Страница 15 из 17
В его говоре чувствовался акцент, а смуглое лицо говорило о том, что мужчина уроженец непонятно какой, но южной страны, хотя на русском он говорил чисто.
– Я уже пила такой, – ответила женщина, тем не менее взяла пузырёк и проглотила содержимое в один глоток.
– Не помешает вторая доза, – заявил мужчина.
– Эрнесто, такое уже проворачивали с кем-нибудь? – спросила женщина.
– Много будешь знать, плохо будешь спать, – ответил мужчина.
Женщина протёрла руку раствором из другого флакона, сложила флакончики и тряпку в свою сумку, а через пять минут они затерялись в толпе пассажиров вокзала. Через час после мимолётного события на вокзале Павел Яковлевич достал бутылку коньяка и закуску. В дорогу он взял варёную курочку, маринованные огурчики, копчёную колбаску и душистый каравай хлеба. Приняв полстакана коньяка, он закусил огурцом и подумал, что надо было взять водки. Его рука чесалась, он посмотрел на свою кисть и обнаружил покраснение. Почесав тыльную сторону ладони, он подумал, что надо сходить ко врачу в Киеве, вдруг подцепил какую-нибудь чесотку. Допив бутылку, генерал-лейтенант посетовал, что проводница толстая бабища, а не какая-нибудь молодуха.
– На такую бабу нужна водка, после второй бутылки все бабы становятся красотками, – зевнув, генерал стал укладываться спать.
Ночью ему стало плохо, кололо в левом боку, через силу генерал встал и хотел выйти из купе, но упал прямо у дверей, так и не выйдя в коридор вагона. Утром мёртвого генерала обнаружила проводница, сообщила бригадиру поезда. На ближайшей станции вызвали наряд милиции. Труп генерала отправили в Киев, где провели экспертизу. Врачи без сомнения выдали твёрдое определение – инфаркт. Через пару дней вышел некролог в газете о безвременной кончине Павла Яковлевича Мешика.
10 февраля 1947-го года, Вена, Австрия. Генерал-полковник Богдан Захарович Кобулов радовался приезду родного брата, в связи с этим он заказал на вечер столик в ресторане столицы Австрии. Амаяк Захарович Кобулов получил новое назначение, теперь он будет 1-ым замом у старшего брата. А Богдан Кобулов как не крути на хорошей должности, начальник Главного управления советским имуществом за границей. Такая должность в ГУСИМЗ19 Кобулову нравилась. Постоянные командировки по Восточной Европе, в Союз возвращаться он не любил. Теперь и брат будет рядом, можно крутить делами, но только осторожно не зарываться. Богдан Кобулов из Союза выехал ещё в январе. С нетерпением ждал приезда брата, который поделится новостями. По приезду генерал-лейтенанта Амаяка Захаровича Кобулова толком поговорить не получилось. Практически сразу отправились в ресторан, где и планировали хорошо выпить, закусить, ну и поговорить получится. В процессе застолья братья Кобуловы не заметили, как очередной графинчик с коньяком им принёс совсем другой официант, нежели тот, который брал заказ. Тем более первый официант вскоре появился и продолжил подносить закуски. Через два часа братья почувствовали себя чуть больше опьяневшими, чем такое случалось ранее. Решили продолжить в клубе, где имелись женщины лёгкого поведения. Вышли из ресторана и заметив машину такси в ста метрах двинулись к ней. Назвали адрес куда ехать, однако через пару кварталов такси остановилось. Обоих братьев вытащили из машины четверо здоровых парней. Братья Кобуловы были сильными людьми, но в этот день от выпитого кружилась голова, а в организме чувствовалась слабость. Потасовка между грабителями и братьями Кобуловыми закончилась двумя ударами ножа. Ранения получили оба брата. Амаяк скончался мгновенно от удара ножом под левую лопатку. Богдан получил удар ножом в печень, потому находился несколько минут в сознании. К нему наклонился один из грабителей и тихо проговорил.
– Привет из Союза, Самовар20. Тебя убили не мы, а муки совести, – высказав предложение, мужчина воткнул узкое лезвие ножа Богдану в грудь.
У генерал-полковника Кобулова даже выругаться не получилось, из его горла вырвался только хрип. Утром братьев Кобуловых нашли мёртвыми и ограбленными. Версия преступления была принята, как ограбление и убийство. В последствии преступников поймать не удалось.
20 февраля 1947-го года. Москва. Павел Анатольевич Судоплатов дочитал рапорты о выполненной работе в связи с операцией с кодовым названием «Стирка». Такое странное название операции предложил сам Сталин, а Судоплатов не возражал. Дочитав отчёты, Павел Анатольевич поднял взгляд на сидящего перед ним человека. Это был мужчина не старше сорока лет, явно с корнями уроженца Латинской Америки.
– Эрнесто, почему яды? – спросил глава КГО.
– Почему бы и нет? Растворяются в течении десяти часов, вызывают как правило остановку сердца. Я эти рецепты у одного шамана в джунглях Амазонки взял. Аня после принятия двойной дозы антидота жива и здорова, температурила немного, но обошлось, – ответил подполковник Эрнесто Кастро.
– Пиши представление на участников, я подпишу. Пусть сверлят дырочки под ордена, нужное дело выполнили, от многих хлопот избавили, – высказался Судоплатов.
Подполковник кивнул, и с разрешения генерал-полковника покинул кабинет. После его ухода Судоплатов подумал, что надо приложить экземпляры газет с некрологами и можно отправляться к Вождю на доклад.
Март 1947-ой год. Москва. Иосиф Сталин.
Моё поручение по устранению определённых лиц, которые замешаны в довоенных репрессиях, Судоплатов выполнил быстро. Буквально за месяц подготовили операцию, название которой я дал «Стирка». Не знаю почему так назвал, просто в голову пришло. На доклад Судоплатов прибыл с отчётами по операции и с газетами, в которых напечатаны некрологи. Газеты я себе оставил, а остальные документы по операции приказал уничтожить. Такие бумаги не должны попадать в архив. Подписал представление на ордена участникам операции. А вот газетки решил показать Берия, ну и посмотреть, как он будет потеть и волноваться. Пожурю его немного, чтобы не забывался, а то устроил продвижение своих людей. Надо указать ему на его место, чтобы не зарывался. Проза жизни – у верной собаки должен быть свой коврик, а на постель хозяина залезать запрещено. Вызвал Лаврентия Берия через неделю после того, как Судоплатов представил доклад. Посадил Берия за стол и пододвинул к нему газеты с некрологами. Некогда грозный нарком прочитал и побледнел. Я видел, он понимает, что к чему. Я довольно в усы усмехнулся.
– Лаврентий, есть хорошая русская поговорка. Бери ношу по себе, чтоб не падать при ходьбе. Сделай выводы, ты умный, а главное мне нужный человек. Занимайся технологиями и производством, а старые страницы мы перевернули.
Берия молчал не больше половины минуты, потом посмотрел мне в глаза.
– Коба, я тебя не подведу, – коротко высказался Лаврентий Павлович.
По его взгляду я видел и понимал, Берия не лжёт, он действительно будет мне верен, пока я буду находиться наверху «пищевой цепочки»21. На этой ноте я отпустил Берия, пусть трудится, у него это хорошо получается.
К лету 1947-го года планировалось начать денежную реформу, необходимый объём новых банкнот был готов, министр Зверев и председатель правления Госбанка Голев ждали только моей отмашки. Я назначил дату на июнь-июль. Сейчас силами МВД и МГБ проводилась конфискация криминальных средств, в том числе заканчивали следственные действия по уголовным делам. В один из мартовских дней ко мне на приём попросился Василий Сталин. После его домашнего ареста за пьянку он обижался на отца, а я-то как раз и нахожусь в теле того самого отца. Сам я не искал с Василием Сталиным встреч, ну служит и пусть дальше службу тянет. В прошлой жизни, когда был Павлом Обуховым, я читал про сына Сталина, что Василий был пьяница и самодур. Не знаю, насколько это правда. Думаю, в какой-то степени очернили парня. Хотя не сомневаюсь в том, что многие высшие офицеры и руководители целенаправленно спаивали Василия, чтобы получить какие-либо бонусы в продвижении карьеры и прочие преференции. Но имелось одно уголовное дело, которое получило название «Авиационное дело». Инициировал его именно Василий Сталин ещё в 1945-ом году, до моего появления здесь. Что интересно информация об этом уголовном деле по статье 58-1 «б» УК РСФСР22 прошла мимо меня, а ведь статья даёт обвинение в измене Родине, что в этом времени карается очень сурово, вплоть до смертной казни. Арестованы маршал авиации Худяков, нарком авиационной промышленности Шахурин, командующий ВВС23 Новиков, его заместитель Репин, член Военного Совета ВВС Шиманов, начальник ГУ24 заказов ВВС Селезнёв и заведующие Отделами Управления Кадров ЦК партии Будников и Григорян. Уголовное дело наверняка бы завершили быстро, приговорив авиаторов к расстрелу. Но помешало моё попадание в тело Сталина. Я инициировал разбирательства по всем репрессированным. Эти самые авиаторы по-прежнему находились в тюремных застенках, а из некоторых уже выбили показания. Чего хотел добиться Василий Сталин, я толком не понял. Возможно, пытался как-то перед отцом в положительном ракурсе предстать. Я принял Василия Сталина, между нами состоялся непростой разговор. Я ему поставил на вид его поведение и пьянки. Честно скажу, я не считал Василия пропавшим человеком. В разговоре я не знал, как обращался Сталин к сыну, потому использовал просто имя.