Закон триады

Время шло, на столе росли груды бумаг, телефонные звонки следовали один за другим, Чэнь работал нервно и с напряжением, в дополнение ко всему он никак не мог забыть о намеке Гу на его связи в верхах, который его раздражал. Наконец он встал и проделал в своем закутке несколько упражнений тайцзи, но они не помогли ему расслабиться, а только напомнили о трупе из парка. Возможно, ему давно уже следовало заниматься тайцзи, как тот бухгалтер на пенсии, который хотя бы наслаждается внутренним покоем, существуя в полной гармонии со вселенской ци.

И как ему реагировать на предложение «отдохнуть» в Пекине? Вопрос тут не в том, чтобы принимать или не принимать какое-то решение насчет своей личной жизни, и секретарь парткома Ли вовсе это не имел в виду. Личная жизнь человека в Китае практически неотделима от политической жизни. Он мог бы поусерднее ухаживать за Лин, но его сдерживала ее принадлежность к семье высшего партийного руководителя.

Неужели он не может стать более независимым и смелым, пренебречь мнением окружающих, которые считают, что он старается пролезть в руководящие круги?

Повинуясь внезапному порыву, он протянул руку к телефону, вспоминая пекинский номер, но вместо этого позвонил Кэтрин Рон.

– А я весь день пыталась вам дозвониться, старший инспектор Чэнь.

– Не может быть, инспектор Рон!

– Должно быть, вы отключили свой сотовый.

– Ах да, он несколько раз выдавал мне сигнал факса, так что я отключил его и совсем об этом забыл!

– А поскольку я не смогла связаться с вами, я позвонила следователю Юю.

– И какие же у него новости?

– Оказывается, люди видели, как в ночь на пятое апреля Вэнь уехала из деревни! Только она села не в автобус, а остановила грузовик, который направлялся к железнодорожной станции Фуцзянь. Но грузовику нужно было сворачивать, не доезжая несколько километров до станции, поэтому Вэнь там сошла. Сегодня утром в местную полицию позвонил водитель того грузовика. Его описание соответствовало приметам Вэнь, правда, он неуверен, что женщина, которую он подвозил, была беременной.

– Вполне возможно, она ведь только на четвертом месяце. Она не говорила ему, куда направляется?

– Нет. Она может находиться еще в провинции, но, скорее всего, уехала куда-то в другое место.

Чэню показалось, что он услышал в трубке паровозный гудок.

– А где вы находитесь, инспектор Рон?

– На шанхайском вокзале. Вы можете сюда приехать? Следователь Юй сказал, что поезд из Фуцзяни на Шанхай отбыл шестого апреля в два часа ночи. Все билеты на него были распроданы заранее. Но кассир вспомнил, что к нему обратился какой-то человек с просьбой срочно выдать билет женщине. Юй предложил нам навести справки в справочном бюро шанхайского вокзала. Поэтому я сюда и приехала, но у меня нет права расспрашивать служащих.

– Немедленно еду к вам, – сказал Чэнь.

Дело затянулось. Поезд из Фуцзяни прибывал только во второй половине дня. Им пришлось прождать несколько часов, прежде чем они смогли ознакомиться с записями проводника. Ночью 6 апреля на поезд сели три пассажира. Судя по уплаченным за проезд суммам, двое из них ехали в Шанхай, а третий сошел раньше. Помощник проводника помнил, что среди них была женщина, другие двое оказались предпринимателями, которые всю дорогу обсуждали какие-то свои дела. Женщина молча сидела у двери на корточках. Помощник не обратил внимания, на какой станции она сошла с поезда.

Таким образом, очередная зацепка никуда не привела. Никто не знал, где вышла женщина и была ли это Вэнь.

21

Через некоторое время старший инспектор Чэнь с Мэйлинь, своей бывшей секретаршей из шанхайской автоинспекции, входил в караоке-клуб «Династия». Их визиту предшествовал телефонный разговор с господином Ма, старым доктором-травником.

Ма сообщил Чэню дополнительные сведения о прошлом Гу. Выяснилось, что Гу родился в семье партийца, который более двадцати лет занимал пост директора крупного государственного завода, производящего автомобильные шины. Разразившаяся культурная революция превратила заслуженного директора в «капиталистического прихвостня»; его заставили носить на себе огромный плакат, на котором его фамилия была перечеркнута красным. Затем его сослали в исправительно-трудовой лагерь – «на перековку». Домой он вернулся только после окончания культурной революции – похудевший, измученный человек с покалеченной ногой, жалкая тень бывшего большевика. Для Гу, выросшего на улице и выбравшего себе совершенно иной жизненный путь, отец был практически чужим и непонятным человеком. В середине восьмидесятых Гу как участник программы изучения иностранных языков отправился в Японию, однако для него та поездка была лишь предлогом, на деле он хотел просто заработать денег, поэтому хватался в Японии за любую работу. Спустя три года он возвратился в Шанхай с небольшим капитальцем и в условиях новой рыночной экономики вскоре стал преуспевающим предпринимателем, то есть представителем класса, против которого всю жизнь боролся его отец. Через некоторое время Гу купил караоке-клуб, заплатил огромную взятку «Голубой триаде», которая контролировала этот бизнес. В «Династии» он якшался с различными главарями бандитов, скрывающихся от правосудия.

Первоначально Гу познакомился с господином Ма из-за своих караоке-девочек; если бы они обращались для лечения венерических болезней в государственную больницу, врачи обязаны были донести о них властям. Господин Ма согласился ему помогать, строго оговорив, что девочки не будут оказывать посетителям интимных услуг вплоть до полного выздоровления.

– Гу не такой уж испорченный человек, по крайней мере заботится о своих девочках. Вчера он почему-то расспрашивал меня о вас. От подобных ему людей можно ожидать чего угодно, а мне не хотелось бы, чтобы с вами что-нибудь случилось, – мрачно закончил господин Ма. – Лично я не сторонник прямого противоборства. Мягкость сильнее жестокости. В наше время осталось не так уж много достойных полицейских.

Чэнь был уверен, что Гу не все ему говорит и что на него стоило нажать в интересах следствия. С этой целью он и решил использовать служебное положение Мэйлинь. Она, опытная и надежная секретарша, согласилась сопровождать Чэня, не задавая лишних вопросов. И вот они встретились с ней у черного хода здания шанхайского отделения Союза китайских писателей и направились к ярко освещенному клубу.

Чэнь порадовался, что сегодня Мэйлинь заменила контактными линзами свои очки в серебряной оправе, без них она выглядела гораздо женственнее. Кроме того, девушка надела новое платье, плотно пригнанное у талии, что подчеркивало ее великолепную фигуру. Верно гласит старая пословица: «Глиняная фигурка Будды должна быть тщательно позолочена, а женщина – красиво одета». Она словно растворилась в фешенебельно разодетой толпе завсегдатаев клуба, ничем не напоминая деловитую секретаршу, хотя и не забыла захватить визитную карточку, которую и вручила Гу при знакомстве.

– Я так рад, так рад! – воскликнул Гу. – Вот уж не ожидал увидеть вас сегодня!

– Мэйлинь всегда очень занята, – пояснил Чэнь, пренебрегая тем, что мог подумать о нем Гу: сперва он заявился в клуб с американкой, теперь со своей бывшей секретаршей. Впрочем, это даже могло убедить Гу, что старшего инспектора легко можно сделать своим другом. – А сегодня у нее случайно высвободилось время, и я решил познакомить ее с вами и показать ваш клуб.

– Директор Чэнь уделяет личное внимание вопросу о парковочной стоянке для вашего клуба, – вставила Мэйлинь.

– Бесконечно вам благодарен, старший инспектор Чэнь.

Когда они подошли к роскошно убранному кабинету на пятом этаже, перед входом появились несколько девиц в коротких черных юбочках и черных туфельках, приветствуя Чэня почтительными поклонами, как прислужницы императора у входа во дворец. Их обнаженные белоснежные плечи резко выделялись на фоне стен шафранового цвета.

Видимо, Гу решил уже не скрывать от Чэня оборотную сторону своего бизнеса. Просторная комната была обставлена более элегантно, чем та, где Чэнь был накануне, и сообщалась со спальней.