Страница 2 из 78
— Элидар Матыве-евич, до меня дошли известие, что вы переехало… переехали с родетельской усадьба на новое, своё. Вы не были прислать распоряжение в Дворянский Дом, что переехать, но мне оставить иметь возможность остаться. Я городской, не крепостной из деревня. Конечно, я пенсионер, и для крепостных Пилипин, то есть Петрин — амнистион, но я посчитать, что федеральные имперские закон важно, чем колониальные. Два неделя собирать деньги на билет до Москвы. Продать свой дом, мебель. Три дня лететь, четыре пересадка. И вот я тут.
Сперва я хлопнул себя по лбу. Да, примерно похожая ситуация была с Сидом — он тоже переехал вслед за мной на моё новое место прописки. А следом открыл дверь домика и крикнул:
— Сид! А ну-ка пойти сюда.
Мой камердинер отвлёкся от разгрузки очередного бревна и подошёл ближе.
— Познакомились с содворником? Эрнесто — славный парень. Давно хотел с ним познакомиться. Я его уже накормил, не беспокойся.
— Сид, мы с тобой повидали немало дерьма за последний месяц. Скажи, какого хрена ты не напомнил мне, что надо было при переезде писать какие-то бумаги в Петринский Дворянский Дом? Чтобы не переезжал, он же, блин, тоже городской крепостной.
Сид отвёл взгляд, вздохнул.
— Честно? Я забыл, барин. Очень много вещей нужно было уладить. Можешь меня депремировать за это.
— Депремировать⁈
— Ну… Или розгами высечь, возможно.
— Мне-то что поркой заниматься. Эрнесто Рамосович, не желаете разукрасить розгами спину вашего… как ты сказал, содворника?
Эрнесто Рамосович немного растерянно посмотрел сначала на меня, затем на Сида и сказал:
— Разукарасить розгами — это живопись? Вы продавать картины, барин, как ваша мать? Я плохо рисовать. Если нужно, то смогу. Если нужно, я быстро научиться. Правда вот рисовать спину… Мужчины…
Смех сквозь слёзы немного разрядил обстановку.
— Сядьте. Простите, что смеёмся, почтенный Эрнесто Рамосович. Нам очень грустно, что вы здесь из-за юридического недоразумения. Этим мы создали себе и вам множдество проблем. Но признайтесь, это стало больше вашем волевым решением, чем необходимостью? У вас же был выбор — воспользоваться лазейкой в законодательстве и не прилетать.
Филиппинец захлопал глазами, забормотал что-то, затем сказал:
— Простите, барин. Очень плохо понимать русский разговорный. Читать хорошо, а слушать — не очень хорошо. Лазейкой… Нет, я прилетать самолёт, никаких лазейка.
— Бросьте, у вас отличный русский. Ладно… не буду вас допытываться. Вы преподавали математику, ведь так?
— Так. И иногда — физика, биология и иностранный язык. Вёл живой уголок. У нас маленький школа.
— Сколькими языками вы владеете?
— Эм… Пилипино, русский, немного японский и испанский.
Тут мы с Сидом переглянулись уже без тени иронии.
— ¿Has trabajado en una granja de frutas? (Вы работали на плодовой ферме?) — спросил я.
— Sí, sí, trabajé muchos años como contador en la plantación de rambután de tu padre, — оживлённо ответил филиппинец.
Мой камердинер ожидаемо спросил:
— Что он ответил?
— Что много лет работал на моего отца на плантации какого-то рамбутана. Бухгалтером.
— Я же говорю — славный малый.
— Перестань называть его «славным малым», Эрнесто Рамосовичу — шестьдесят с лишним лет.
Тут Сид вытаращил глаза.
— Я думал, что лет сорок от силы. Вы отлично сохранились, Эрнесто.
— Скажите, Эрнесто, сколько у вас денег?
Тот засуетился, полез в чемодан и достал оттуда бумажник, вытащил несколько смятых купюр.
— Десятина? Нужно десятина — вот, барин, забирайте, у меня есть восемь рубля.
— Восемь?… Эх, как-то вы так хорошо уложились.
Пожилой филиппинец поник головой.
— Барин, ваш слуга сказать мне, что меня обмануть таксист…
Его перебил Сид:
— Представляешь, какая жесть, таксист в аэропорту взял с него сто двадцать рублей! И вёз его четыре часа какими-то непонятными дорогами, хотя тут ехать от Мытищ от силы час сорок. Сто двадцать, Эльдар! Это какой надо быть скотиной…
Тут уже перебил я и закончил фразу:
—…Чтобы заставить из-за халатности пожилого иностранца тащиться через полсвета и по дороге растерять всё нажитое имущество!
Сид заткнулся, снова смущённо потупил взгляд.
— Ну, да. В общем, розги.
— Вот только не надо тут меня монстром выставлять. Я против физических наказаний в коллективе. И вроде как мы с тобой друзья. Куда действенней — наказания финансовые. В общем, так. Ты самостоятельно ищешь ему жилплощадь. Не меньше пятнадцати квадратов, со всеми удобствами. Даёшь ему рублей двадцать на пропитание на первые недели. Подсказываешь по покупкам, что и как. Ищешь ему работу — рекомендую искать переводчиком, бухгалтером, хотя бы каким-нибудь вахтёром, в общем, сам разберись. Отчитываешься по задаче, если что-то надо — просишь, помогу определиться. Хорошо?
— Хорошо, барь. Во Внуково тут видел общежитие для пожилых крепостных, рядом, двадцать минут пешком. Вроде бы дёшево, и написано, что «помощь релоцированным иностранцам».
— Вот, я в тебе не сомневался. Проверь — не кидалово ли какое. И, да — помоги ему со всем скрабом, одеждой, мебелью, прочим.
Сид вздохнул.
— Эльдар Матвеич, пощади, а? У меня тут ещё вон что — стройка бани. Давай подключим Дворянский Дом, у них есть специальный отдел по релокации и адаптации иностранных крепостных. Правда, денег стоит. Хотя… могу Ростислава позвать.
Я кивнул.
— В общем, займись. Можешь и Ростислава позвать, четырнадцать лет — парень взрослый. Баня подождёт. Бюджет просчитай и прочее. А у меня пьянка. Бал дворянский.
— С профурсетками? — прищурился Сид.
— Не стоит оскорблять моих почтенных коллег, — сказал я.
Помывшись, переодевшись и быстро перекусив, я прихватил на всякий случай инструменты контрацепции и отправился на корпоративную пьянку, навстречу новым — в этом теле — впечатлениям.