Закон триады

Старший инспектор Чэнь не верил в загробную жизнь, но под влиянием песни ему захотелось, чтобы она существовала. Узнал бы его отец? После стольких лет…

Вскоре вдали показалось кладбище. От подножия холма навстречу им медленно шли несколько старух с белыми головными повязками, в халатах из черной домотканой материи. Во время своего последнего приезда на кладбище его встречали такие же старухи.

Он схватил Кэтрин за руку:

– Пойдемте скорее.

Но она еле поспевала за ним. Чтобы добраться до могилы его отца, нужно было подняться до середины высокого холма. Тропинка густо заросла травой. Краска на указателях выцвела и облупилась. Несколько ступеней почти совсем осыпались. Пробираясь под свешивающимися ветвями сосен и цепкого шиповника, он вынужден был замедлить шаг и подождать Кэтрин.

– А почему на могильных камнях некоторые иероглифы красные, а другие – черные? – спросила Кэтрин осторожно пробираясь между могилами.

– Имена, написанные черным, означают тех, кто уже умер, а красным – тех, кто еще жив.

– А это не предвещает несчастье живым?

– В Китае муж и жена должны покоиться под одним и тем же памятником. Поэтому, когда умирает один из супругов, другой заказывает памятник с выгравированными на нем именами обоих супругов – одно черным, а другое красным. А когда и он умирает, их дети помещают гробы родителей или урны с прахом в одну могилу и перекрашивают все иероглифы в черный.

– Должно быть, очень древний обычай.

– Да, но постепенно он исчезает. Теперь семьи не такие прочные, люди разводятся, женятся снова. Старики и то не все следуют старинной традиции.

Их разговор прервало появление старух в черном. По возрасту им было лет по семьдесят, а кому-то и больше, но они медленно и неуклонно взбирались по крутой тропе на распухших ногах. Чэнь был поражен их упорством. Они несли свечи, благовония, бумажные деньги, цветы и средства для мытья надгробий.

Одна из них с трудом дошаркала до Чэня и стала совать ему бумажный домик.

– Да защитят вас души ваших предков!

– Ах, какая у вас красивая жена-американка! – воскликнула другая старуха. – Ваши предки радуются за вас в могиле.

– Предки благословляют вас! – подхватила третья. – У вас впереди замечательное будущее!

– Вы заработаете за границей целые кучи денег! – предсказала четвертая.

– Нет, не надо, не надо! – упрямо качал головой Чэнь в ответ на их завывания на сучжоуском диалекте, которого, к счастью, Кэтрин не понимала.

– Что они говорят? – спросила она.

– Ну, всякие приятные пожелания, чтобы мы купили у них что-нибудь или дали им денег. – Купив у одной старухи букетик цветов, по их поникшему виду он сразу догадался, что они с чьей-то могилы, но промолчал. Кэтрин купила связку благовонных палочек.

Когда они наконец нашли могилу его отца, старухи кинулись к каменному надгробию с тряпками и вениками. Одна из них достала кисточку и две баночки с красками и стала обновлять иероглифы. За такую услугу следовало заплатить. Отчасти причиной их старательной угодливости была Кэтрин. Старухи наверняка решили: раз у него жена из Америки, значит, он очень богат.

Чэнь смахнул с памятника оставшуюся пыль. Кэтрин сделала несколько снимков, и он обрадовался, что сможет показать матери фотографии. Воткнув в землю палочки с благовониями, она зажгла их, после чего встала рядом с Чэнем в такой же позе – прижав ладони к сердцу.

Интересно, как бы воспринял сегодняшнюю сцену покойный профессор-неоконфуцианец? Его сын, китайский полицейский, с девушкой, сотрудницей американской полиции?

Закрыв глаза, Чэнь мысленно попытался вступить в связь с почившим. Он очень подвел своего отца, который больше всего заботился о продолжении семейного рода. Стоя у отцовской могилы, все еще неженатый Чэнь смог найти себе единственное оправдание: по нравственным установкам Конфуция, забота о благоденствии страны считается самой главной обязанностью человека.

Однако ему не удалось спокойно предаться размышлениям. Старухи снова завели свою шарманку, стали назойливо предлагать приношения. Их хору вторило громкое жужжание целых полчищ огромных черных комаров, которые облепили их с Кэтрин, словно нытье седых вещуний пробудило в них жажду крови. Самые ярые хищники уже вонзили в него свое жало, Кэтрин тоже потирала шею, морщась от боли.

Она достала из сумочки баллончик с аэрозолем и побрызгала ему на руки, затем натерла ему шею. Но противомоскитный спрей американского производства не устрашил китайских насекомых. Они и не думали улетать, а продолжали с назойливым жужжанием липнуть к влажной от пота коже.

С другой стороны кладбища показались еще несколько старух в черном.

Пора уходить, подумал он.

– Идемте.

– Почему так быстро?

– Все равно здесь уже не та атмосфера. От этих старух ни минуты покоя.

Спустившись с холма, они встретились с новой проблемой. Судя по расписанию, им предстояло дожидаться автобуса битый час.

– На дороге в Муду останавливаются несколько автобусов, но до ближайшей остановки минут двадцать пешком.

Вдруг рядом с ними затормозил грузовик, и из окошка высунулся водитель:

– Вас подвезти?

– Да. Вы едете в Муду?

– Забирайтесь. С вас двадцать юаней, – сказал шофер. – Но в кабине только одно место.

– Кэтрин, садитесь вы, – предложил Чэнь. – Я поеду в кузове.

– Нет, нет, я хочу с вами.

Поставив ногу на колесо, он перемахнул через борт и подтянул ее наверх. На днище валялось несколько порванных коробок. Он перевернул одну из них и предложил девушке присесть.

– Со мной такое впервые, – весело сказала она, усевшись и вытягивая ноги. – Ребенком я часто просила, чтобы мне разрешили покататься в кузове, но родители ни разу не позволили.

Она скинула туфли и потерла лодыжку.

– Все еще побаливает? Мне так неловко, инспектор Рон.

– Вы опять за свое? За что вы извиняетесь?

– За москитов, за старух, за тяжелую тропу, а теперь еще и за поездку в кузове.

– Но ведь я увидела настоящий Китай! Что же здесь плохого?

– Наверное, вы дали старухам кучу денег.

– Не будьте таким жестоким. Бедняки существуют во всем мире, например, в Нью-Йорке очень много бездомных. Я конечно, не богата, но не разорюсь оттого, что дала им немного мелочи.

Одежда Кэтрин помялась, намокла от пота, скинутые туфли валялись рядом, а ей хоть бы что: сидит себе на дне кузова и довольна без меры. Чэнь понял, что она не просто красавица – от нее исходил какой-то живительный свет, веселая доброжелательность.

– Вы очень добры, – пробормотал он, понимая, что ему, члену партии, не следовало демонстрировать гостье из Америки царившую в деревне бедность, правда, и она признала наличие бездомных в Нью-Йорке.

– Смотрите! Вон пагода Люхэ! – указал Чэнь, желая отвлечь ее от разговора на эту тему.

Грузовик остановился в середине улицы Гуаньцяньлу, рядом с храмом Сюаньмяо. Высунув голову, водитель крикнул:

– Дальше мне нельзя. Мы уже в центре города. Меня задержит полиция за то, что я везу пассажиров в кузове. Автобуса можете не ждать, отсюда вы пешком доберетесь до Гуаньцяньлу.

Чэнь вылез из кузова первым. Мимо пролетали один за другим велосипедисты. Видя, что Кэтрин колеблется, он протянул ей руки и помог спуститься.

Вскоре показался дивный храм на улице Гуаньцяньлу. На площади перед храмом раскинулся базар, где продавалась различная еда, а также товары местного производства: безделушки, картины, вырезанные из бумаги фигурки и всякие мелочи, которых не найдешь в крупных универмагах.

– Торговля проникла гораздо глубже, чем я думала. – Кэтрин с удовольствием приняла у него бутылку «спрайта», которую он купил для нее. – Впрочем, это неизбежно.

– Город расположен достаточно близко от Шанхая, поэтому многое перенимает оттуда. Ну и туристы помогают – их здесь всегда очень много.

Для входа в храм им пришлось приобрести билеты. За красными воротами, обитыми медью, они увидели кусочек замощенного камнями дворика, где толпились паломники, над которыми клубился дым от благовоний.