Страница 28 из 35
Глава девятнадцатая, в которой события всё нарастают
Забрезжило раннее утро. Утро, которое было чревато многими неожиданностями.
По городу рыскали гитлеровские солдаты, хватали каждого мало-мальски подозрительного человека и тащили в гестапо.
Бургомистр Пятаков собрал своих сотрудников и отдал приказ развесить повсюду объявления о награде в тысячу марок и наделе хозяйства за нужные сведения каждому, кто принесет их.
А в фотографию «Восторг» почти вбежал капитан Хесслер.
— Убиты цу Майнерт и фон Ратенау. В немецком ресторане. Мы сидели все вместе, в отдельном кабинете, — быстро проговорил он. — Теперь мне опасно здесь оставаться.
Петр Петрович выслушал его молча. Он понял: очередной налет партизан оказался удачным.
— Вам надо уходить, — сказал Хесслер. — Как можно скорее.
— Хорошо, — сказал Петр Петрович. — А как быть с Джоем?
— Возьмем с собой. Едем к вам!
Они вышли на улицу. У дверей фотографии ждала серая машина «Оппель-капитан».
За рулем сидел Роберт, шофер военного коменданта. Тот самый, что провожал Катю Воронцову.
Хесслер и Петр Петрович сели в машину и через пять минут уже были возле дома старого фотографа.
Хесслер подозвал Джоя.
Пес мгновенно подбежал к нему.
— У вас есть поводок? — спросил Хесслер Петра Петровича.
— Джою поводок не нужен, — с гордостью ответил старик. — Он слушается каждого моего слова…
Внезапно он вспомнил: в фотографии остался его архив. Все те карточки, которые он снимал за долгие годы работы. Их нельзя оставлять немцам. Ни в коем случае нельзя!
— Я не могу ехать, — сказал он, — отправляйтесь без меня.
— А что такое?
— Я забыл свой архив.
Хесслер сообразил сразу:
— Пусть Роберт поедет за ним и возьмет его.
— Роберт? Но он же ничего не найдет…
И тут Петр Петрович вспомнил о Мите. Мальчик давно уже стал его первым и надежным помощником.
— Может быть, сделаем так: пусть Роберт заедет к Воронцовой, — начал он, — отдаст ключи Мите и скажет ему, чтобы Митя спрятал карточки…
— А где же будем мы?
— Мы останемся в машине. Это даже удобно. Я скажу Роберту, что беру машину и вернусь через два часа.
Кругом на улицах разъезжали грузовики с немецкими солдатами. На углах улиц стояли патрули.
— Вы видите, — сказал Хесслер, — это все потому, что убиты те двое… — Он поправил свой парабеллум, висевший на боку. — Пока еще я вне подозрений. На эти несколько часов…
Джой лежал на полу машины, уткнув морду в лапы.
Роберт развернулся, круто затормозил у дома Воронцовой.
Хесслер огляделся по сторонам. Два немецких солдата шагали по улице.
Завидев машину, подошли ближе, заглянули в окно.
Хесслер спросил, цедя слова сквозь зубы:
— В чем дело?
Солдаты отдали ему честь.
— Яволь, герр офицер. Это ваша машина? — спросил один из них.
— В чем дело? — нетерпеливо повторил Хесслер. Небрежным жестом выхватил из нагрудного кармана свой документ, сунул его в окно.
Солдат бегло взглянул, взял под козырек:
— Все в порядке, герр офицер.
— Проходите, — приказал Хесслер.
Солдаты прошли дальше.
— Возьми ключи, отдай их Мите, — обратился Хесслер к Роберту.
— Я пойду с ним, — предложил Петр Петрович.
— Вам не надо.
— Он не поймет, что надо сделать.
Хесслер с минуту задумался.
— Разве? Тогда вот что: вызови Митю на улицу.
Роберт вышел из машины.
Хесслер взглянул на часы:
— Ого! Уже половина девятого. Успеть бы проскочить за город…
Не прошло и двух минут, как на улицу выбежал Митя. За ним вышел Роберт.
— Петр Петрович, что с вами? — спросил Митя, с испугом глядя на офицера в немецкой форме.
— Все в порядке, мой мальчик…
Петр Петрович смотрел на взволнованное мальчишеское лицо, обращенное к нему, на русые, коротко стриженные волосы, на выгоревшие, словно колоски, брови.
Уколола тревожная мысль:
«Может быть, видимся в последний раз?»
Он постарался отогнать от себя эту мысль. Даже мысленно выругал себя: вечно что-нибудь такое придумает. Ну кому нужен этот мальчик? Кто может в чем-либо заподозрить его?
И все-таки нет, все-таки неспокойно было на душе у Петра Петровича. До того неспокойно…
— Возьми ключи, — сказал он, стараясь говорить невозмутимым тоном. — Иди в фотографию, там мои карточки, мой архив… Помнишь, в зеленом шкафу?
— Знаю, — сказал Митя.
— Возьми их все, все до единой и спрячь где-нибудь, положи в железную коробку из-под монпансье, она тоже стоит в шкафу, и все спрячь подальше. Понял?
— Когда надо идти? — спросил Митя.
— Не сегодня. Сегодня весь город прочесывают.
— Почему?
— Убит военный комендант.
— Убит?! — Митя даже подпрыгнул от радости.
— Пойдешь туда завтра, рано утром, как только рассветет. Если тебя кто спросит обо мне, скажи, что я болен, лежу дома и сегодня на работу не выйду.
— Хорошо, — коротко сказал Митя. — Я все это положу в коробку и свой дневник тоже.
— И еще вот что, — сказал Хесслер. — Передай маме — пусть уходит…
— Куда? — удивленно спросил мальчик.
— Куда хочет… В лес, вообще уйдет из города вместе с тобой.
Митя ни о чем не спросил. Молча кивнул головой.
— Понял? — спросил Петр Петрович. — Надо уходить из города… и как можно скорее.
— Понял, — ответил Митя.
— Береги себя, — тихо сказал Петр Петрович. — Береги себя и маму…
Машина медленно тронулась. Петр Петрович обернулся. Мальчик все еще стоял на том же самом месте, где он оставил его, смотрел вслед машине.
И снова, как и раньше, неведомо откуда взявшаяся мысль больно уколола старика: не в последний ли раз видит он мальчика?
Машина мчалась по шоссе. Хесслер посмотрел на Петра Петровича:
— Надеюсь, проскочим…
Тот ответил:
— Я тоже так думаю…
Между тем часа за два до описываемых событий, когда еще ночь стояла на дворе, Катя и Соня сидели в Катиной комнате и тихо переговаривались друг с другом.
Обеим не спалось.
И чтобы хоть в какой-то степени успокоить себя, они предпочли поговорить по душам друг с другом, пока не наступило время идти на работу.
Они вспоминали о том, как жили до войны. Довоенная жизнь казалась каждой теперь недосягаемым раем. Словно бы вдруг, в один миг забылось все то, что было трудным, омрачавшим быт, печальным, и осталось одно лишь светлое, праздничное…
Катя вспоминала о том, как они по воскресеньям все трое — она, муж и сын — ездили в Петергоф, Петродворец, Царское Село…
Соня слушала Катю с восторгом, который даже не пыталась скрыть.
Прозрачные глаза ее потемнели.
— Если бы хоть один денек пожить в большом городе, — мечтательно произнесла она, — хоть одним глазком увидеть Ленинград!.. Возьмешь меня с собой в Ленинград, когда все это кончится?
— Возьму, — горячо ответила Катя. — Только скорее бы все это кончилось!
Соня зашептала ей в самое ухо:
— Вчера я нашла возле ресторана листовку; маленькая такая, на ней чернила лиловые…
— Что там написно? Помнишь?
— Еще бы!.. Красная Армия близко, Красная Армия скоро освободит всех советских людей!.. Здорово?
— Конечно. И это все?
— Нет, там еще было… — Соня наморщила лоб, вспоминая. — Там было еще написано о том, чтобы мы, советские, продолжали истреблять фашистов, мстить за нашу кровь, за все наше горе…
Соня оборвала себя.
В комнату вбежал Митя.
— Убит военный комендант, — одним духом выпалил он.
Катя всплеснула руками.
— Убит? Что-то теперь со всеми нами будет?!
Соня победоносно взглянула на нее:
— Видишь? Они не спят! — Слово «они» она выразительно подчеркнула. — Стало быть, эта самая листовка неспроста!
— Наверно… — согласилась Катя. Пристально посмотрела на сына: — Куда ты бегал? Кто к тебе приходил?
— Никто.
— Неправда, я же слышала, ты открыл дверь, выбежал куда-то…