Страница 64 из 73
Он чувствовал себя помолодевшим на двадцать лет и полным сил. Он подвергался в Чили унижению и остракизму[43], был вынужден эмигрировать на много лёт, и вот в одночасье судьба сделала решительный поворот: теперь он профессор Далмау, главврач отделения кардиологии, один из самых почитаемых специалистов в стране, способный творить скальпелем такие чудеса, которые другие даже не пытались делать, участник научных конференций, тот, с кем советуются даже враги. Дважды его просили прооперировать военных высокого ранга, которые еще были у власти, и еще одного яростного стратега репрессий времен диктатуры. Оказавшись между жизнью и смертью, эти люди, поджав хвост, являлись к нему на консультацию; страх не имеет стыда, любила говорить Росер. То был его час, он был на вершине карьеры и чувствовал, что каким-то таинственным образом участвует в трансформации страны; мрак отступил, наступила заря свободы, и его жизнь тоже вошла в период рассвета. Он погрузился в работу и впервые за свою жизнь интроверта стал искать общественного внимания и использовал любую возможность, чтобы засветиться на публике.
— Будь осторожен, Виктор, ты опьянел от побед. Не забывай, в жизни часто бывают крутые повороты, — предупреждала Росер.
Она говорила это, потому что ей казалось, что он становится самовлюбленным. И наблюдала за ним с беспокойством. Она стала замечать его интонации всезнайки, высокомерный вид, желание говорить только о себе, — словом, все то, чего раньше никогда не было, он даже позволял себе с видом высшего существа резкие и нетерпимые высказывания по отношению к ней. Она указала ему на это, и он ответил, что у него множество ответственных обязанностей и он не намерен вилять задницей в собственном доме. Однажды Росер увидела его завтракающим в кафетерии на факультете, в окружении юных студентов, которые слушали его, как и полагается ученикам, с почтением, и поняла, как он наслаждается их благоговением, особенно со стороны девушек, которые восхищались его банальными замечаниями с неоправданным восторгом. Росер, которая знала Виктора изнутри и снаружи до последней клеточки, это запоздалое тщеславие удивило, оно было неожиданным, и ей стало жаль мужа; она поняла, каким падким на лесть может стать заносчивый старик. Она не представляла себе, что жизненным поворотом, который развеет фимиам вокруг Виктора, станет она сама.
Через тринадцать месяцев Росер заподозрила, что некое скрытое зло медленно пожирает ее изнутри, но убедила себя, что это либо возрастные явления, либо она все придумала, так что муж ничего не замечал. Виктор был так занят своими успехами, что к жене относился небрежно, хотя, когда они были вместе, он по-прежнему был ее лучшим другом и любовником, для которого она была красивой и желанной в свои семьдесят три года. Он тоже прекрасно ее знал, как изнутри; так и снаружи. Она худела, кожа у нее пожелтела, и ее тошнило, но раз это не беспокоит Виктора, без сомнения, речь идет о чем-то неопасном. Прошел еще месяц, прежде чем она решилась с кем-нибудь проконсультироваться, поскольку, кроме всего прочего, по утрам ее сотрясал озноб. Из-за смутного ощущения стыдливости и чтобы не показаться мужу слишком мнительной, она решила обратиться к одному из его коллег. Через несколько дней, когда Росер получила результаты анализов, она пришла домой с плохой вестью: у нее нашли рак в последней стадии. Она вынуждена была повторить это дважды, прежде чем Виктор вышел из ступора и понял, о чем она говорит.
С того дня, когда ей поставили диагноз, жизнь обоих претерпела решительные изменения, и единственное, чего они хотели, — это продлить совместную жизнь на все оставшееся у Росер время. Тщеславие слетело с Виктора в одну секунду, и он спустился со своего Олимпа в ад, обусловленный болезнью. Он взял бессрочный отпуск в больнице и оставил лекции, чтобы целиком посвятить себя Росер.
— Пока можем, мы будем это преодолевать, Виктор. Война с этой болезнью, возможно, будет проиграна, но мы, по крайней мере, выиграем несколько сражений.
Виктор повез ее в свадебное путешествие на южное озеро, поверхность которого напоминала зеркало изумрудного оттенка, в котором отражались леса, водопады, горы и заснеженные вершины трех вулканов. Среди этих фантастических пейзажей, в абсолютной тишине природы, в лесной хижине, вдали от всего и всех, они вспоминали прошлое, начиная с тех времен, когда она была худенькой девушкой, влюбленной в Гильема, и до нынешнего дня, когда стала для Виктора прекраснейшей женщиной на свете. Ей очень хотелось поплавать в озере, казалось, эта ледяная первозданная вода омоет ее изнутри и снаружи, очистит и оздоровит. Еще ей хотелось побродить по окрестностям, но у нее не хватало сил на долгие прогулки, она ходила очень медленно, опираясь одной рукой на руку мужа, а другой — на палку. Она на глазах теряла в весе.
Виктор всю свою жизнь имел дело со страданием и смертью, ему были хорошо известны все стадии бурных переживаний, через которые проходит пациент на конечном отрезке жизни, он читал об этом лекции на факультете: отрицание неминуемого, яростный гнев перед предстоящими страданиями, попытки обмануть судьбу и надежды на божественные силы, которые продлят земное существование, затем погружение в отчаяние и, наконец, в лучшем случае смирение перед неизбежным. Росер пропустила все эти этапы и с самого начала приняла свой конец с поразительным спокойствием, пребывая в ровном настроении. Она отказалась от альтернативных методов лечения, предложенных Мече и другими подругами по доброте душевной, ей не надо было ни гомеопатии, ни целебных трав, ни знахарей, ни экзорцизма[44].
— Ну да, я умру. И что? Все когда-нибудь умрут.
Если состояние позволяло, она часами слушала музыку, играла на пианино и читала стихи, держа на коленях кошку. Эта зверюга, которую ей подарила Мече, выглядела словно кошачья королева, однако была полудикая, держалась на расстоянии и любила одиночество, а порой исчезала на несколько дней и частенько возвращалась с окровавленными останками очередного грызуна, чтобы преподнести добычу хозяевам дома прямо к ним в кровать. Казалось, кошка понимала, что произошли изменения, и с ночи до утра была тихая и ласковая; она не отходила от Росер.
Поначалу Виктор взялся за изучение традиционных методов лечения, а также экспериментальных, читал научные доклады, исследовал каждое лекарство и избирательно запоминал статистику: он отвергал пессимистичные выводы и хватался за любую искру надежды. Он вспоминал Лазаря, юного солдата на Северном вокзале, которого вернул с того света, потому что тот страстно хотел жить. Он верил, если ввести в душу и в иммунную систему Росер такую же страсть к жизни, она сможет победить рак. Такие истории бывали. Чудеса случаются.
— Ты сильная, Росер, ты всегда была такой, ты никогда не болела, ты сделана из железа, ты победишь и это, эта болезнь не всегда смертельна, — повторял он словно мантру, но не смог внушить ей свой необоснованный оптимизм, и если бы он обнаружил его у своих пациентов, то, наверное, как врач, пришел бы в замешательство.
Росер следовала его рекомендациям, насколько могла. Только из-за него она прошла химиотерапию и облучение, уверенная в том, что это лишь продлит процесс, который с каждым днем давался ей все труднее. Она терпела, не жалуясь, со стойкостью, свойственной ей от рождения, применение наркотиков; у нее выпали волосы и даже ресницы, и она так исхудала, что Виктор поднимал ее на руки без малейшего усилия. Он пересаживал ее с кровати на кресло, носил на руках в ванную или выносил в сад, где можно было увидеть колибри в зарослях фуксий и зайцев, которые прыгали вокруг, словно насмехаясь над собаками, а те были уже такие старые, что им трудно было за ними гоняться. У нее пропал аппетит, но она делала над собой усилие и проглатывала пару кусочков тех блюд, что он для нее готовил по рецептам из кулинарной книги. Ближе к концу она принимала из пищи только крем по-каталонски — десерт, который готовила бабушка Карме по воскресеньям для Марселя.