Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 11



К тому же, в амурных делах гораздо серьёзным оружием бывает простое слово. А я сказал уже достаточно.

В общем, я проиграл битву, но не проиграл войну.

— Помощь нужна? — спросила та самая девица, которая общалась на французском на скамейке.

— Воды-ы… — прошептал я.

Незнакомка кивнула, скрылась в общежитии. Спустя пару минут из окна первого этажа бросили бутылку воды. Я жадно выдул половину и снова забормотал — предстояло долечить распухающую руку.

— Ого, никогда не видела, как люди сами себя лечат, — сказала незнакомка, голос был игривый-игривый. — Может, залезешь ко мне?

— Позже… когда-нибудь… в следующей жизни, — отозвался я, хотя понимал, что вероятность близка к нулевой.

Возможно, это было неправильно. Но я привык не переживать из-за каждой помощи, которая сперва казалась бескорыстной, а затем оказалась совсем не такой — жизни не хватит.

Снова позвонили, на этот раз — Алла.

— Алё, — сказал я.

— Ну чего⁈ Ты где⁈ Мы едем на Дворцовую… Есть шанс успеть.

— Эм… заедьте за мной, — вздохнул я. — Адрес продиктую.

Поднялся, подобрал бутылку и выброшенную следом сумку.

Мой реципиент в глубине сознания одновременно ликовал и сокрушался. Что ж, подумалось мне. Первый блин комом. Хотя зрительные и тактильные ощущения от этого неудачного раза вышли настолько яркими и долгожданными, что стоили десятка других подобных случаев. Примерно с такими мыслями я отправился к ближайшему перекрёстку.

Когда я перелезал через ограждение под саркастическим видом того самого постового — мне снова позвонили.

Судя по неопределившемуся номеру, это был отец. Я поднял трубку.

Глава 3

— Алло? — послышался голос отца.

— Отец, я очень рад тебя слышать, но…

— Что «но?» Тебя где черти носят?

— Да вот. Из окна женского общежития выбросили. Только что.

Почему-то показалось забавным этим поделиться. Отец пару секунд обдумывал эту информацию.

— А. Ну, пожалуй, если тебя ни разу не выбрасывали из окна женского общежития, то жизнь прожита зря. Я у твоих соседей в гостях. Планировал заглянуть в твою холостятскую конуру, потом проследил твой телефон с пистолетом — они в Санкт-Петербурге. А мне скоро уезжать.

— Блин! Обидно. Такая уж работа у меня, пап, — сказал я и резко вздохнул — сломанное и недолеченное ребро дало о себе знать. — Жаль, что не встретились.

— Да. Я, собственно, все равно съездил и посмотрел. Ну… бедненько. Не думаешь расширяться? Или ты опять ту мою сумму проиграл?

— Думаю. Не проиграл, даже слегка приумножил. Если нужно — я могу её вернуть, я вполне могу и сам заработать.

— Брось. Верю, — хмыкнул отец.

— Сида видел? Он тебя вспомнил?

— Вспомнил. И сказал, что у него свадьба седьмого июля. Видимо, тогда попробую нанести дополнительный визит. Ты там же будешь?

Значит, Сид с Софией в моё отсутствие наконец-то определились с датой. Я прокрутил в голове все ближайшие события и не сразу подтянул нужную ассоциацию, почему эта дата впечаталась в память.

А впечаталась она потому, что бывшая императрица Елизавета Петровна именно на эту дату установила мне ответ на ультиматум. Что я выбираю — этот мир или все остальные. Разрушение или предательство. Спасение жизни тысяч людей или — скорее всего — завершение цикла перерождений.

Будет ли ждать меня в этом случае та самая нирвана, или же мое сознание обратиться в ничто — вопрос был интересным, но получить ответ на него в любом случае я бы хотел как можно позже.

— Буду, отец. Скорее всего — буду. Все же, не только камердинер, но и друг.

— Рад, что тебе передалось от меня правильное отношение к крепостным. Я ведь всегда таким был. И дед.

Он сделал многозначительную паузу.

— Ага, пап. Слушай, там еще у Сида отец вернулся. Мать мне его хочет передать.



— Забирай, это всё детали. В общем, увидимся.

Он положил трубку.

Стоявший рядом со мной и наблюдавший за этим всем постовой подошёл и протянул бумажку с печатью.

— Правильно же по памяти написал? Циммер Эльдар Матвеевич?

— Так точно.

— Распишитесь в получении штрафа.

А лицо было довольное-довольное. Видимо, не три юноши в неделю за забор лезут, а три в день, иначе бы в этом месте не стоял.

Что ж, решил я, проведу через кассу как непредвиденные расходы. Скоро подъехала машина с Аллой и Вольдемаром, я хлопнулся за заднее сиденье.

— Погнали, — скомандовала Алла. — Впритык вообще! Ну и как? Успешно? Дала она тебе… ой… ты ранен?

Она бросилась ощупывать ссадины на лице.

— Перестань, — я убрал её руки. — Всё нормально. Вода есть?

Вольдемар с переднего сиденья протянул бутылку. Алла вздохнула — не то с сочувствием, не то с некоторым облегчением.

— Избили тебя? Не получилось?

— Пробный заход, — прокомментировал я и выдул залпом половину бутылки.

— Кто тебя так? Сторож? Это же… общежитие, ведь так?

Она оглянулась и разглядела здание за кормой.

— Ну, будем считать, что сторож…

— У-у, сударь! — подал вдруг голос Вольдемар. — Я и не разглядел сперва, как вас уделали! Это катастрофа, да. Загримироваться мы не успеем.

— Я уже предлагал — идите вы. От ворот в здание груз достаточно нести двум сотрудникам, это не будет нарушением.

— Я. Не. Пойду, — твёрдо повторил он. — Пускай уж нас лучше депримируют за ваш внешний облик, чем я снова увижу морду этого… этого… не стану при дамах!

Я пожал плечами и подвинул носком ботинка стоявший в ногах чемодан.

— Интересно, зачем такая небольшая партия таких продвинутых устройств? — спросил я. — Да ещё с закупкой и доставкой через Курьерку, а не через министерство.

— Я тут почитала, — сказала Алла. — Безусовы — влиятельный род. Наверняка они для каких-то своих целей, родовых…

—…Для подковёрных интриг! — перебил Вольдемар, резко вывернув руль на повороте. Вечно эти господа устраивают всякое…

Остаток дороги мы слушали различные тезисы оппозиционных масс-медиа о коррупции в высших эшелонах власти. Меня многое позабавило. Во-первых, в тезисах чувствовалась уже давно знакомая мне уверенная рука революционера-пропагандиста, взывающего к оскорблённым чувствам народных масс, а во-вторых, даже если факты и имели место быть — в нынешней системе власти называть такое коррупцией было как-то по популистски-наивно.

В общем, под конец пути я немного успокоился и даже успел подлечить наиболее-заметный синяк под глазом.

Мы прошли «эрмитажные залы» Зимнего — музей здесь, как и во многих иных мирах в начале XXI века уже имелся, правда, в части помещений остались и кабинеты министерств. Достаточно любопытно было наблюдать очень знакомые лица с портретов и сюжетных картин XVIII столетия, в которых вместо привычной флоры были апельсиновые деревья и съедобные кактусы опунции.

Наконец, мы прошли несколько степеней защиты и встали у входа в приёмной — здоровенные старинные двери с не менее здоровыми охранниками-мулатами. Простояли молча около десяти минут.

— Заходите, — сообщил церемониймейстер.

В конце крупного зала за приличных размеров дубовым столом сидел министр по делам дворянства.

Средних лет господин в рубашке — пиджак висел на спинке кресла — листал и подписывал привычных размеров стопку документации. На нас он даже не взглянул, церемониймейстер выразительным жестом остановил нас в паре метров от стола, заставив прождать ещё какое-то время.

Не знаю, сколько точно продлилось подписание бумаг — может, пара минут, может, полчаса, но по ощущениям прошло несколько суток. Я с трудом стоял на ногах — после переломов и экспресс-лечения всё тело ломило, а от монотонных движений министерских пальцев с зажатой ручкой клонило в сон. Я едва не зевнул, но Алла заметила, тайком схватила меня за мизинец и ущипнула.

Наконец, министр соизволил поднять глаза.

— Так… Это что такое? — твёрдым, но властным тоном произнёс он, взглянув мне в глаза.

— Подпоручик особого отдела Курьерской службы Циммер Эльдар… — начал я, щёлкнув ботинками.