Следствие ведет блондинка

– Вы не представляете, – совершенно так же, как пятнадцать минут назад, она хлопала в ладоши и повторяла уже другому клиенту, – Те два монаха в оранжевых тряпках такие чудики! Одно то, что они отважились выйти на улицу в таком виде, говорит о многом. И эти люди, разгуливающие по столице своей страны в каких-то уродливых одеяниях, да еще бритые наголо, я уж не говорю об отвратительных узких глазках, которыми их обоих наградила природа, так вот два этих чудика принялись уверять меня, что они живут праведной жизнью монахов. И что такое, по-вашему, для них есть праведная жизнь? – она выдерживала театральную паузу и продолжала, – Только не падайте, они, видите ли, отказались от всех удовольствий, включая нормальную еду, вино, сигареты и секс. Нет, вы когда-нибудь такую чушь слышали?! Люди живут в каких-то горах, вертят какие-то деревяшки, всю жизнь таскают на себе отвратительное тряпье, отравляя своим видом, как бы это выразиться… – на этом месте она всегда замолкала, явно вспоминая фразу, наконец, счастливо улыбалась и изрекала, – природный ландшафт. И еще имеют наглость говорить, что все это они делают из любви к Богу! Чушь какая! Бог создал этот мир со всеми его приятными вещами, подарил его людям и сказал что-то вроде «пользуйтесь», я для вас постарался. Так ведь находятся умники, которые своими отказами как бы говорят Богу: «Не надо нам вашего старания. Нам это не нужно!» И еще заявляют, что делают это во имя Творца. Нет, если в ресторане вы откажетесь отведать блюдо шефа, сказав, что не станете есть для его же блага, мне кажется, ему это не понравится. А вы как думаете?

Что к этому монологу мог добавить католик Густав Шульц? Впрочем, в этом он был не одинок. Собеседники расползались один за другим. Но на их место подтягивались новые, и Марго заводила свою пламенную речь с начала. В общем, когда в кармане немецкого технолога неожиданно зазвонил телефон, он даже обрадовался, потому что на одну секунду взгляды присутствующих обратились в его сторону. Он использовал эту секунду на все сто, улыбнулся практически каждому рядом стоящему и только потом ответил. Мужской голос был ему не знаком.

– Херр Шульц? – поинтересовался голос.

– Йа, йа! – уверил его немец.

– Вам необходимо приехать на комбинат, – по-деловому отчеканили в трубке.

– Зачем? – осведомился главный технолог.

– Неотложное дело, связанное с вашим расследованием.

– Моим расследованием? – озадаченно повторил Густав, – Какой расследованием?

– По факту утечки мяса из цехов.

– Утечки… – пробормотал немец, пытаясь представить, как мясо может утекать. Впрочем, русскому языку, в котором мясо может не только «утекать», но еще и «уходить», «уплывать», «улетать», «растворяться», «испаряться» и совершать еще Бог весь какие передвижения, он уже перестал удивляться и даже кое-что начал понимать. Например, сейчас, правда, спустя несколько секунд раздумья, он все-таки понял смысл предложения. Речь шла о его подсчетах, согласно которым большая часть мяса из колбасного цеха исчезает в неизвестном направлении.

– Вы меня слышите? – требовательно спросили на другом конце линии.

– Да-да. Завтрак. Не сегодня.

– Какой еще завтрак?! – возмутился голос, – Я же вам сказал, неотложное дело.

– С кем я говорю? – удивился херр Шульц, которого впервые столь настойчиво просили явиться на работу в десять вечера.

– Петр Иванов, служба охраны, – отчеканил голос.

– Сейчас никак не могу, – растерянно пробормотал Густав и покосился на Марго, которая вещала в полуметре, совершенно его не замечая, – Но… – и тут он дал слабину. Ему стало ужасно обидно, что она на него не смотрит, хотя сама же пригласила провести с ней этот вечер. Он вспомнил, как собирался на первое свидание с женщиной своей мечты: как собственноручно отгладил пять рубашек, как перемерил их перед зеркалом, как сменил дюжину галстуков и все равно побежал в магазин за новым. И еще ему стало стыдно за себя.

Женщина что? – существо ветреное и непостоянное. Имеет право таковой быть, тем более, если она Марго – первая красавица в мире. Конечно, это не ее вина, что он таскается рядом словно то самое бессловесное мясо, которое то утекает, то испаряется. Он не стал для нее тем мужчиной, каким хотел быть. Не смог заинтересовать ее, а ведь имел шанс. Прояви он хоть немного инициативы, отпусти пару комплиментов, возьми за руку, или хотя бы посмотри ей в глаза не как глупый баран, а как влюбленный мужчина, возможно сегодняшний вечер и не был бы таким безвозвратно потерянным.

Все эти мысли пронеслись в голове немца, он совсем погрустнел и ответил в трубку убитым голосом:

– Я еду.

– Отлично. Ждем, – отчеканил голос, после чего связь оборвалась.

Сейчас, стоя перед зеркалом в уборной комбината, и пытаясь прейти в себя от полученных на проходной неприятных эмоций, херр Шульц со жгучим стыдом вспоминал, как пробубнил нелепые извинения той, рядом с которой хотел остаться на всю жизнь. Как она вскинула брови, оглядела его с ног до головы и, ничего не сказав, отвернулась, как ни в чем ни бывало продолжив прерванный монолог про надоевших китайский монахов.

Густав вспоминал, как он шел к дверям по залу с веселыми беззаботными людьми и чувствовал себя побитым псом, изгнанным хозяином из будки.

Херр Шульц глянул на свое изуродованное лицо, которое и до вчерашнего вечера не было слишком привлекательным, а теперь он счел его и вовсе отвратительным. Два огромных синяка под левым глазом, кровоподтек на правой щеке, разорванная нижняя губа, – с таким видом никто не отважится явиться на работу. Но что делать, ведь еще вчера ему сказали дело срочное. Именно это срочное дело заставило его сегодня бодрым шагом подойти к заводским воротам, а потом около часа препираться с охранником, который никак не хотел узнавать в бродяге с заплывшим глазом, и от которого за версту несло, как от винного магазина, главного технолога.

Густав криво усмехнулся, вспоминая свое неприятное ночное приключение. Впрочем, если бы он вышел на улицу не в таких расстроенных чувствах, наверное, ничего бы и не случилось. Но что уж теперь говорить. Он вышел из клуба, где оставил Марго на попечение всех мужчин, приглашенных на вечеринку, которые съедали ее глазами, и побрел по улице, куда глаза глядят. Пройдя около километра, он вдруг вспомнил, что обещал некоему Петру Иванову явиться на завод незамедлительно и, подойдя к обочине, поднял руку, вознамерившись поймать такси. Ждать пришлось совсем недолго. Уже в следующую секунду к нему подрулила старенькая Тойота, и из пассажирского окна высунулся тип в очках.

– Куда нужно, папаша? – браво поинтересовался он.

Густав заглянул в салон и, не найдя водителя на привычном месте, несколько растерялся. Потом он понял, что машина с правым рулем.

– Завод… – пробормотал херр Шульц, раздумывая, не послать ли этого очкастого водителя от себя подальше и не поймать ли другую машину.

– Садись, садись! – подбодрил его очкастый, видя, что клиента гложут сомнения.

Херр Шульц уже перестал удивляться странностям России, поэтому само появление машины с правым рулем в столице страны, где официально принято левостороннее движение, его нисколько не смутило. Однако он никогда еще не совершал поездок в таких экстремальных условиях, какие ему запросто предлагали сейчас.

«Да, что там, – неожиданно подумал про себя Густав, окончательно придя в упадническое настроение, – Чего себя так беречь? Что во мне такого замечательного? Ведь если сегодня я разобьюсь на этой колымаге, она даже не заметит моего исчезновения!»

С такими мыслями Густав залез в Тойоту и, сказав адрес, приготовился свести счеты с жизнью. Наверное, этим бы все и закончилось, потому что водитель оказался не просто лихим, а каким-то невменяемым. Он подрезал обгоняемые машины и умудрялся проскакивать в щели между автомобилями на такой скорости, что у немца, привыкшего не превышать указанную скорость, дух захватывало. На третьем светофоре, который владелец Тойоты опять проскочил на красный свет, даже не заметив своего вопиющего нарушения, Густав понял, что не готов расстаться с жизнью, как собирался несколько минут назад. Ему отчаянно захотелось влачить свое жалкое существование, пусть и вдали от дамы своего сердца, пусть даже в полном одиночестве, пусть хоть как, лишь бы живым. Он схватился за ручку на двери, которая тут же осталась в его пальцах, отвалившись даже без шума. Тогда он схватился за локоть водителя.