Красавицы Бостона. Монстр

В остальном все казалось правдоподобным. Обстоятельства сходились.

Перед тем, как Кэт сбежала из города, у нее, в самом деле, был период трезвости продолжительностью в несколько месяцев, а за ним последовали несколько беспорядочных недель, во время которых она стала снова употреблять наркотики и стремительно катиться на дно.

К тому же я имел несчастье знать Джеральда лично и оказался осведомлен о том, что он отъявленный изменщик и еще не нашел ни одной киски, в которую ему не захотелось бы сунуть член.

Я не слышал, чтобы он был склонен к насилию, впрочем, не слышал и обратного. Косвенные улики против него были существенными, и я бы не стал исключать, что он мог совершить преступление в состоянии аффекта, чтобы спасти собственную шкуру.

Их с Джейн Фитцпатрик союз был заключен в аду для высшего класса. Они оба происходили из богатых семей, имели схожее культурное воспитание и получили много преимуществ, вступив в брак. А еще у них была еще одна общая черта: они оба были невыносимы до такой степени, что терпеть друг друга не могли.

За эти годы старик изменял своей жене столько раз, что и не счесть. Несложно поверить, что Кэт, предпочитавшая женатых хренов, сумела урвать себе в любовники толстосума в лице Джеральда Фитцпатрика.

Все письма были отправлены на адрес холостяцкой берлоги Джеральда, что служило очередным верным признаком их подлинности. Я знал все владения Фитцпатриков как свои пять пальцев, и письма Каталины, перед тем как вернуться отправителю, были высланы по тому же адресу, по которому Джеральд встречался со своими любовницами, пока не преподнес это жилье Сейлор и Хантеру в качестве свадебного подарка.

К письмам прилагались фотографии.

Полароидные снимки, на которых Кэт сидит на коленях у Джеральда и целует его в щеку.

Их фотографии в экзотических местах. В отпусках. На днях рождения. А еще там был тест на беременность, такой старый, что две полоски поблекли и стали едва различимы.

Мало того, что все факты безупречно сходились, но к тому же я и сам помнил.

Помнил ее непродолжительный период трезвости.

Помнил тот день, когда Кэт пришла домой в ужасном виде, вся в синяках и крови.

Помнил, какой она была уязвимой, такой всецело жалкой, что даже я в тот момент не мог ее ненавидеть.

Помнил, как она забралась в кровать, свернулась калачиком и безудержно рыдала, дрожа, как осиновый лист, а я чувствовал себя беспомощным, разрываясь между желанием помочь ей и ненавистью за то, что снова меня не покормила.

Помнил, как она посреди ночи пробралась к кровати моей бабушки, – мы с бабушкой ютились в одной комнате размером с платяной шкаф, – и прохрипела: «Вызови «Скорую». Мне нужно в больницу. Сейчас же».

Предательство было ошеломляющим.

Все это время Джеральд знал, что я родной сын Каталины, и все равно пользовался моими услугами.

По ее словам, он на расстоянии готовил меня к той работе, которую я сегодня выполнял.

Он вынудил мою мать употреблять наркотики и алкоголь.

Зачал с ней ребенка, а потом избил так, что у нее случился выкидыш.

Потом заставил ее бросить меня.

У меня могла быть другая жизнь.

Лучшая жизнь.

Он лишил меня заслуженного второго шанса и даже не нашел в себе мужества в этом признаться, когда наши пути снова пересеклись.

Джеральд Фитцпатрик лишил меня будущего, семьи и нерожденного брата.

И он заплатит за это.

Кровью.

Слезами.

Своей гребаной жалкой жизнью.

Я был бостонским «решалой» всю свою взрослую жизнь. С тех пор, как Трой отошел от дел, едва мне исполнилось двадцать два, и занялся более прибыльным и законным бизнесом. Я всегда воспринимал это как его подарок на мой день рождения. Я возглавил семейное дело и стал решать все, даже самые нестандартные проблемы, с которыми сталкивались богатые и влиятельные жители Бостона.

К двадцати двум годам я переломал столько костей и раскроил столько черепов, что меня всюду уважали и боялись как преступники, так и представители закона.

К тому времени, когда мое имя попало в списки особо опасных преступников ФБР, Трой уже был занят семейными играми со Спэрроу, управлял их ресторанами и не лез в самое пекло. Он знал, что я другой: на несколько тонов темнее и с жаждой крови, и уже давно бросил попытки меня приструнить.

Всю свою жизнь я решал чужие проблемы.

Пришло время позволить себе роскошь учинить одно незапланированное разрушение.

Уничтожить все, что Джеральд Фитцпатрик любил и ценил, поступив с ним так же, как и он со мной.

Карма никогда не теряет нужный адрес.

И я позабочусь о том, чтобы она своевременно его настигла.

Надгробие на могиле Каталины Грейстоун было черным.

Ирония – та еще сука, но у нее явно хорошее чувство юмора.

Я не знал, как и почему Кэт похоронили на кладбище в Атланте, но подозревал, что это дело рук моей приемной матери.

Спэрроу была практичным, но до неприличия сентиментальным человеком. И хотя она не была религиозной, в ней все же билась жилка католической добродетели.

Ей была невыносима мысль о том, что Каталину кремируют, а потом выбросят в помойку, когда никто не придет забрать ее прах. Спэрроу с чего-то сочла возможным, что однажды я захочу побывать на могиле Кэт.

Следующую пару дней я провел в гостиничном номере в Атланте, не отвечая на телефонные звонки, тайком встречаясь с главарями местных банд и наркобаронами и планируя свою месть Джеральду. На третий день я выписался из отеля и отправился на могилу Каталины. Миссис Мастерсон позвонила и сообщила, что надгробный камень уже установлен, и спросила, не хочу ли я сходить и взглянуть на него вместе с ней. Я вежливо отказался, – не мог больше вынести дерьмовых яблочных пирогов и пустой болтовни, – но все равно решил заскочить на кладбище перед тем, как поехать в аэропорт и вернуться в Бостон. Главным образом хотел убедиться, что эта стерва в самом деле умерла и лежит в сырой земле.

Поросшая мхом земля проваливалась под ботинками, когда я засунул кулаки в карманы черного пальто и зашагал к надгробию – новому, гладкому и блестящему памятнику моему разрушенному детству.

Подойдя к нему, я остановился и мрачно ухмыльнулся, когда заметил, что Спэрроу не включила слово «мать» в короткий список статусов Кэт.

Видимо, сделала это в порыве мелочности.

Воздух был пронизывающе холодным, что нехарактерно для Джорджии, ветер хлестал по лицу. Я закурил, держа сигарету онемевшими пальцами и с ухмылкой размазывая носком ботинка грязь по надгробному камню.

– Скатертью дорожка, милая.

Я присел и коснулся могильного камня рукой, в которой держал сигарету, поражаясь тому, как скоротечна человеческая жизнь. Одного столетия, и то в лучшем случае, едва ли хватит, чтобы насладиться всем, что может предложить этот мир.

– Знаешь, Кэт, я довольно часто подумывал тебя убить. Может, раз в пару месяцев. Есть нечто поэтичное в том, чтобы забрать жизнь у человека, который подарил тебе твою, – фыркнул я, с удивлением обнаружив, что отнюдь не так сильно рад ее кончине, как рассчитывал. – С другой стороны, все сводилось к одному и тому же: убить человека – значит, пойти на риск. Но ты никогда не стоила риска. Ведь именно так, вкратце, можно описать историю твоей жизни, Каталина? Всегда где-то на задворках. У тебя было так много любовников, фальшивых друзей, женихов и даже муж, но никто так и не пришел на твою могилу. Только восьмидесятипятилетняя соседка, которая даже Сталина сочла бы приятным. Думаю, пора прощаться. – Я встал, сделал последнюю затяжку, бросил сигарету на плиту и плюнул на тлеющий уголек, чтобы его затушить.

Развернулся и больше не оглядывался.

Еще одна отправилась на тот свет.

Третья

– Смотри, чтобы ситуация не вышла из-под контроля, – предостерег Трой на следующий день, пока мы сидели в моем кабинете в «Пустошах», наслаждаясь горячим пуншем, – со щедрой порцией виски, – и райским шумом, с которым мои работники носились по коридору, выполняя мои приказы.