Земля

— Человеческое сердце — потемки, — задумчиво произнесла Цисана. — «Если бы не Уча...» — повторила она Циины слова. — Как странно, случайная встреча одним махом может изменить судьбу человека. Уча тебе с первого взгляда понравился?

— Ради бога не спрашивай, Цисана, ладно? — попросила Ция.

— Ну скажи, пожалуйста. И что ты в нем такого увидела?

— Он мне сразу понравился. И ничего в нем вроде нет особенного. Но он мне понравился. Нет, нет... Просто я полюбила его. С первого взгляда.

— Ты только не обижайся, но внешне Бондо гораздо интересней Учи.

— Может быть. Понимаешь, я и сама не знаю, чем мне понравился Уча. Это очень трудно объяснить. Они совершенно разные.

— Вот и со мной случилось то же. Я очень многим нравилась в деревне. И мне вроде бы некоторые по душе были. Но появился Антон — и на тебе, влюбилась, и все. Наверное, так оно и бывает.

— Да, так и бывает, — отозвалась Ция.

— Такова, видно, женская доля.

— Давай не будем больше об этом говорить.

— И все-таки мне жаль Бондо, — сказала Цисана.

— Иди, Цисана, — попросила Ция. Ей вдруг захотелось плакать.

— Я побегу переоденусь, — сказала Цисана и побежала к бараку.

Оставшись одна, Ция так и не смогла избавиться от мыслей о Бондо. «После демобилизации он мог уехать в Тбилиси. Но он приехал сюда. Ради меня приехал. Приехал и ни разу не пришел повидаться. Хорошо сделал, что не пришел... Он так хотел поступить в институт, но бросил все и приехал сюда, ко мне. Ради меня махнул рукой на учебу. А ведь он так хотел учиться... Он мог жить в Тбилиси, но приехал сюда. Хорошо, что он не спрашивал обо мне, хорошо, что не пришел повидаться...» Ей было жаль Бондо, потому она и думала о нем. Но даже думать о Бондо казалось ей предательством по отношению к Уче. Ведь она любит Учу, очень любит. Надо навсегда запретить себе даже думать о Бондо. Руки у нее опустились, работа не ладилась. Уставившись в одну точку, Ция бессмысленно стояла посреди теплицы. Потом, отряхнув платье, выбежала во двор станции. Выбежала, как бы испугавшись, что мысли о Бондо последуют за ней.

В седьмой теплице работали ее подруги, и Ция сразу направилась к ним. С подругами легче ни о чем не думать. И ни о ком. Ни об Уче, ни о Бондо. «И чем же я провинилась перед Бондо? Я никогда его не любила. И никаких обещаний ему не давала. Нет, нет, совесть моя чиста, я ни в чем не повинна. Но почему я думаю о нем? Почему? И почему я за него беспокоюсь?..

Восемьдесят процентов всего объема работ на трассе выполняли с помощью экскаваторов. Стройке полагалось по норме двадцать экскаваторов, но их было всего лишь двенадцать. Поэтому с таким интересом отнеслась вся стройка к идее о круглосуточной четырехсменной работе бригад драгеров.

Больше всех была довольна Галина Аркадьевна. Ведь Учу на стройку привел Андро Гангия. И не только привел, но и направил на экскаватор. Галина Аркадьевна часто навещала Учу и Бондо и с удовольствием наблюдала, с какой ответственностью обучают они трактористов Дзуку Цулая и Буху Хурция, привезенных на стройку Лонгинозом Ломджария. И ребята, поощренные заботой и вниманием своих учителей, старались изо всех сил, чтобы как можно лучше освоить тяжелую и нужную работу драгера.

У драгеров на стройке были две основные задачи: прорыть каналы и насыпать дамбы на Риони, Циви, Хобисцкали, Техуре, Абаше и Ногеле.

Каналы были призваны осушить болота, а дамбы — обуздать реки. На некоторых участках уровень воды в реках был ниже осушаемых земель, а это наряду с наводнениями способствовало заболачиванию почвы. Поэтому дамбы здесь насыпались повыше.

Строительство дамб на реках началось уже давно, и опыта драгерам было не занимать. Даже там, где возведение дамб не было закончено, наводнения уже не грозили опасностью, — дамбы насыпались далеко от русла рек по обе их стороны. Вот почему основное внимание уделялось прорытию каналов.

Бондо Нодия даже после окончания своей смены еще долго занимался со своим подопечным Дзуку Цулая. Через две-три недели Дзуку уже мог самостоятельно управлять «Комсомольцем».

Не меньших успехов добился и Учин ученик — Буху Хурция. Недалек был и день укомплектования бригад и перехода к круглосуточной работе.

Частенько, возвращаясь со смены, Бондо забредал на берег Хобисцкали. Ведь та же река протекала через родную деревню Бондо и Ции. Но там, в горах Лакады, течение реки было быстрым и неспокойным. С шумом и шипением прокладывала она путь среди каменистых берегов.

Когда еще Ция дружила с ним, веселое и бурное течение реки неодолимо притягивало к себе Бондо, придавая ему бодрости, азарта и силы, подстегивая и радуя его. Он был готов броситься в реку, отдаться ее сумасшедшему бегу, кричать всему свету о том, что Ция любит его и что нет в мире человека счастливее его. Ему казалось, что бедовая и стремительная река разделяет его любовь и счастье... Здесь же течение реки было ленивым, неторопливым и грустным, как и его горькие думы о навеки потерянной любимой. Долго сидел Бондо на берегу Хобисцкали, стремясь развеять свою печаль. Но печаль становилась лишь острей, глубже и неизбывней...

Три дня и ночи непрерывно шел снег, совсем необычный для здешних мест. Полуметровый снежный покров укутал землю. Замерзла Хобисцкали.

С канала Бондо возвращался тропинкой, протоптанной Гудуйей.

Вечерело. На небе не было ни единого облачка. Сияние луны, мерцание звезд и белизна снега озаряли все вокруг призрачным светом.

Непривычный к морозу, Бондо шел быстрым шагом. Скоро должны были появиться его сменщики Уча Шамугия, Буху Хурция и Гудуйя Эсванджия. Вот, кажется, идут они от Хобисцкали. Бондо замедлил шаг. В барак он возвращался в одиночестве — его подручный Дзуку Цулая до прихода сменщиков остался работать на экскаваторе.

По лесу рыскали голодные волки. Ходить здесь в одиночку было небезопасно. Завидев вдали движущиеся к нему силуэты, Бондо успокоился, но зрение обмануло его: что-то не похожи они были на людей. А может, это буйволы или коровы? Нет, нет, скорее всего это лошади. Но почему они без всадников? Да и откуда здесь взяться лошадям, кто бы выпустил их в лес без присмотру!

А те трое вразвалку вышагивали по снегу. Почему по снегу, а не по тропинке? Волки, конечно, волки, как это он не сообразил до сих пор? По брюхо в снегу волки медленно приближались к Бондо. При виде Бондо они направились к тропинке. Матерый волк застыл на тропинке, двое поменьше остались на снегу по обе стороны от него.

Сколько раз Бондо сталкивался с волками в лакадских лесах. Напуганные его криком или взмахом руки, они лениво трусили прочь, как побитые собаки. Но теперь их было трое, к тому же голод и холод делали их более храбрыми.

Бондо остановился. Дрожь прошла по его спине.

Волки медленно двинулись к нему.

Матерый волк шел впереди. Двое других поменьше плелись за ним следом.

Шагах в пятидесяти от Бондо волки остановились. Задрав головы, они долго смотрели на него. Потом матерый оглянулся на своих товарищей. Те согласно кивнули ему. Один двинулся вправо, другой — влево.

«Идут в обход».

Да, голодных волков криками и взмахами руки не отпугнешь. Оставался единственный выход — взобраться на дерево. Но волки, словно поняв его замысел, растянулись цепью, отрезая Бондо все пути к отступлению.

Бондо стоял и ждал. Да и куда деваться — он был в ловушке. Одного волка он, видимо, одолел бы, но как быть с остальными двумя? Бондо стоял и искоса поглядывал в сторону Хобисцкали, не идут ли его товарищи.

Матерый наконец двинулся с места. Он шел, упоенный своей силой и подгоняемый лютым голодом. Двое других по-прежнему держались справа и слева от него.

Бондо не помнил, сколько времени он простоял, сколько времени шли на него волки. Приблизившись вплотную к своей будущей жертве, волки остановились и уставились прямо в глаза Бондо зеленым, мерцающим голодным взглядом. Устрашающе оскаленные клыки сверкнули в лунном свете.