Страница 3 из 8
– Ага, потом! – он перебил ее.
– Да. Правда, – сказала спокойно.
– Конечно. Потом. – Взял себя в руки. – Но не говори мне ничего про объятия… Хорошо?
– Прости.
– Странность в том, что чувствуешь себя совершенно голым, – он сказал тихо, серьезно.
– Голым? – растерялась она.
– Ну то есть… Голым, в смысле открытым со всех сторон. Но не очень понятно, где ты… Когда ты голый, ты ощущаешь кожей воздух, как-то чувствуешь пространство…
– Как ты красиво говоришь, я так люб… – воскликнула она.
– Да, – оборвал ее и продолжил: – А сейчас я как будто голый, но даже этого я не могу почувствовать. Понимаешь? Как будто заперт в темной комнате. В безвоздушном и бестактильном помещении, где ничего не могу ощутить, потрогать, увидеть…
– Но ты же слышишь меня!
– Да. Слышу тебя… Слава богу…
Он выговорился и замолчал. Прошла минута.
– Ты здесь? – спросила она.
Сначала было тихо. Затем столбик снова задергался, из динамика послышался жутковатый ритмичный хрип. Она поняла, что он смеялся.
– Конечно здесь! А где мне еще быть? Ха-ха-ха! Ты меня насмешила… Ха-ха-ха! – он смеялся еще и еще.
– Извини. Извини… Прости меня. Я сказала глупость какую-то…
– Так, стоп. Не надо. Лен, не надо. Все нормально… В этом даже что-то есть… В таком, так сказать, существовании… Чистота сущности. Предельная очищенность. Я – концентрат!
– Да уж… да. Но ничего, ничего, это ненадолго, Тём…
– Ненадолго… да. – Он помолчал. – Они говорят, это необходимо. Теперь я, кажется, понимаю почему.
– Важно почувствовать себя, так сказать, в чистом виде.
– В «состоянии ноль», как они говорят.
– Да.
– Круто… Ощущение вакуума… Страшновато, правда, немного…
Замолчал. Она заметила, что он начал формулировать свои ощущения, что хорошо. Привести к этому ее и просили.
– Страшно… Это пройдет, Тём…
Он не ответил.
– И будет лучше…
Он молчал.
– Динамика есть…
– Пустоты нет, – заговорил он.
– Что ты говоришь? О чем ты?
– Пустоты, говорю, нет. Это некоторые проблемы с моим присутствием. Но отсутствия нет. Я есть. И ты есть… Ведь ты же… рядом? Так ведь?
Она почти закричала:
– Да! Да! Я здесь! Я рядом! Мой любимый!
– Спасибо. Спасибо, милая.
– Ты улыбаешься, я чувствую, слышу!
– Да. Да. Я люблю тебя. И улыбаюсь.
– И я тебя тоже. Я тебя тоже.
– Мне скоро надо идти… – сказала Лена.
– Ты на работу? – сказал Артем.
– Да, и по учебе тоже… Дела навалились…
– Расскажешь потом?
– Конечно, конечно! У нас будет куча времени!
– Да, нам надо поговорить… О многом.
– Конечно, конечно…
– Ты иди, иди, не задерживайся тут… Я нормально… Обнимаю тебя.
– А я чувствую, что ты улыбаешься! – воскликнула она весело. – Да! Да! Вот правда!
– Ладно, ладно… – он говорил и действительно где-то там улыбался. – Голос и правда хороший. Голос мой. Нормально сделали…
– Голос – это очень важно, Тём.
– Да…
– И нет никакой пустоты. Ты прав, ты прав, Тёмочка мой… Я здесь, я рядом.
– Ленк, ты иди… Куда тебе надо… Увидимся… Завтра придешь?
– Да, конечно. Я каждый день.
– Отлично!
– До завтра, милый.
– До завтра, моя хорошая. Шлю тебе воздушный поцелуй! Ц-ц-ц!
– Оп! Поймала!
Они засмеялись вместе.
Она вышла. Доктор встретил ее, придержал дверь.
– Проводить?
– До парковки… а то я, кажется, забыла…
– Вот сюда, пойдемте.
Они зашагали по коридору.
– Вы молодец, Елена! Все четко, по инструкции, и живенько так…
– Я не по инструкции… Я его люблю.
– Да, да, прошу прощения… Я понимаю. Я в том смысле, что…
– Да я поняла вас. Ничего. Просто я очень хочу, чтобы у него побыстрей все наладилось.
– Все наладится. Вы в хороших руках. Наш центр занимается оцифровкой уже много лет…
– Спасибо вам! Можете на меня рассчитывать. Я сделаю все что нужно. Любую инструкцию, любую задачу…
– Отлично, отлично. Спасибо. Это огромная помощь…
– Спасибо.
– Вот здесь аккуратнее, там дорожка и налево…
– А, да, я вспомнила, вижу…
– Хорошо… Ну, всего доброго…
– Всего хорошего! Спасибо вам, доктор!
Дверь закрылась. Доктор стоял и слушал, как затихают ее шаги.
– Да уж, повезло пареньку.
4. Первый маньяк
Он сел в ракету, громыхнувшую под ним металлом, пристегнул крест-накрест ремни, надел шлем, захлопнул над головой фонарь из сверхпрочного плексигласа, запустил двигатели – фронтальный, два тяговых и три подъемных – и потянул рукоятку с большой красной кнопкой на себя. Сопла двигателей скрылись за оранжево-красным ревущим потоком огня. Ракета под прямым углом взмыла над Подмосковьем и направилась в сторону Ядра – лететь всего несколько минут.
Провожая взглядом крошечный в вышине самолет, Парамонов представлял ракету как в фантастическом мультике, чувствовал себя мальчишкой и улыбался. Второй час стоял в восемнадцатиполосной июльской пробке, жмурился на синее небо. Ну а что? Было бы клево иметь такую ракету, летать на работу… Сзади посигналили. Блин, впереди машина уехала! Парамонов дернулся, но перед ним тут же влезла наглая красная «Тесла». Да и черт с тобой. Не жалко.
Улыбка с лица сползла. Вот так и на работе могут. Отправить в увольнение и больше никогда не вернуть. Что делать? Я им докажу. Я молодой, умный, работоспособный. Парамонов утешал себя, но чувствовал, насколько сильный страх сидит внутри: потерять работу – значит потерять все.
«Молодой, подающий надежды» капитан милиции особого аналитического киберотдела УВД Москвы Павел Парамонов подъезжал к Управлению. Предельно собран, серьезен, даже суров – каким всегда становился в радиусе пары километров от широкой черной бетонной высотки с узкими окнами.
Приказ об увольнении (официально – «О приостановке») как минимум сорока процентов личного состава еще не был подписан, и работа по текущим особо важным делам продолжалась. Впрочем, других в парамоновском отделе не было.
Вот отдельный ведомственный светофор, поворот налево и – въезд под плотной охраной из трех вооруженных андроидов в стандартной форме ОМОНа. Далее автоматически считывается спецпропуск, иначе бы метра не проехал, и машина ныряет вниз, в длинный темный тоннель, и мощный магнит, встроенный в стены, вырубает всю электронику, которую ты по ошибке мог взять на работу. В самом конце тоннеля автомобиль просвечивается безопасным рентгеном.
Со служебной парковки ведет массивная бетонная лестница, наверху укрепленная кривыми листами брони сейфовая дверь на электроприводе, за ней – просторный холл с сияющим паркетом цвета желчи и стенами под мореный дуб. Здесь очень тихо. В воздухе глухота и сдавленность, как на подводной лодке. Как будто не проезжал несколько минут назад через центр Москвы, не видел пронзающий солнце шпиль Дома Советов, как будто ты на дне морском, под толщей миллионов кубометров воды.
Уже через четыре месяца «раскопок» в ведомственной библиотеке и в спецархивах МВД Павел понял, что Кретов был маньяком. Ветеран войны 2040 года, полковник-супервайзер 107-го гвардейского киберспецподразделения, программист-самоучка с докторской степенью, а до войны коллега, легендарный следователь по особо важным, Леонид Натанович Кретов закончил жизнь в психушке. В самой обыкновенной дурке для ветеранов кибервойн, куда свозили буйнопомешанных с передовых всех фронтов.
Однако тайные эксперименты, которые интересовали Парамонова и его отдел, полковник Кретов ставил и описывал задолго до печального знакомства с персоналом дурдома. Исследования его были дотошными и скрупулезными, а выводы точными и убедительными – дай бог каждому так хорошо соображать.
– А зачем он это делал? Паш, ты понял цели-то его? Ради коммерческого интереса или… что, строго научный интерес? – говорил немного в нос Андреев, подполковник и шеф особого киберотдела, стоя боком у окна, глядя куда-то вниз так, что глаза его светились, как стеклышки витража на солнце.