Страница 56 из 64
— Ну, а ты хочешь? — спросил я.
Она медленно приподняла и снова опустила плечи.
— Наверное, хочу, но не соглашусь.
— Правда? — воскликнул я.
— Правда, — сказала Иринка, слегка отодвинулась от меня, скрестив на груди руки. — Я боюсь, дядя.
— Чего ты боишься, девочка?
— Боюсь, что буду любить его все последующие годы, мне кажется, что я вроде Таи, она приговорена к своему мужу, а я к Пикаскину.
Мне вдруг вспомнилось, как некогда Иринка, возвращаясь из школы, чистосердечно признавалась мне:
— Боюсь, что никогда не напишу этой контрольной…
— Ты недоволен мною, дядя? — спросила она.
— Не то слово. Я бы не хотел, чтобы ты любила его все последующие годы.
Иринка не стала спорить со мной.
— И я бы не хотела, но, кажется, ничего нельзя сделать.
— Ты согласишься выйти за него замуж?
Она ничего не ответила. А мне стало страшно за нее, каково ей будет в будущем? Что ожидает ее дальше?
Она не изменит своей привычки помогать тому, кому это нужно, и вот она согласится, станет женой Пикаскина.
А будет ли он любить ее? Сумеет ли оценить золотое ее сердце?
Или все пойдет чуть не с первого дня вкривь и вкось, он поймет, что женился на ней со зла, от обиды и все равно любит другую, и может статься, что та, другая, снова позовет его, и он бросит Иринку…
Мне так ясно представилось, что Иринка брошена и несчастна, что я даже застонал.
Иринка погладила меня по руке. Должно быть, она поняла то, что происходило со мной.
— Все не так просто, дядя, как тебе кажется…
Она помолчала немного.
— Знаешь, что странно? Я полностью избавилась от зависти.
— А разве ты была завистливой? — спросил я.
— Еще какой! Только я старалась, как могла, бороться с этим подлым чувством, чтобы никто ничего не заметил и чтобы ты тоже не заметил…
— Выходит, ты победила свою зависть? — спросил я.
— По-моему, победила, — ответила Иринка. — Представь себе, это все из-за Таи, ведь я ей поначалу ужасно завидовала, нет, ты не думай, она мне нравилась и я ей плохого не желала, просто вот так вот безобидно завидовала, ведь у нее все, все — она и красивая, и умная, и Пикаскин ее безумно любит… Но тут я увидела, как она страдает, она же места себе не находила, до того переживала за мужа и Пикаскина ей тоже было жаль, она понимала, что ему плохо без нее, что она ему принесла много горя, но ничего не могла с собой поделать, и она ужасно страдала, а я в это время часто с нею общалась, и она была со мною откровенна, она ничего не скрывала от меня, и мне стало совестно, что я ей завидовала, я решила: больше никогда никому не буду завидовать, ты прав, дядя, зависть — это такое низменное, мерзкое, недостойное человека чувство…
— Все это так, — сказал я. — Но ты мне все-таки не ответила, ты выйдешь за него замуж или нет?
— Я не хочу выходить за него замуж, — сказала Иринка.
— Но ты же любишь его, сама же призналась, что любишь.
— Люблю, — согласилась она. — Разве я спорю? И буду, наверно, любить, хотя сама понимаю, что, может быть, и не к чему мне любить его. Но быть его женой?..
Она словно бы спросила саму себя, не ожидая моего ответа. А я и не пытался сказать ей что-либо. Я думал о том, что же станет с нею дальше, как все сложится, как все будет…
РАССКАЗЫ
ЗАБОТ ПОЛОН РОТ
Я научилась плавать лет в девятнадцать и с той поры полюбила плаванье, как любят родители позднего ребенка.
Едва лишь наступало тепло, как я уже мчалась на пляж, в Химки, в Серебряный бор, в Куркино-Машкино, в Пирогово — куда придется, была бы только река.
В воде я чувствовала себя отлично, я умела плавать и саженками, и баттерфляем, и по-собачьи, а потом, когда уставала, ложилась на спину, и вода держала меня. Я глядела в небо, сложив на груди руки, и думала о том, о чем обычно как-то не хватало времени хорошенько и всерьез подумать.
Иногда со мной ездила купаться Наташа Гончарова. Она была года на полтора моложе меня, жила двумя этажами ниже, мама ее, Вероника Степановна, была актриса драматического театра, отец переехал в другой город, куда-то на юг, еще давно, Наташа была тогда совсем маленькой.
За эти годы у Наташи случилось несколько отчимов, они сменяли друг друга примерно каждые четыре-пять лет. Последний отчим дядя Кузя ушел от них года три тому назад, и с той поры Вероника Степановна уже не выходила замуж, предпочитая жить вдвоем с Наташей.
К слову, дядя Кузя был, по словам Наташи, самым приятным из маминых мужей.
— Ты так считаешь, потому что он был самый молодой, — предположила я.
Кузя был моложе Вероники Степановны лет на пятнадцать, а то и на все двадцать.
— Нет, — сказала Наташа. — Что ты! До него был Сеня — тоже молодой, но такой вредный, мама из-за него столько слез пролила.
Наташа — высокая, длинноногая, на вид выглядит старше своих лет. Держится по-взрослому, несуетливо, солидно, с чувством собственного достоинства. У нее прекрасные волосы, хорошая кожа, смуглая, как бы хранящая загар круглый год.
— И все, — заявляет Наташа, со вздохом разглядывая свое лицо в зеркале. — Больше ничего мало-мальски сносного…
— А фигура? — спрашиваю я, — фигуру, что, не берешь в счет?
Наташа сложена божественно: такая тоненькая, гибкая, с высокой грудью, талия — вот-вот переломится.
— Что фигура, — возражает она, — если морда подгуляла!
И добавляет с сожалением:
— Надо же так! Я тоже Наталья Гончарова, только та была первая красавица России, а я…
Мне думается, что она преувеличивает свою некрасивость. Правда, ее нельзя назвать хорошенькой, даже просто миловидной, но временами она бывает привлекательна, например, когда идет по пляжу, купальник туго обтягивает смуглое, сильное тело, волосы распущены по плечам, и вся она как бы лучится молодостью и свежестью.
Закончив десятилетку, Наташа решила поступить в МГУ, на факультет журналистики. Бог ее знает, почему именно на этот факультет? На мой взгляд, у нее нет особых данных, чтобы стать журналисткой, но она сказала:
— Почему нет?
На ее месте точно так ответил бы, наверно, почти каждый выпускник десятилетки. Чего греха таить, всем известно, что школьники зачастую выбирают тот или иной вуз не по велению души, а просто чтобы пойти куда-то дальше учиться, определиться после школы, или потому, что друзья-товарищи пошли именно в этот вуз.
Так оно бывает нередко. По себе знаю.
Из Наташиного класса три девочки и два мальчика сговорились, решили поступать на факультет журналистики. Поступил лишь один, остальные недобрали очков. В том числе и Наташа. Теперь она работает в пошивочной мастерской театра, того самого, в котором служит Вероника Степановна.
Наташа хорошо шьет, но я знаю, работа эта не по ней. А Вероника Степановна не может допустить мысли, что Наташа очутится за бортом высшего образования. Таким образом, на следующий год Наташа снова будет поступать в вуз, только еще не определила, в какой именно.
В школе Наташа училась по всем предметам отлично, и Вероника Степановна гордилась ее успехами. Когда приходили гости, она как бы невзначай брала Наташину тетрадку с сочинением, показывала исписанные страницы, нигде ни единой помарочки, и говорила жалобным тоном:
— В современной школе год от года все труднее учиться…
— Хватит, мама, — возражала Наташа, стесняясь гостей, читающих ее сочинение, — перестань, не надо.
Но Вероника Степановна не слушала ее.
— В наше время куда легче было учиться. Поверите, я, мать, удивляюсь, как много всего знает моя дочь, просто в ее годы это какой-то колодец знаний!
Должно быть, Вероника Степановна хотела сказать «кладезь», но в общем гости понимали ее. И с уважением глядели на Наташу, а она готова была сквозь землю провалиться!