Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 16



Леди, которая любила готовить

Автор: Карина Демина

Глава 1

Василиса сделала глубокий вдох, выдохнула и закрыла глаза.

– Вася! Вася, не смей этого делать! – в дверь ударилось что-то тяжелое, но мореный дуб выдержал. А Василиса поморщилась. Вот неугомонный. – Не вздумай даже!

Она подняла руку. Солнечный свет, пробиваясь сквозь тончайшее полотно бумаги, окрашивал ее во все оттенки золота. И в золоте этом терялись буквы. А Василисе подумалось, что будет совсем даже неплохо, если буквы эти вовсе потеряются. Мысль вдруг показалась совершенно замечательной. И собственная сила ее, обычно неподатливая, неудобная, отозвалась легко. Повинуясь ей, вспыхнула нарядная розовая свеча. Невыносимо запахло цветами, причем запах был резким, раздражающим и совершенно не соответствующим моменту.

– Вася!

Дверь выдержала еще один удар, правда, с потолка посыпалась побелка. Василиса вздохнула и сказала достаточно громко, чтобы ее услышали.

– Не заперто.

– Вась? – а теперь дверь приоткрылась осторожно. Александр заглянул в комнату. – Вась, ты как? Ты же не собираешься сделать какую-нибудь глупость?

– Какую-нибудь – нет, – Василиса поднесла лист к свече. Тонкий рыжий огонек потянулся, а дотянувшись, пополз по бумаге, уродуя золото черными пятнами ожогов.

– Вась, я серьезно. А то ж мне сказали, ты как письмо прочла, прям вся переменилась и к себе пошла. И я подумал… что… ну, мало ли… потому и серьезно. Вот, – Александр вошел бочком, что было странно и, пожалуй, даже забавно. Огромный, в деда, он сутулился, стараясь казаться меньше, незаметней. Но скромный синий студенческий мундир, украшенный девятью золочеными пуговицами, лишь подчеркивал и неуместность этой вот позы, и стати.

– И я серьезно, – она перехватила лист за другой уголок и вздохнула. – Успокойся. Ничего я не буду делать. Разве что… не знаю, торт испеку?

– Шоколадный? – Александр окончательно успокоился и расправил плечи, отчего в гостиной стало тесновато.

– Может, и шоколадный.

– Тогда хорошо… – он переминался и смотрел все еще виновато, хотя уж его-то вины в случившемся точно не было.

Ничьей не было.

Просто…

Так получилось.

– Ты сильно расстроилась? – Александр все-таки решился присесть. На самый краешек софы, памятуя, что в дамских комнатах мебель все-таки довольно хрупка.

– Даже не знаю, – Василиса разжала пальцы и позволила листу упасть. Правда, огню коснуться наборной поверхности комода не позволили. Он погас.

И свеча вонять перестала.

Хотя… надо будет велеть, чтобы окна открыли.

– Я его все равно на дуэль вызову, – теперь, когда беспокойство за сестру отступило, Александр позволил себе злость.

И пальцы его стиснули рукоять шпаги. Пусть нынешняя, положенная уставом Высшего имени Его императорского Величества Николая I Дворянского Института, и была неказиста с виду, да и вовсе не особо нужна человеку столь одаренному, как Александр, но владел ею он весьма неплохо.

– Зачем?

– Чтобы знал, как порядочных девушек перед свадьбой бросать.

– Не он первый, – Василиса пожала плечами и устроилась у окна. То выходило на парк, и прежде Василисе нравилось разглядывать, что удивительную вязь желтых дорожек, что ковровую зелень газонов, что разноцветье клумб.

– Вась… я… вот увидишь… – светлые брови сошлись над переносицей. – Все еще образуется. И не надо обращать внимание на одного идиота.

На одного – не стоит.

Но…

Снова слухи пойдут. После прошлого раза еще не все утихли, а тут надо же… снова… и полетят письма с выражениями сочувствия, со словами поддержки, ибо положено поддерживать брошенных невест…

Василиса с трудом, но сдержала вздох.

…выйти придется. И из комнаты, и из дому. Правила игры давно известны. Нельзя показывать слабость или обиду. Радковские-Кевич не могут позволить себе ни того, ни другого.

Улыбаться.

Принимать притворное сочувствие с притворным же вниманием, болтать о пустяках и казаться беззаботной, как и положено девице ее положения.

А она устала.

Василиса поняла это неожиданно ясно.

Устала от игр.

И от сплетен.

От шепотка за спиной… та самая, проклятая… четвертый жених… или уже пятый? Можно понять бедолагу… ни одно приданое не окупит…



От взглядов, от которых не скрыться. И приходится держать спину ровнее. И улыбаться все беззаботней, пока щеки не заболят, пока лицо не одеревенеет, пока самой Василисе не станет казаться, что она – лишь кукла, в которую по недоразумению вдохнули каплю жизни.

– Вась, ну Вась, – Александр дотянулся и дернул за рукав. – Хочешь, я нового жениха найду?

– Зачем?

– Не знаю, – он смотрел снизу вверх, заискивая и всем видом своим выражая готовность помочь. – Чтоб был?

– Не надо, чтоб был, – Василиса улыбнулась. И Александр улыбнулся в ответ, добавив:

– Я ему вторую руку тоже сломаю. Для симметрии. И вообще…

Василиса покачала головой. Она была далека от мысли, что сумеет сдержать праведный гнев брата, да и… обида была.

Горькая, как темный шоколад, тот самый, что привозили из-за моря, щедро сдобренный перцем и оттого жгучий. И эта обида нашептывала, что стоит намекнуть, и рукой дело не ограничится. Александр все кости переломает.

А то и вправду дуэль…

Дуэли чести ведь не запрещены, пусть и высочайше не одобряются, но…  Василиса подошла к брату и положила руку на плечо.

– Оно того не стоит.

Обида полыхнула пламенем.

– Вась…

– И Марье скажи, а то ведь…

Александр хмыкнул. И выражение лица стало… впрочем, Василиса и сама понимала: говори Марье или нет, она все равно поступит по-своему. И обиды, учиненной роду, не простит.

А Василиса опять будет чувствовать себя виноватой.

Перед всеми.

Она посмотрела на оплавившуюся свечу. На остатки письма. На парк. И вдруг поняла, чего хочет.

– Я уеду.

– Куда? – Александр привстал, но вновь опустился на софу. Вытянул ноги, что уперлись в крохотный столик с пятком фарфоровых статуэток.

Еще один подарок.

…они столь же изящны, как и вы…

Правильные слова. Правильные подарки. Тоже своего рода искусство, которым Владимир владел в полной мере. Правда, теперь статуэтки вызывали одно лишь желание – разбить их о стену. И закричать. Во весь голос. По простому, по базарному, но… нельзя.

Надо держать себя в руках.

– Не знаю. Отсюда. Ненадолго. Пока все поутихнет. Не хочу никого видеть.

– Станут говорить…

– Что бы я ни сделала, говорить станут, – отмахнулась Василиса. И новая идея захватила ее всецело. – Вдовий дом… тетушка ведь нам его оставила, верно? И там никто не живет?

– Никто. Кажется. Я не знаю. Надо у Сергея Владимировича спросить, но… Вась…

– Ненадолго, – ей, кажется, и задышалось легче. Конечно. Кому нужен Ахтиар с вечной его круговертью, с балами и красавцами, которым не стоит верить, которые в сломанной руке видят перст судьбы и вообще горазды придумывать себе сказки.

– Вась, а…

Подальше от слухов.

Сплетен.

Очередной попытки подыскать ей жениха, потому что женщина тридцати двух лет не может не быть замужем, даже если ей туда не слишком-то и хочется. От семьи, что всенепременно соберется, и даже Настенька, возможно, приедет, оставив ненадолго свой драгоценный университет.

От всего.

– Мне… – она коснулась пальцами висков, чувствуя, как размыкается кольцо зарождающейся боли. – Просто надо побыть одной. Понять… разобраться… в себе и вообще.

Александр кивнул.

Вздохнул.

И добавил:

– Вечером поговорим.

– Почему бы и нет? – княжна Марья и в домашней обстановке оставалась княжной. Рядом с сестрой, высокой и статной, именно такой, какой должна быть урожденная Радковская-Кевич, Василиса остро ощущала собственную неполноценность. – Не вижу ничего дурного. Дом и вправду свободен. Надо лишь распорядиться, чтобы его в порядок привели.