этого ей уже было всё равно. Он бил ее и бил. " Боксёрская груша", как он ласково называл Олю, когда был пьян.
— Ну всё. Устал, — плюхнулся Вася на диван, ударив последний раз в живот.
Оля, с трудом превозмогая боль, поднялась с пола и поплелась в ванную. Тело горело, живот болел, во рту чувствовался металлический привкус крови.
Розовое полотенце, которое она привезла с собой от мамы, когда съезжалась с Васей, было той самой ниточкой, которая связывала ее с жизнью до унижений, до побоев. Каждый раз, когда муж бил, то именно эта, когда-то пушистая вещица, помогала не сойти с ума.
Оля включила холодную воду и намочила полотенце. Посмотрев в зеркало, увидела совершенно отрешенного человека. Ей было уже всё равно, что происходит. Она пустое место, она вещь, которая только и нужна, что для битья. Вася прав, она никчёмная пустышка, которая даже родить не может. Она плохая хозяйка, отвратительная жена, а на работе…Наверное и тут он прав, она нравится начальнику, поэтому ее повышают, а не за старания и способности. Только за это дают новые проекты, зарплату подняли, что она стала получать больше мужа в 2 раза.