Страница 31 из 35
— Бог тебя храни, — сказала старая женщина и медленно, истово перекрестила Васю.
Ночью, когда все село затихло, он ушел. Старуха дала ему с собой краюху ржаного хлеба и несколько картофелин. Больше она ничего не могла дать.
Он пробирался на восток долго, наверно, не меньше трех недель. Отсиживался в лесу, питался корой деревьев, грибами, поздней лесной ягодой и снова шел дальше. Иногда на дороге встречалась ему какая-нибудь деревенька, и он крадучись, ночью пробирался к крайней избе, заглядывая в окно и, если лица хозяев казались ему добрыми, не внушавшими подозрений, тихо стучал в окно, и его пускали переночевать, и давали с собой хлеба, и желали счастливо добраться до своих…
Уже много позднее, когда ему удалось перейти линию фронта и присоединиться к частям Красной Армии, он рассказывал друзьям:
— За это время я стал физиономистом, научился по лицу читать каждого человека и, представьте, ни разу не обманулся…
Вася храбро сражался против гитлеровцев, а после войны вернулся в родной город.
Здесь он узнал о том, что сталось с его семьей. Мать умерла, отец исчез, скорей всего ушел вместе с отступавшими гитлеровцами.
А что же сталось с его братом?
Вася не терял надежды, старался хоть что-нибудь разузнать о нем у кого только возможно. Но никто ничего не мог рассказать ему о судьбе брата. А того уже давно не было в живых. Спасая Васю, он погиб, не успев даже выпрыгнуть из автобуса.
Оглушив гитлеровского солдата, Филипп хотел было выскочить вслед за Васей. Но тут шофер, внезапно почуяв неладное, обернулся и, увидев лежащего солдата, резко затормозил… Выхватив нож, он бросился на Филиппа…
В центре города, на площади, была братская могила. Здесь похоронены не только сотни мирных советских граждан, но и сотни борцов против фашизма. Здесь, может быть, покоился и прах Васиного брата.
И Вася часто думал о брате, который неправильно, нечестно жил, но в самый последний миг своей жизни совершил такой поступок.
Вася недолго пробыл в родном городе, вскоре уехал в Москву, где у него было много друзей. В Москве Вася стал работать директором обувной фабрики. Время от времени он приезжал в родной город, где каждый раз встречался со старым другом Петром Петровичем.
И они вспоминали о тех, кого уже не придется увидеть, о доблестных героях, отдавших свою жизнь во имя свободы своей Родины.
Глава двадцать вторая, из которой становится известна история Сони
Еще тогда, когда они учились в школе, Соня привыкла завидовать Кате. Вот кому повезло в жизни!
Они вместе окончили семилетку. Катя уехала в Ленинград, там училась в техникуме, а вскоре вышла замуж, по словам ее матери, «за хорошего человека».
А Соня осталась в их маленьком городишке, как она его называла, и жизнь ее казалась ей самой что ни на есть тоскливой и неинтересной. Замуж она не вышла, отец и мать ее умерли, она жила одиноко, работала санитаркой в больнице, но работу свою не любила и мечтала, что когда-нибудь выпадет ей такой счастливый случай и она тоже уедет куда-нибудь и жизнь ее переменится.
Когда Катя приехала из Ленинграда навестить заболевшую мать, Соня решила помогать Кате чем могла. А вдруг в благодарность Катя возьмет ее с собой в Ленинград и поможет устроиться там… «Неужели всю жизнь так и прозябать в этом городишке?» — думала с тоской Соня.
Началась война. Соня устроилась в ресторан официанткой. Но она не оставляла своими заботами Катю и ее сына. Она понимала, что все еще может повернуться так, как ей бы того хотелось.
В то же время она завидовала Кате во всем. Катя была красивее ее, Катя нравилась решительно всем, у Кати была семья — муж и сын, а она, Соня, чувствовала себя незаслуженно обойденной и одинокой.
Временами, глядясь в зеркало, она думала про себя:
«Неужели же я хуже ее? Нет, не хуже, нисколько не хуже…» Но потом она встречала Катю, смотрела на ее красивое, с нежным румянцем лицо, на пышные каштановые локоны, на стройную фигуру, и необоримое чувство зависти охватывало ее с новой силой…
Когда Катя попросила Соню помочь раненым партизанам, Соня сперва испугалась. А что, если немцы узнают? Что тогда с нею будет?..
Но потом, пораздумав, согласилась. Может быть, все образуется, все пройдет незаметно, комар носа не подточит, зато тогда уже Катя ей друг на всю жизнь: что ни попроси, все для нее сделает… Кончится война, и тогда уж наверняка Катя возьмет ее с собой в Ленинград.
Однако все получилось неожиданно прежде всего для нее самой. В то время, когда Соня пыталась достать в больнице медикаменты и перевязочные материалы с помощью своей знакомой, которая работала там, гитлеровский фельдшер выследил ее и донес немецким властям.
Соню поймали. И она, чтобы спасти себя, согласилась работать на гитлеровцев: выдала Катю и ее сына, рассказала о партизанах, прятавшихся в развалинах.
И тогда ей дали в гестапо задание: следить за Катей и за мальчиком, не спускать с них глаз ни днем ни ночью.
Она добросовестно передавала все, что видела, что слышала, все то, что Катя, доверчивая и неопытная, иногда рассказывала ей. И она первая посоветовала — самое удобное схватить Катю возле ее дома, но так, чтобы никто, и прежде всего ее сын, не знал, куда она девалась, чтобы потом выследить, куда направится мальчик.
Гибель Кати и Мити легла на совесть Сони. Но она считала, что о ее «деятельности» в гестапо никто никогда не узнает. Тем более, что все помнят, как она дружила с Катей, как помогала ей во всем…
Но жизнь решила иначе.
Недаром ведь говорится: тайное всегда становится явным.
В то самое утро, когда гестаповцы схватили Митю и Васю, Алла Степановна, как обычно, направлялась на работу в ресторан.
В палисаднике возле своего крыльца она увидела белевший на земле листок бумаги. Она подняла его. Крупными буквами там было написано: «Соня Арбатова — предатель».
И все. Ни подписи, ничего больше.
Что было делать? К кому бежать? Алла Степановна подумала и решила все-таки пойти на работу. Что будет, то будет. Не пойти нельзя. Немцы — люди педантичные, могут придраться к ней, выгонят с работы…
И она пошла в ресторан, решив про себя, что вечером зайдет к Петру Петровичу, расскажет ему о записке и посоветуется, как быть дальше…
Как и всегда, она стояла на кухне, мыла тарелки, тщательно, до блеска протирала ложки, вилки, ножи.
Мельком она увидела Соню. Соня носилась по залу, подавая завтрак офицерам. Выглядела она, как и обычно: аккуратная, подтянутая, приветливая.
В обед Соня зашла на кухню. Прямо направилась к Алле Степановне.
— Что это вы такая бледненькая нынче? — ласково спросила она.
— Да что вы, вам кажется, — ответила Алла Степановна.
Потом спросила Соню в свою очередь:
— Почему я не вижу Катю? Не заболела ли?
Соня удивилась:
— Разве ее нет? Я, признаться, сегодня раньше ее ушла на работу, думала, она придет позднее, а ее и в самом деле что-то нет…
Она говорила спокойным, доверительным тоном, глаза ее смотрели безмятежно.
Неизвестно почему, то ли потому, что она смотрела прямо в глаза Сони, то ли Сонин голос был чересчур спокоен, безмятежен, Алла Степановна вдруг окончательно прониклась уверенностью: Соня — предательница. Записка не врет. Нет, не врет!
Она молча повернулась к Соне спиной, стала мыть посуду. Сердце ее стучало безостановочно, все сильнее, все громче.
«Как быть? Что делать?» — думала она и не могла найти выход.
Потом внезапно решилась: надо пойти к Петру Петровичу, предупредить его, чтобы он дал знать Васе.
Она скинула с себя фартук, вымыла руки.
Только повернулась к дверям, как в кухню снова вошла Соня. Быстро окинула ее взглядом:
— Вы что, идете куда-то?
— Я ненадолго, — ответила Алла Степановна.
Соня стояла в дверях.