Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 19

Из моих воспоминаний меня вытянул звонкий лязг какого-то странного приспособления. Егерь методично кормил странную железную палку золотыми рубалями. Раньше я думал, что это деньги. На них сотрапезники обычно покупали необходимые вещи на менах. За них же продавали мед и скот. О том, что рубали можно использовать как-то иначе, я не знал. Пока я размышлял о прошлом, завороженный мягким светом чудо-шара, парящего под сводом берлоги, егерь успел натопить воды для питья и сотворить еды. Из своего необъятного горба он достал пару сухих лепешек, напоминающих тот самый хлеб, которым угощал меня в хлеву, и протянул одну мне. Преисполненный благодарности, я позволил своему Жии насытиться. Затем егерь бросил в миску с талой водой небольшой камень, и вода, словно по волшебству, закипела и изменила цвет. Запахло кухней. Егерь протянул мне миску:

— Пей, последыш.

Я отхлебнул горячего и с удивлением обнаружил, что вкусная жидкость, помимо жажды, утоляет и неуемную страсть Жии. Мне хватило нескольких маленьких глотков, чтобы наесться от пуза. Егерь улыбнулся. Отложив в сторону свою корявую железную палку, он забрал у меня питье.

— Теперь спи, — сказал он, тоже отпивая из миски, — завтра тяжелый день.

Он укутал меня в свой полушубок и притушил парящий шар до тусклого уголька. Затем, отвернувшись к своему горбу, он достал какого-то черного идола, положил перед собой и стал бормотать в него непонятные мне слова:

— Мэйдэй! Мэйдэй! «Е-1» на связи, прием. Мэйдэй! Мэйдэй! «Ермак», как слышно? «Е-1» на связи, прием!





«Молится», — решил я и, потеряв к этому занятию егеря всякий интерес, постарался провалиться в чернь.

Скоту верить в богов было не положено. Об их существовании я знал лишь благодаря жизни в доме у хозяев. Мои сородичи в хлеву и знать не знали об этой стороне бытия. Второстепенных богов у сотрапезников было много, и каждый отвечал за определенную людскую слабость. Сотрапезники не могли договориться между собой, какому из них следует молиться чаще, поскольку, в зависимости от ситуации, каждый локальный бог мог как даровать свою милость, так и погубить слабого человека. Каждый из сотрапезников имел право отдавать свое предпочтение тому, кому считал нужным. Кто-то чаще поклонялся богу страха — могучему Лаогу. Разум иных был всецело поглощен богом похоти — Эрогом. Слабые и немощные видели смысл своего существования в поклонении Деору — богу боли. Но подавляющее большинство сотрапезников сходились во мнении, что над всеми богами верховодит один, самый грозный и самый сильный. То был бог голода — великий Жии. К нему ежедневно обращались все сотрапезники. Ему поклонялись перед каждой трапезой, его молили сжалиться, когда не ладилась охота или земля не рожала урожай. Его боялись все, поскольку считалось, что Жии был родителем остальных богов. Конечно, остальные боги были не менее жестоки, но суровее всех был все же именно Жии. Он жил в каждом живом существе. По его милости сотрапезники вымирали целыми кланами. Даже грозный Деор не мог похвастать такой кровожадностью. Жии боялись и Жии любили. Его восхваляли за каждый прожитый день и благодарили за каждую крошку во рту.

Ночью я проснулся по малой нужде. Шар перестал светить вовсе, и тьма стояла кромешная. Начало тянуть холодом. Не отойдя еще от черни, я не сразу понял, что в нашей берлоге я остался один. Только я наполнил бутыль, что с вечера дал мне егерь, как где-то неподалеку тоскливо воззвал к луне волк. У меня сердце в пятки ушло. Я и раньше слышал, как воют волки, но чтобы так близко — никогда. Чернь как рукой сняло. Через мгновение с другой стороны ему ответил еще один зверь, совсем близко от нас, судя по звуку. Я замер, боясь издать лишний шорох. Воцарилась такая звенящая тишина, что было слышно, как колотится в груди и рвется наружу, раздирая нутро, мой Лаог. Я попытался дотянуться до егеря, чтобы разбудить, но, как бы ни тянулся, нащупать его не мог. Наконец я набрался храбрости и одним махом прополз все расстояние от ствола до выхода из берлоги в надежде наткнуться на своего спящего спутника. Руки ухватили лишь пустоту. Не припомню, чтобы когда-либо боялся сильнее. В берлоге, кроме меня, никого не было. Егерь ушел. Из оцепенения меня вывел очередной волчий вой, уже совсем близко. Я отполз обратно к стволу и, закутавшись в егерский тулуп, стал прислушиваться.

Доводилось ли вам когда-либо слышать, как дышит волк, увлеченный охотой и раззадоренный близостью жертвы? Сначала я услышал именно это — частое и хриплое дыхание вперемешку с нетерпеливым скулежом зверя. Затем послышались и его скорые, семенящие шаги по скрипучему снегу. У самого входа в мое убежище волк остановился и стал принюхиваться. На мгновение повисла грозная тишина. Но тут зверь почуял, что совсем близко, буквально перед его носом умирает от страха легкая добыча. Рыча и поскуливая от нетерпения, волк принялся яростно откапывать вход в берлогу. За эти сутки я третий раз кряду попрощался с жизнью.