Страница 61 из 65
Она не кривила душой. Она и в самом деле привязалась к Соне, привыкла слушать ночью ее горячие, торопливые слова о новом, самом лучшем, настоящем, привыкла к ее смеху, к внезапным слезам, к частым сменам настроений.
И порой, глядя на Соню, слушая ее нехитрые рассказы о новом увлечении, о «нем», в которого поверила и влюбилась с первого взгляда, Антонина с горечью думала: как много еще суждено Соне увлекаться и обманываться, влюбляться и разочаровываться…
4
Опять поезд везет Антонину, и вновь мелькают за окном перелески, рощи, деревья и придорожные столбы с загадочными цифрами приближают Антонину к дому, ко всему тому, что ей дорого, близко, о чем так часто думала и тосковала…
Василий встречал ее на вокзале. Еще издали Антонина заметила его растерянные, ищущие глаза, она замахала ему обеими руками, а он, не видя Антонины, все смотрел и смотрел на окна вагонов, и она знала: сейчас он увидит ее, и прояснятся его глаза, и он бросится к ней, расталкивая всех на пути.
Так и вышло. Он подбежал к ней, схватил за плечи, крепко прижал к себе.
— Тонюшка, до чего же я измучился…
Озабоченно оглядел ее похудевшее лицо:
— Вроде ты немного…
Он замялся.
— Постарела? — усмехнулась Антонина.
Василий укоризненно взглянул на нее:
— Скажешь тоже…
Он был все такой же, ласковый, истосковавшийся по ней, по ее совету, по ее близости. Она была для него всем — другом, женой, опорой…
Дома было тепло, пол чисто вымыт, на столе в голубом стеклянном кувшине синел букет васильков.
— Еще вчера собрал, — пояснил Василий, — все боялся, чтобы не завяли к твоему приезду.
Антонина обвела взглядом похорошевшую, словно бы принарядившуюся горницу. Подошла к Василию, закинула руки на его плечи.
— И я по тебе так соскучилась!
5
Юлька лежала у себя в боковушке. Еще с порога Антонина увидела, как блестят ее глаза. Быстро подошла.
— Ты что? Заболела?
Юлька не успела ответить. Из-за перегородки раздался голос мачехи:
— Как же, заболела! Дурью мучается…
Антонина, не слушая ее, села на топчан, вглядываясь в Юльку. Лицо Юльки было мертвенно-бледным, прямые волосы сбились на лбу. Глядя на Антонину блестящими, расширившимися глазами, Юлька повыше натянула на себя одеяло.
— Что с тобой? — спросила Антонина. — Мне-то хоть скажи!
Юлька отвернулась. У Антонины заныло сердце — такая у Юльки шея тонкая, в голубых жилках, словно у цыпленка. Обняла ее, прижалась щекой к ее щеке. Юлька лежала будто каменная, не шелохнулась.
— А у тебя жар, — сказала Антонина. — Давай-ка измерим температуру.
Юлька сказала почти неслышно:
— Не надо…
— Почему не надо? — удивилась Антонина.
— Так, не надо…
В дверях показалась плотная фигура Юлькиной мачехи. Красная в белый горошек кофта обтягивала ее плечи. Мельком взглянув на Юльку, она спросила Тоню:
— Побудешь у нас?
— Побуду, — сказала Антонина.
— Ну-ну, — мачеха широко, со вкусом зевнула. — Я тут выйду ненадолго…
Она прошла в сени, тяжело ступая по полу, и, как бы провожая ее, жалобно звякнули ведра в сенях.
— Обижает? — спросила Антонина Юльку.
— Нет, ничего…
Юлька натянула одеяло до подбородка, не мигая глядела на Антонину.
Антонина молча дивилась: странная какая-то Юлька стала, непохожа на саму себя, или и вправду серьезно заболела?
Она наклонилась к Юльке, обняла ее за худенькие плечи.
— Ну мне-то скажи, что с тобой?..
Юлька опустила ресницы, словно хотела скрыть лихорадочно яркий блеск глаз.
— Ничего со мной нет…
Антонина медленно покачала головой:
— Так и не скажешь?
И вдруг Юлька привстала на постели и, повернувшись, упала лицом в подушку.
— Уйди, Антонина, — прошептала она едва слышно. — Слышишь, уйди!
Слезы заглушили ее слова. Она заплакала, дрожа всем своим тонким телом, всхлипывая и не отрывая лица от подушки.
Антонина с болью смотрела на ее плечи, на затылок, осторожно поправила распустившуюся косу.
Что случилось с Юлькой? Какое еще горе обрушилось на нее?
— Юлька, — сказала она, — ну скажи, скажи мне, что же это с тобой?
Юлька все еще не поднимала лица.
— Уйди, Антонина…
— Не хочешь говорить?
— Не хочу.
Антонина насильно повернула к себе Юлькино мокрое лицо.
— Скажи, Юлька, я же тебе друг…
Юлька глубоко, прерывисто вздохнула. Потом почти спокойно сказала:
— Хорошо, скажу. Только ты ни о чем не спрашивай. — Как бы умываясь, провела рукой по лицу. — Сама-то не догадалась?
Глаза Антонины ясно глядели на Юльку.
— Ничего я не догадалась.
Юлька опустила голову.
— Как бы тебе сказать… — Бледные руки ее лежали поверх одеяла. — Понимаешь, что случилось… — Слезы безостановочно текли из ее глаз. — Я ведь ничего не знала…
Внезапно Антонина поняла. Поняла, удивилась, но не показала своего удивления.
Вот оно что!..
— Да, — сказала Юлька, поняв, что Антонина догадалась. — Две недели назад…
— Сама? — спросила Антонина.
Юлька не ответила.
— Температура есть?
— Кажется.
Блестящие глаза Юльки с тревогой следили за Антониной, но лицо Антонины было спокойным. Ни удивления, ни укора.
Быстро, деловито Антонина сказала:
— Вот что, Юлька, надо будет в больницу, и немедленно.
Юлька замахала обеими руками:
— Нет, нет, что ты! Это нельзя!
— Почему нельзя? — спросила Антонина.
— Нельзя. Все узнают, и отец, и мачеха, и вообще все.
— Ничего не узнают, — решительно произнесла Антонина. — Я скажу — приступ аппендицита у тебя. И никто ничего не узнает.
— Антонина, — в голосе Юльки снова зазвенели слезы, но Антонина уже встала, строго посмотрела на Юльку:
— Не дури, Юлька. С этим не шутят. У тебя может заражение крови начаться.
Юлька протянула к ней тонкую, исхудавшую руку, спросила покорно:
— Когда ехать?
— Сейчас поедем, — уже стоя в дверях, ответила Антонина. — Я с тобой поеду, я с тобой все время буду. Только ты не бойся, слышишь?
— Слышу, — тихо отозвалась Юлька.
6
Василий ничего не знал, может быть, делал вид, что ни о чем не догадывается.
Антонина говорила всем, кто спрашивал, — Юлькиному отцу, мачехе, подругам Юльки:
— Аппендицит, острый приступ…
Ей верили или, может, тоже притворялись, что верят. В больницу Антонина не звонила, боялась, что кто-нибудь подслушает разговор, узнает правду.
В понедельник, после приема, она собралась к Юльке в больницу. На улице ее дожидался Юлькин отец — лысый, краснолицый, с трясущимися руками застарелого алкоголика.
— Может, вместе поедем? — спросил он.
Антонина подумала.
— Нет, ни к чему, думаю, все у нее в порядке, а лишние посещения — лишние для нее волнения. Понятно?
Отец не ответил, молча повернулся, пошел к дому. Антонина проводила его глазами. А вдруг догадался? Что тогда?
«Нет, — сказала сама себе Антонина. — Ничего он не догадался. И никто не догадывается».
Василию она сказала:
— Поеду в больницу, узнаю, как прошла операция.
Голубые глаза Василия потемнели.
— До всего тебе дело…
— Да, до всего, — непривычно резко ответила Антонина. — С аппендицитом тоже, знаешь, шутить не приходится. — Но, посмотрев на расстроенное лицо Василия, сжалилась над ним: — А что, никак уже заскучал?
— Приезжай скорее, — вместо ответа сказал Василий.
«Поговорить с ним насчет Юльки? — подумала Антонина. — Сказать вот так вот, сразу, — давай возьмем ее к себе…
Нет, не стоит. Лучше в другой раз. Лучше тогда, когда Юлька вернется из больницы».
Она провела рукой по щеке Василия.
— Не скучай. Вернусь засветло…
Автобуса до города долго не было.
«Может, пойти пешком?» — подумала Антонина. Она уже было решила пойти, как вдруг увидела Дмитрия Дмитрича, направлявшегося к ней.