Страница 7 из 12
Нотариус делает паузу, во время которой я обращаю внимание на изменившееся лицо отца. Он, как и я, чувствует подвох. Я знаю, отец возлагает большие надежды на наследство.
При жизни ведь этого не получил, старик всегда всё делал по-своему, так что я даже не удивлюсь, если акции вообще уйдут на благотворительность. Чисто из принципа и вредности деда.
– А теперь, наконец, перейдем к самому завещанию. Ева Львовна Дюран, в девичестве Стоцкая, внучка усопшего, получает дом площадью пятьсот тысяч квадратных метров. Лев Германович Стоцкий, сын покойного, получает парк автомобилей, а именно…
Нотариус начинает нудно перечислять все марки автомобилей. И мне кажется, что я слышу, как скрипят зубы отца. Он явно не это хотел услышать. Рой говорит и говорит, перечисляя различные мелкие предметы наследования, не забывая слуг и старинных друзей. У дедушки было много антиквариата, старинных картин, драгоценностей. Я знаю, что мама была бы не прочь получить всё это. «Ценительница» искусства, как же.
– Скукота, – шепчет мне в ухо почти пришедший в себя Олег, довольно ухмыляясь, – но зато дом достался.
Я не слушаю, что он там еще говорит мне, в этот момент в поле моего зрения попадают кулаки Давида, он сжимает их крепко, сильные мужские руки привлекают мое внимание. И это будит во мне горячие воспоминания, что заставляют сейчас краснеть, ощущая пылающий жар на щеках. Порой речь нотариуса ускользает от моего внимания, не могу сосредоточиться.
Чтобы отвлечься, бросаю короткий взгляд на сестру. С интересом наблюдаю за ее реакцией. Я ожидала от нее негодования или агрессии из-за того, что дом дед завещал мне. Всю жизнь наблюдала от нее зависть в отношении меня, но, сколько бы я ни старалась подружиться с ней или привлечь внимание, мне доставалась только злоба. До сих пор не понимаю, в чем я перед ней виновата.
– Какая же ты жалкая, – вспоминаю ее последние слова мне перед отъездом из России.
Горечь оседает у меня в груди. Ведь именно она осталась в лоне семьи, вышла замуж за любимого мною мужчину, а вот мне пришлось уехать. Понимает ли она, что имеет ту судьбу, о которой мечтала я? Впору мне завидовать ей, ведь это мне пришлось согласиться на замужество ради детей, которые до сих пор не знают бабушку и дедушку. И вряд ли когда-нибудь станут любимыми членами семьи Стоцких. Мы все уже едва друг друга терпим.
– Столовые приборы на двенадцать персон достаются… – начинает нотариус, и тут мой отец громко ударяет кулаком по столу.
Я вздрагиваю.
– Хватит! Не тяни, Феликс, – командует, рявкая в нетерпении, отец. Он давно знает нотариуса, поэтому не стыдится применять к нему такой тон. Его терпение лопнуло. – Я хочу знать, кому старый интриган завещал контрольный пакет акций!
Я вижу, как Феликс открывает рот, как его глаза расширяются, его коробит тон отца. Тем не менее он опускает глаза и углубляется в документы, бегая глазами по строчкам.
– Этот пункт завещания относятся к особым условиям, поэтому его я оставил напоследок.
Отец кривит лицо и выпячивает квадратную челюсть, всем своим видом выражая злость, но терпеливо ждет, сжав зубы.
– Как вы знаете, – снова начинает нудить Феликс, и я с опаской понимаю и жду, что отец сейчас лопнет от злости, но нотариус тоже не лыком шит, он требует к себе уважения и зачитывает пункт полностью:
– Герман Альбертович завещал контрольный пакет акций первым наследникам, рожденным от союза представителей семей держателей акций. Наследник или наследница должны быть предъявлены в течение полугода после смерти владельца акций. Если на момент оглашения завещания наследники не имеются в наличии, достаточно будет предъявить справку о беременности. В противном случае, если наследников не будет предъявлено, контрольный пакет акций будет распродан на аукционе всем желающим.
Когда нотариус замолкает, на какое-то время воцаряется тишина, все как будто ждут более детального разъяснения, до меня и до самой не доходит, что значит этот пункт. Какой еще наследник? Ребенок? Почему не был объявлен просто член семьи?
Мне кажется, что сейчас Феликс рассмеется и скажет, что это была шутка, но нотариус полностью серьезен, стискивает бумаги и грозно смотрит на отца, явно намекая на то, что тот перешел черту в своем поведении.
Отец вскакивает с места, его обвислые щеки багровеют, брыли трясутся, он даже слюной брызгает.
– Что это за профанация? Что за глупый розыгрыш? Мы что тут, фокусники, наследников доставать из шляпы, как кроликов? Феликс, что происходит? Объясни по-человечески, хватит твоего юридического официального тона.
– Сядь, Лев, выпей воды, – по-дружески говорит нотариус на правах друга семьи. – Никаких шуток. Герман Альбертович очень сильно переживал, что у двух главных партнеров, вокруг которых он сосредоточил все акции, не было наследника, и посчитал, что сможет простимулировать их на роды таким способом.
– Простимулировать? – снова возмущается отец, брызжа от бешенства во все стороны слюнями. – Я бы сейчас его из гроба достал и простимулировал!
– Лев! Побойся бога! – восклицает мама, которая сидела до этого тихой мышкой и слушала, что говорит нотариус.
Она усаживает отца и вручает ему стакан минеральной воды.
– Мы действительно сконфужены и обескуражены, – говорит она страдальческим тоном, театрально обмахиваясь рукой. – У нас нет наследников. Что же будет, если мы их не предъявим?
– Завещание не подлежит изменению, – ставит точку в обсуждении нотариус. Он всего лишь вестник. На его лице так и написано: «Не убивайте гонца». – Я оставлю вас, – поднимается со своего места, упираясь ладонями о стол, – можете обсуждать завещание сколько угодно, а если нужны какие-то разъяснения, зовите меня. Извините, очень много дел.
– Молодцы! – цедит слова сквозь зубы отец, тыкая пальцем в Милану и Давида сразу же, как только за нотариусом закрывается дверь кабинета. – Профукали компанию, которую ваши деды создавали с нуля! Последние штаны продавали в тяжелые годы! И что теперь? Чего молчите? Не осознаете масштаба катастрофы? – экспрессивно дергает и размахивает руками, на скулах нервно ходят желваки. – Нас со дня на день, считайте, с молотка продадут. А вы что лупите на меня глазами? Надо было раньше думать. Что, за столько лет одного маломальского ребенка сделать не смогли? Мы для чего вас поженили? Чтобы одна по курортам наследство разбазаривала, а второй в офисе ночевал? Были бы умнее, сейчас акциями бы распоряжались!
От его исполинского рева и гнева аж стекла дрожат. Приходится морщиться, но слушаю я его с болезненным интересом. Сейчас по словам отца я имею возможность получить взгляд на изнанку жизни Давида и Миланы, о которой они сами ни за что не расскажут по доброй воле.
– А теперь что прикажете делать? Я на эту компанию всю жизнь положил. Мне теперь что, смотреть, как ее разворовывают по кускам? А ты чего, мать, молчишь? Или ботоксом мозги все разъело? Решайте проблему, или оставшуюся часть жизни не по Мальдивам да Канарам разъезжать будете, а во дворе мусор подметать! Я всё сказал!
И уходит, громко и демонстративно хлопая дверью. Нам же остается только смотреть молча друг на друга и обтекать. Ничего не изменилось…
Глава 5
– Все едут к нам домой! Не обсуждается! – вернувшись в кабинет, рявкает отец командным тоном, никому не позволяя усомниться в своем авторитете. – Никто не уйдет, пока мы не обсудим эту абсурдную ситуацию! Всем ясно? У меня нет времени собирать вас повторно!
– Может, Ева захочет обосноваться в своем новом доме, – ехидно замечает Милана.
– Нет… – чувствуя болезненный укол в сердце, растерянно отвечаю.
Вижу, что все взгляды в этот момент устремлены на меня, и, словно маленькая девочка, опускаю взгляд.
– Отлично! – единственный, кто радуется, так это Олег, в нетерпении ерзающий на стуле. Знаю я, о чем он думает, оттого холод пробирается мне под кожу.
Не успеваю открыть рот, как он хватает меня за предплечье и больно стискивает, шепча на ухо: