Слезы на камнях

"Да. А теперь спокойно, девочка. Лежи тихо".

"Все, как ты скажешь!" – она легка на бок и замерла.

– Я… – Сати сделала над собой усилие, заставляя собраться, забыть о всех страхах и сомнениях. – Что я должна делать? – и, все же, как она ни старалась, как ни храбрилась, ее голос дрожал, словно отдернутый полог на ветру.

– Забирайся в повозку. И сядь рядом с Шуллат.

– Я… – она с долей испуга взглянула на волчицу. Пусть в этот миг она лежала недвижима, словно погруженная в глубокий сон, но Сати не могла забыть, что всего несколько мгновений назад та покусала Лиса. Однако, вместо того, чтобы говорить о своем страхе, караванщица поспешила исполнить волю бога солнца.

– Не бойся волчицу, – но Шамашу и не нужны были слова, когда он видел все по лицу спутницы, ее глазам. – Она не тронет тебя. Даже если лечение причинит ей боль.

Она сдержит себя.

– Я… Я не боюсь. Потому что Ты рядом.

– Хорошо, – он улыбнулся ей, подбадривая. А затем перевел взгляд на волчицу. "Ты готова?" "Что ты собираешься сделать?" "Исцелить тебя", – одна его ладонь легла на голову волчицы, вторая – на бок у сердца.

– Теперь так, Асанти. Твои руки поверх моих.

– Но… – она медлила. И не только потому, что караванщица не смела прикоснуться к богу солнца, считая себя недостойной. Ведь такой была Его воля. Ради Него она была готова на все! Однако… Кисти Его рук были покрыты повязками, под которыми, как она знала из рассказов Лигрена, были глубокие ожоги.

– Давай, девочка. Думай не обо мне, а о Шуллат.

Та подчинилась. Она была не в силах идти против воли повелителя небес.

– Все хорошо, – он заглянул ей в глаза всего на мгновение, но даже когда бог солнца склонился над волчицей, Сати чувствовала на себе его взгляд, который словно окутывал ее пушистым мехом снежной лисицы. Его голос звучал, не умолкая ни на миг, тихим шепотом ветра. – Снега задумчиво грустны.

Им снятся сказочные сны,

Которым сбыться не дано.

Давным-давно… Давным-давно…

– Ну вот и все, – устало вздохнув, Шамаш откинулся назад. Его руки соскользнули вниз.

– Как все! – глаза Сати расширились от удивления. Ведь прошло только мгновение…

"Спасибо, дочь огня", – зазвучал у нее прямо в голове мягкий, посвистывавший женский голос.

Сати огляделась, решила, что вернулась Мати, но ее нигде не было видно.

"Ты не там ищешь, – ей показалось, что голос смеется. – Это я, Шуллат".

– Ты… Ты говоришь со мной! – пораженная, она глядела на лежавшую с ней рядом волчицу.

"Да".

– Но как такое возможно?!

"Мне захотелось поблагодарить тебя, только и всего. Разве я не могу это сделать?" -Конечно, можешь, просто…-Сати смутилась. Это было так неожиданно. Ведь Шуллат никогда прежде не заговаривала ни с кем из караванщиков, за исключением Мати. И это чудо… Даже не верилось, что все происходило с ней, на самом деле, не во сне. Она чувствовала себя так, словно попала в сказку.

– Я ничего не сделала. Это все бог солнца…

– Ты мне очень помогла, милая, – чуть приоткрыв глаза проговорил Шамаш, глядя на караванщицу из-под ресниц. – Спасибо.

– Что Ты! Я… – ее щеки залила краска, пальцы стали нервно теребить бахрому платка. А потом, чтобы как-то отвести разговор от себя, она спросила: – Уже все? – те же самые слова, получив другой смысл, приобрели совсем другое звучание.

– Да. Отдыхай.

– Я совсем не устала! – потом она взглянула на бога солнца и робко начала: – Может быть… – но так и умолкла, не осмелившись спросить о том, что хотела.

– Что?

– Может быть, я могу как-то помочь… Тебе. Я… Этот дар, которым наделила меня госпожа Нинтинугга…

– Нет, милая, – он ей грустно улыбнулся. – Он не исцелит меня.

– Но почему!

– Не знаю, – Шамаш чуть наклонил голову.

– Ибо бог намного могущественнее магов, да?

– М-м, – он медленно выдохнул. – Маги тоже ведь разные. Одни сильнее, другие – слабее. Но действие силы чувствуют на себе и те, и другие. Тут дело в чем-то другом. Может быть, в моем желании. Мир такой, каким я хочу это видеть… Но, свышние знают, я не хотел, чтобы дракон ранил Шуллат, – он чуть шевельнул рукой в сторону волчицы, которая тотчас пододвинулась к нему, ткнулась носом в плечо:

"Конечно, не хотел! Я знаю! Разве я хотя бы в мыслях когда-нибудь обвиняла тебя в этом? Нет! И, потом, ты мой хозяин! Даже если… Даже если бы Ты сделал что-то подобное, я приняла б все, как твою волю! У Тебя есть право убить меня!" "Ты мой друг, Шуллат. Как и Хан. Друг, а не слуга. Пожалуйста, помни об этом".

"Да, раз ты этого хочешь! Ты… Ты не первый раз говоришь мне об этом… Я могу спросить? Сейчас. Если Ты не очень устал…" "Я устал. Но спрашивай. Незаданный вопрос тяжелее произнесенного".

"Боюсь, я не очень хорошо понимаю, что такое дружба с хозяином. Раньше, в других жизнях, все было понятно: друг – это сородич, а хозяйка – это хозяйка. К одному нельзя относиться как к другой. Потому что… Ну… Потому что так заведено. Я…

Чего Ты ждешь от меня, если не служения? Я должна знать, чтобы быть такой, какой Ты хочешь меня видеть!" "Оставайся собой. Всегда и во всем".

"Так просто?"

"Да".

"А если я захочу сделать что-то… Что будет идти против Твоей воли?" "Я пойму".

"Как наш с Ханом побег в снега?" "Не побег, – он слабо улыбнулся. – Выбор пути".

"Так мы считали…"

"Так оно и было".

"Да…"-она перебрала лапками, затем, положив на них морду, взглянула на хозяина.

"Как ты, Шуллат?" – спросил ее Шамаш.

– Шуллат… Как ты себя чувствуешь? – в тот же самый миг осмелилась спросить золотую волчицу Сати.

Но та не успела ответить.

Глава 25

В повозку забралась Мати, поспешившая привлечь к себе внимание подруги, отодвинув в глазах волчицы всех остальных в сторону.

"Ты выздоровела? Шамаш вылечил тебя?"

"Да-а…" – Шуллат блаженно потянулась.

"Ах ты моя милая, моя лапочка", – Мати прижалась к ней, стала начесывать шею, позволила волчице лизнуть себя в щеку.

"Ты тоже молодец, – блаженно щурясь, шепнула та, – умылась. Сама, без моей помощи. От тебя вновь пахнет тобой".

"Прости меня, пожалуйста! – она виновато взглянула на подругу. – Я не должна была так вести себя. Как последняя эгоистка и дура!" "Ты не дура".

"Дура. Иначе ты давно была бы здорова. И не мучилась столько времени!" "Нет. Шамаш не смог бы вылечить меня раньше. Он спал, ты помнишь?" "А Сати? Я ведь так поняла, у нее дар…" "Да. Госпожа Нинтинугга наделила ее способностью исцелять… -видя, что девушка надула губы, готовая от обиды уже вскрикнуть: "Ну вот! Почему ее, не меня! Ведь ей эта способность и не нужна совсем, а вот мне…" – волчица, чуть наклонив голову, осуждающе взглянула на нее: – Не завидуй ей. Не надо".

"Почему?!" – упрямо окрысилась та.

"Завидуют, когда желают себе такой судьбы. А ее судьбы ты б себе не пожелала".

"Быть наделенной даром целительства? Что же в этом плохого?" "То, что ей пришлось очень дорого за него заплатить. Не спрашивай меня: я не знаю, что с ней произошло. Я просто вижу: она стала другой. Тенью себя. Тенью, в которую только изредка возвращается жизнь".

Мати чуть повернулась, украдкой глянула на Сати, которая, отодвинувшись к боку повозки, замерла, опустив голову и не смея взглянуть вокруг, потирала бледные ладони…

"Ладно… – в конце концов, та помогла Шуши и за это ее можно было простить… во всяком случае, на какое-то время. Только… – Почему же она, зная, что у нее дар, видя, что ты ранена, как ты страдаешь, не предложила свою помощь?" "Она боялась".

"Тебя?" "За меня. Что у нее не получится. Она боялась сделать хуже".

Мати чуть кивнула с одобрением: "Не зазнается – хорошо, – но не найти изъян она не могла: – Однако ради тебя ей следовало бы быть посамоуверенней. В конце концов, дар дается чтобы его использовали во благо других".