Страница 19 из 22
– Марция, но я не могу просить его еще о чем-то!
– Надо! Удивляюсь, как ты сам не додумался до этого, Гай Юлий, – Марция посмотрела на него укоризненно. – Вот уж не понимаю, откуда пошло заблуждение на счет того, что мужчины лучше ведут дела. Мужчины ведь ничего толком не могут! А ты, дорогой муженек, самый простодушный из людей.
– Ты права, дорогая, – поник головой Цезарь. – Но я действительно не могу просить его о чем-то еще!
Юлия посмотрела на мать, потом на отца и опять на мать: не первый раз она видела их размолвки, особенно когда речь заходила о деньгах, но впервые главной темой их обсуждения стала она сама, и это ее смущало. Однако она набралась смелости и вмешалась в спор:
– Все это верно! Я сама спрошу Гая Мария о приданом. Я не боюсь. Он поймет.
– Юлия! Ты хочешь за него замуж?! – ахнула Марция.
– Да, мама, хочу. Я нахожу, что он великолепен!
– Девочка моя, но он на тридцать лет старше тебя. Ты станешь вдовой раньше, чем думаешь!
– Молодые люди ужасно скучны, они напоминают мне моих братьев. Лучше уж выйти замуж за человека вроде Гая Мария. Я буду хорошо к нему относиться, он полюбит меня, и никогда не пожалеет о расходах.
– Кто бы мог подумать… – покачал головой Цезарь.
– Чему ты удивляешься, папочка? Мне скоро восемнадцать! И могу тебе признаться: я очень боялась этого момента. Не самого замужества, конечно. А того, что за человек достанется мне в мужья. Когда вчера вечером я увидела Гая Мария, я… Я тут же подумала – хорошо бы ты нашел мне мужа, подобного ему, – Юлия покраснела. – Он не такой, как ты, папочка. Но он похож на тебя. Мне кажется, что он умен, ласков и честен.
Гай Юлий Цезарь посмотрел на жену:
– Разве не редкость – открыть, что тебе нравится твой ребенок? Любить своего ребенка – это естественно. Но испытывать симпатию? Это еще большее счастье.
Две встречи с женщинами за один день – такого испытания Гай Марий опасался гораздо больше, чем столкновения с неприятельской армией, десятикратно превышающей по численности его собственную. Первая встреча должна была состояться с предполагаемой невестой и ее матерью; вторая – с благоверной.
Благоразумие и предусмотрительность заставили его искать встречи с Юлией до разговора с Гранией, чтобы знать, как вести себя во время последнего выяснения отношений с супругой. Поэтому уже к восьми часам утра он постучался в дом Гая Юлия Цезаря. Одетый в обычную тогу с пурпурной каймой, он явился с чеком на миллион серебряных денариев. Если бы ему пришлось доставить деньги наличными, потребовался бы внушительный эскорт в 160 человек, поскольку миллион денариев весил, в общем, около 10000 фунтов или как раз 160 талантов – больше таланта одному носильщику не уволочь.
В кабинете Гая Юлия он протянул хозяину маленький, свернутый в трубочку свиток пергамента:
– Я сделал все, как требовалось.
Цезарь развернул свиток и пробежал глазами несколько строк.
– Я договорился с банкирами о переводе на ваше имя двухсот талантов серебра. Мало кто сумеет докопаться, что деньги переведены лично мной – банкиры умеют хранить тайны.
– Выглядит так, будто я взял взятку. Если бы я не считался слишком незначительным сенатором, кто-нибудь из банка мог бы сообщить об этом городскому претору…
– Сомневаюсь, что кто-нибудь получал такой крупный куш даже за поддержку консула, – улыбнулся Гай Марий.
Цезарь схватил Мария за руку:
– Скажите, ради богов, вы не чувствуете себя обманутым?
– Совсем нет, – Марий попытался освободить руку из судорожно сжатых пальцев Цезаря, но безуспешно. – Если земля стоит столько, сколько вы мне говорили, то останется и на приданое и для вашей младшей.
– Не знаю, как вас благодарить. – Цезарь отпустил наконец руку Гая Мария, но выглядел смущенным. – Я повторяю себе, что не продаю свою дочь, не продаю… Но временами мне кажется, что… Поверьте мне, Гай Марий: продать дочь я не мог бы. Я верю, что ее будущее и будущее ее детей станут мне оправданием, а вам – утешением. Надеюсь, вы сможете оценить ее по достоинству, она стоит того, – голос Цезаря дрогнул: о какой еще сумме может идти речь теперь, как он осмелится намекать о приданом для Юлии! Он встал из-за стола, сжимая в руке пергамент. Свиток он сунул в складки тоги, которая с правого плеча ниспадая свободно, образовала подобие кармана.
– Я не смогу успокоиться, пока не отнесу это в банк, – тут он прервался, а затем продолжил разговор, переведя на другую тему. – Юлии исполнится восемнадцать в начале мая, однако мне кажется, что свадьбу надо отложить хотя бы до середины июня – если вы согласитесь. Так что свадебные церемонии можно будет организовать в апреле.
– Так и сделаем.
– Я тоже так думаю, – Цезарь продолжал разговор исключительно для того, чтобы заглушить глухую тоску и отчаяние в душе. – Очень неудобно, когда день рождения девушки приходится как раз на то время года, когда выходить замуж считается дурной приметой. Хотя и не понимаю, почему период с поздней весны до начала лета называют несчастливым… Цезарь немного пришел в себя и успокоился.
– Ждите здесь, Гай Марий. Я сейчас пришлю к вам Юлию.
Теперь пришел черед Гая Мария волноваться. Встав в одном из углов уютной комнатки, он ждал. «Только бы девушка не оттолкнула меня!» – молил он. Ничто в поведении Цезаря не указывало на сопротивление Юлии, однако он знал: есть вещи, о которых продавец никогда не проболтается покупателю. Он и сам удивлялся тому, что жаждет взаимности. Хотя – как можно ждать взаимности от той, чьих кровей, красоты и юности он, конечно, не стоит? Сколько слез пролила она в подушки, узнав о предстоящей свадьбе? Ведь она уже наверняка представляла себе молодого аристократа… Разве стареющий землевладелец из глубинки – муж для Юлии?!
Дверь, ведущая на веранду дома из внутреннего дворика, широко распахнулась, солнце хлынуло в кабинет. Юлия стояла прямо в центре светящегося прямоугольника и улыбалась.
– Гай Марий, – радость вспыхнула в ее глазах.
– Юлия, – он подошел, чтобы приветствовать ее и протянул руку, но когда ее ладошка легла ему на ладонь, замер, будто не зная, что делать с ней, что вообще делать дальше. – Твой отец уже рассказал тебе?
– Да! – улыбка не сходила с ее лица – ни жеманства, ни притворного смущения.
– И ты не возражаешь? – поразился он.
– Я рада, – чтобы уверить его окончательно, она слегка сжала его пальцы, – Гай Марий, Гай Марий, не смотрите на меня так испуганно. Я действительно счастлива!
Он освободил левую руку из-под складок тоги и накрыл сверху ее руки, любуясь правильными овалами ногтей и нежным цветом ее пальцев.
– Но я старик!
– Тогда я должна буду полюбить старика, потому что вы мне очень нравитесь.
– Я? Вам?
Она сверкнула глазами.
– Конечно! Иначе я не согласилась бы выйти за вас замуж. Мой отец – отнюдь не тиран. Все, на что вы могли рассчитывать – что я сама захочу выйти за вас. Он не стал бы меня принуждать.
– А вы уверены, что сами себя не понуждаете?
– В этом нет необходимости.
– Наверняка, есть какой-нибудь молодой человек, который вам больше по душе…
– Ни одного. Молодые люди слишком похожи на моих братьев.
– Но… Но… – он напряженно искал возражений, которые могли бы подействовать. – Мои брови!
– Мне кажется, что они великолепны!
Он вдруг почувствовал, что краснеет и бессилен удержаться, теряя остатки самообладания: наконец, он понял, что, несмотря на всю ее выдержку и самообладание, она еще ребенок и не понимает его сомнений.
– Твой отец сказал, что мы можем пожениться в апреле, перед твоим днем рождения. Ты согласна?
– Не возражаю, конечно. Но мне бы хотелось перенести этот день на март, если вы оба согласитесь. На день празднеств в честь Анны Перенны.
Праздник, выпадающий на первое полнолуние марта, был тесно связан с луной и со старым Новым годом. Сам день относился к числу счастливых, но следующий за ним сулил беды.
– Ты не боишься злых духов, правящих первым днем твоего замужества?