Страница 14 из 16
Глава 7
Выслушав несколько неодобрительных комментариев среди дам бальзаковского возраста, я наконец-то упал на соседнее сиденье с Нинелью Кирилловной ровно в тот момент, когда в зале погас свет.
Она, разумеется, сделала вид, что меня не знает, хотя я даже с расстояния почувствовал, как участилось еë сердцебиение. Наклонился, уткнувшись в волосы, сказал:
— Добрый вечер, я не помешаю?
— Тише, Эльдар Матвеевич, сейчас начнётся.
Значит, всё же на «вы». Что ж, это было по прежнему приятно.
— Я так и не понял, чей это концерт.
Она молча сунула в руку программку:
'Алексей Ягудинъ.
вечеръ нового стоун-романса
ЗОЛОТОЙ ВЕКЪ
избранное по произведениям А. С. Ганнибала'
Романсы. Признаться, в этом мире я куда чаще слышал этот музыкальный жанр в общественных местах, хотя ни в этой, ни в прошлой жизни он не был моим любимым. И всё же что-то из глубины памяти донеслось до меня.
— Ягудин… что-то знакомое, кажется, он ещё знаменит фигурным катанием?
— Тише, Эльдар Матвеевич. Что такое «фигурное катание»?
— Вроде танцев. На льду.
— А-а, да, помню, на Аляске недавно изобрели. Нет, есть известный болеро Олег Погудин, но…
— Молодые люди, не соизволите заткнуться? — осведомилась обернувшаяся пожилая петербурженка, слеповато взглянув на нас через театральный бинокль.
Нинель Кирилловна толкнула меня в бок локтём. Да-да, разумеется, это я был виноватым, что на нас наворчала незнакомая дама.
Что ж, я приготовился к испытанию. Сперва прозвучало длинное, затянутое и слегка занудное вступление. О том, как тяжело жанру романса в наши дни, о том, как здорово, что есть такие замечательные слушатели, благодарности организаторам и спонсорам. Затем, минута молчания безвременно почившему пару лет тому назад меценату Юрию Семецкому, в честь которого назван зал, и, наконец-то началось.
На самом деле, я вспомнил это чувство — классическая музыка в живом исполнении в первые минуты всегда вызывала у меня отторжение и раздражение, затем я настраивался на нужный лад, а ближе к концу даже ловил что-то вроде катарсиса.
К тому же к середине мероприятия к музыкантам, исполняющим партии на классических инструментах, неожиданно присоединились вполне современные ударник, саксофонист и электрогитарист, а жанр сменился на какое-то подобие симфонического рока или даже металла.
Разумеется, я не только наслаждался музыкой — я мчался через полстраны не для этого. Примерно через десять минут я осторожно положил руку на подлокотник поверх ладони Нинели Кирилловны, провёл пальцами по коже — она сперва отдёрнула, но потом оставила и лишь через пару минут шепнула:
— Вы меня смущаете, Эльдар Матвеевич…
Апофеозом первого отделения стала сольная партия гитариста, электрогитара которого неожиданно оторвалась от рук, повисла в воздухе, продолжая играть ещё минуту, а в завершении упала вместе с гитаристом, потерявшем сознание.
— Маэстро Сергей Маврин! — продекламировал Ягудин, и зал зашёлся в овациях.
Нинель Кирилловна, впрочем, аплодировала весьма слабо, и когда народ потянулся в буфет, шепнула:
— Мне скучно. Может, уйдём?
— Вот ведь, как занятно — мне только к концу начало нравиться.
— Вечно вам нравятся утяжелённые гитары, — улыбнулась она.
Отрицать это я не стал. Мы вышли в холл. После перелёта мне дико хотелось пить, но взглянув на очередь у буфета я понял, что в этот раз — не судьба.
— Как вам так удалось так быстро прилететь из Москвы?
— Из Адлера.
— Из Адлера⁈ — тут Нинель Кирилловна округлила глаза. — Как⁈
— Ну, если я скажу, что летел на крыльях любви, то вы скажете, что я наслушался романсов…
— Скажу. Не верю! — она прищурилась и развернулась, встала рядом.
— В таком случае — я был на одной… деловой поездке, уже находился в аэропорту, когда пришло ваше сообщение. Благо, оставались билеты на ближайший рейс. Это было достаточно безрассудно, потому что не знал, шутите ли вы, или нет.
Я продолжил идти к лестнице — спуск вниз вёл к гардеробам, спуск вверх преграждала табличка «Служебные помещения. ПОСТОРОННИМЪ ВХОДЪ ВОСПРЕЩЁНЪ».
— Я тоже не знала, идти или не идти, — кивнула она, продолжив идти за мной.
— Как видите, мы не обманули друг друга, Нинель Кирилловна.
— Куда вы меня ведёте?
В конце лестничного марша путь преграждала полосатая лента, недолго думая, я перемахнул через неё и подал руку.
— Мадемуазель?
— Там какой-то тёмный мрачный коридор… вы смутьян, нас могли заметить.
— И наверняка заметили… — сказал я, и словно в доказательства нашим словам где-то внизу послышался голос охранника:
— Молодые люди! Туда нельзя!
— Скорей! — скомандовал я, и это подействовало.
Нинель Кирилловна подхватила юбку, нырнула под ленточку, побежала по коридору.
Судя по всему, здесь сидела администрация концертного зала, а может, размещались какие-то творческие объединения — дальнем кабинете горел свет.
— Куда? — спросила Нинель Кирилловна, и я указал направление к одной из дверей.
— Эй! Вы куда, шпана малолетняя! — послышался грозный окрик охранника.
Я оглянулся: типичный бывший люмпен, нахмуренный, наверняка пьющий. Нинель Кирилловна на секунду замешкалась, затем сделала шаг вперёд, шепча что-то губами.
— Уходи, здесь никого нет… — твёрдо сказала она.
— Так… здесь никого нет, — кивнул охранник, развернулся и зашагал вниз по лестнице.
Мы же нырнули в ближайший тёмный кабинет — пробивался лишь тусклый свет из окна, который выхватил пару столов с рихнерами, шкафы и пару кресел.
Я закрыл дверь.
— Вы довольны? Я совершила правонарушение, за такое могут отчислить! — сказала она, схватила меня за воротник, притянула к себе, и…
Наверное, это повлиял концерт, но в тот момент я подумал, что этот поцелуй стоил тех денег, времени и нервов, которые я потратил на перелёт. Она присела на краешек стола, мои руки начали делать своё дело, борясь с миллионом пуговок на её блузке.
Лифчик оказался кружевным. Значит, свидание действительно планировалось оказаться серьёзным. Но когда мои руки уже нацелились избавиться от этой огромной неудобной юбки, меня хлопнули по рукам.
— Нет… не здесь… — шепнула Нинель Кирилловна.
— Отель, — предположил я.