Страница 12 из 44
– А я и не пытаюсь, господин следователь. Вы меня не поняли. Я говорю вам о том, что талант и знания для таких, как мы, превыше всего. Наука как инструмент, чтобы изменить мир…
– Изменить что?! Да вы… убийцы! Чертовы убийцы!
– Изменить мир. Цивилизацию. Людей. Пусть ценой чьей-то жизни… С нашей точки зрения, ничего ужасного в этом нет. Всего одна жертва ради миллионов спасенных! Что касается какой-то там вашей морали, то мы, ученые…
– Боже мой, да вы сумасшедший!
Петров отключил звучащий в голове фильм. Он любил кино двух-трехвековой давности. Оно завораживало грубоватой наивностью вечных тем и вопросов. «Насколько проще жили люди в начале тысячелетия… И как хорошо они разбирались в вопросах морали… Не то что мы…» – думал следователь Петров. Высокий, худощавый, быстрый человек лет сорока пяти, с тяжелой челюстью, но живыми глазами под высоким отвесным лбом. Мир стал сложным. Слишком сложным. Поэтому так тянет в прошлое.
Шаги в узком длинном тоннеле смешивались в сплошной гул. Петров шел широким чеканным шагом бывшего военного. Вот и шлюз. Стальной суперэллипс метровой толщины на механических задвижках. И это помимо электронной голографической стены, не пробиваемой и не открываемой никаким иным способом, кроме как с седьмого этажа, где пристально следящий за мониторами мужчина набрал семнадцатизначный код, приложил подушечку указательного пальца к сканеру и произнес кодовое слово.
Тюрьма «Эллин», одна из самых старых тюрем в стране, считалась передовой и технически продвинутой сто пятьдесят лет назад, сегодня ее «суровые» технологии вызывали улыбку, разве что охранники с рациями по стенам не стоят.
Следователь Петров прошел шлюз. Высокий мужчина на седьмом этаже откинулся в кресле, прикрыл глаза и, с коротким стоном выдохнув, расслабил плечи. Петров вошел в лифт, двери закрылись, и он полетел вниз.
На нулевом посту, как называли самый нижний пост охраны, не горела добрая половина ламп, отчего стены казались серыми, и, когда Петров вошел, по ним, как крылья испуганных птиц, заметались тени.
За высокой бронированной стойкой в углу комнаты встрепенулся охранник. Он резко встал и за стеклом стал похож на белого лобастого дельфина: широкий, двухметровый, лысый, в белой рубашке с форменными нашивками. Петров хорошо знал его.
– Иван! – сказал полковник бодро и подошел. – Ну, как ты тут?
Он хлопнул вышедшего из-за стойки Ивана по плечу, ощутив каменную прохладу его могучего тела.
– Все хорошо, тащ полковник! – сказал тот густым басом и улыбнулся, пожав протянутую руку Петрова. – Давненько не были. Опять ходить будете через день? – Иван подмигнул.
Петров, разглядывая большую лысую голову, усмехнулся:
– Да, брат! Неспокойно стало наверху. Пойду договариваться с твоими подопечными.
– Эх! – он снова подмигнул Петрову. – Утилизировать ублюдков было бы идеально!
– Ну-ну! – засмеялся Петров, пока Иван набирал коды доступа. – Рука бойца колоть устанет!
Петров вошел в мрачный предбанник главного шлюза. С широкой, будто резиновой улыбкой, пристальным, но туповатым взглядом его провожал Иван, сверкая снежно-голубоватыми белками очень старого андроида, зато из первых поколений обучаемых, поэтому не отстающих от прогресса. Разве что он был сделан из старых неорганических материалов, и это было заметно.
Главный шлюз, продолговатая комната с двумя тусклыми лампами под потолком, красной и зеленой, – последний рубеж, что отделял мир живых и нормальных от редчайшей в мире коллекции особо опасных убийц, хакеров, террористов, экстремистов, политических. Квантовый шлюз, построенный по новейшей технологии, быстро стабилизировал поток и бесследно исчез. Полковник оказался в длинном коридоре с камерами в конце.
Камера Кирилла находилась на самом нижнем, сорок седьмом уровне тюрьмы «Эллин». Когда-то Петров ходил к нему каждый день, без перерывов. И вот снова пришел. В последний раз.
Огляделся: те же белесые металлические стены, на укрепление которых под землей не жалели стали, узкий проход, высокий потолок. Через несколько минут полковник вышел к первым камерам, двери которых поблескивали прозрачным бронированным сталепластиком, но узники у дверей не стояли, как это показывают в кино, их не интересовал следователь Петров, а камеры их были многокомнатными квартирами со всем необходимым: здесь сидели и по тридцать, и по сто, а некоторые модификации людей – и до двухсот лет. Автоматическая доставка работала бесперебойно, охранные роботы приносили узникам все необходимое – от продуктов до запасных чипов.
Петров подошел к нужной двери и остановился, уставившись в коридор.
Первый ряд гигантской саранчи с оранжевыми брюшками он выкосил двумя очередями, просто поливая перед собой, как из брандспойта. Но вслед за павшими накатила вторая волна генно-модифицированной нечисти с острыми, непропорционально большими крыльями. С ними пришлось попотеть и потратить почти весь запас подствольных гранат, который он берёг с самого входа в подземелье. Когда полегли большекрылые, за ними показалось уходящее вниз темное жерло подземного хода, где, видимо, находился выход на следующий уровень. В ту же секунду, как Кирилл заметил дыру в земле, из нее посыпались еще более жуткие твари – саранча этой разновидности была похожа на гигантских черно-красных тараканов-мутантов с зубастыми акульими мордами; но едва он успел их рассмотреть, как в Кирилла полетели ракеты и подземелье затянуло клубами огня… Он судорожно дернулся в сторону, но тут над экраном что-то мелькнуло, Кирилл поднял глаза и увидел застывшее в полуулыбке лицо Петрова.
Пока ждали ответа на запрос разблокировать дверь – Кирилл имел категорию «F» как неагрессивный заключенный, – он смотрел на Петрова с нежностью, как на отца родного. Несколько лет назад Кирилл привык к его регулярным визитам, привязался. Петров сразу вспомнил этот взгляд, и что-то сдвинулось у него внутри. Когда дверь открылась и следователь перешагнул порог, мальчик прильнул к его плечу, и, неуклюже обняв, Петров прижал его чуть сильнее, чем нужно было, и сразу вспомнил, руками, грудью и животом, худое тонкое тело истощенного до изящества подростка. Когда он отпустил его, то увидел перед собой бледно-серое вытянутое лицо со светло-серыми печальными глазами.
– Вы не представляете, как я рад! – сказал мальчик энергично, но тихо.
– И ты… – запнулся следователь, улыбаясь. – Как я…
Кирилл снова прижался к руке Петрова, как будто одно прикосновение давало ему радости и сил.
– Худой ты, Кирыч, как раньше. Через тебя можно, как через стеклышко, на солнце смотреть…
– Да ем я, ем, Аркадий Семенович! Ем!
И они засмеялись очень похожим, почти одинаковым смехом и пошли в гостиную.
Красно-оранжевый свет поднимался снизу и смешивался с темнотой, загустевал – нижние прожекторы в центральном дворе тюрьмы горели слабо, как дежурный свет. Все камеры тюрьмы «Эллин» выходили прозрачными торцевыми стенами в глубокий просторный двор цилиндрической формы. Следователь, правда, знал, что прожектора внизу этого вертикального «амфитеатра» очень мощные и совершенно белые, оранжевыми их делает ядовитый газ, закачанный внутрь.
Петров стоял у стены, глядя на зависший с той стороны дрон размером с кошку. Беззвучно работали мощные двигатели пропеллеров, мрачно поблескивали объективы камер робота-охранника.
– Думаю, у вас плохие новости для меня. И вы приехали сообщить мне их лично. Верно, полковник? – сказал Кирилл.
Он сидел, подобрав ноги, на диване за спиной Петрова и всматривался в оранжевое марево, не замечая любопытства летающих тварей.
– Или хотите дать мне последний шанс, или типа того…
Петров молчал. Он лихорадочно пытался понять, как разговаривать с Кириллом, чтобы не повторить профессиональных ошибок. Нельзя сближаться, нельзя начинать верить.
– Да, ты, пожалуй, прав и по поводу плохих новостей, и по поводу последнего шанса. – Полковник наблюдал, как жадно мечется похожий на жало насекомого крошечный микрофон на «морде» дрона, пытаясь уловить каждое слово. Петров резко повернулся к Кириллу, дрон по инерции дернулся в ту же сторону. – Но главное другое. Я рад тебя видеть! – сказал Петров.