Страница 33 из 36
– Нет, – резко, даже зло ответил Стиг.
Гаор, стоя у стола, молча смотрел, как Стиг достаёт из ящика большой белый конверт и прячет в него статью, конверт вкладывает в портфель, а потом складывает и прячет во внутренний карман пиджака те, другие листы.
– Вот так, – Стиг поправил очки и улыбнулся. – Мы не драпаем, а стратегически отступаем. Помнишь?
– Ещё бы, – улыбнулся Гаор. – Здорово мы тогда десантуре вмазали!
– Ты был великолепен, как гроза! – патетически провозгласил Стиг.
И Гаор, сразу вспомнив эту пьесу, которую он тогда, тем же летом, смотрел с отцом и сёстрами Стига, счастливо захохотал и ответил фразой оттуда же:
– Ознаменуем же сие!
Так, смеясь, вышучивая друг друга, разговаривая цитатами из книг, спектаклей и фильмов, они пировали, словно забыв обо всём, словно не было этих лет, и пятого дня девятой декады осени пятьсот шестьдесят шестого года, когда одному из пирующих поставили клеймо и надели ошейник, а другой видел это и ничего не смог сделать, чтобы защитить друга и побратима, хоть и является профессиональным защитником.... Не было этого! Вот сейчас, в этот вечер, на эти периоды, доли и миги не было! А они опять – демобилизованный старший сержант и выпускник университета, и у них ещё всё впереди!
– Ох, хорошо-о! – Гаор с блаженным вздохом откинулся на спинку стула. – Ну, накормил, ну, спасибо.
– Благодари свои руки и широкий рот, – сверкнул очками Стиг и не удержался: – Тебя что… там плохо кормят?
– Да нет, – задумчиво ответил Гаор, – я уже думал как-то об этом. Понимаешь, Жук, дело не в количестве еды.
– А в качестве? – рассмеялся Стиг, обрадованный спокойной реакцией Гаора, а он помнил, как его Друг умел взрываться в ответ на неосторожное слово или замечание.
– Не совсем. Пожалуй… в чувствах, с которыми готовят и подают. У Сторрама…
– Что?!
– Сторрам был моим первым хозяином, – спокойно ответил Гаор. – Так вот. Там я, да, два с лишним года прожил, так вот, изо дня в день утром каша и кофе, в обед суп, каша и кисель…
– Что-что?
– Кисель, такое сладкое густое питьё, и на ужин каша и чай. Ну, и хлеб, много хлеба. И знаешь, было вкусно и сытно, и воспоминания у меня самые приятные. А здесь… паёк больше и разнообразнее, но… вкуса нет. У Сторрама готовили матери, они… они заботились о нас, ну, всех рабах.
– Подожди, я не понял, чьи матери?
Гаор посмотрел на Стига и рассмеялся.
– А, ну да, я в «сером коршуне» этого чуть коснулся, да, ты читал?
И тут же пожалел о своём вопросе: вдруг Жук ничего не знает, конверты-то не через него шли, и тогда… Но Стиг спокойно кивнул.
– Читал, конечно, все три. Шум, кстати, ты поднял большой.
– Приятно слышать, – усмехнулся, скрывая мгновенно выступившие на глазах слёзы, Гаор и тут же, чтобы не разреветься, продолжил «академическим» тоном: – У рабов принято рожавшую женщину называть матерью, и неважно, кем она приходится тебе. И глава семьи или… не знаю, понимаешь, Жук, как правило, рабы у одного хозяина живут как семья. Есть Старший, но глава – женщина, Мать, именно с большой буквы, понимаешь?
Стиг кивнул.
– Не рожавшую зовут девкой, маленькую девчонкой. А так… да, ты же юрист, учти на будущее, если… поселкового, ну, прирождённого раба обвиняют в насилии над женщиной, это заведомое вранье.
– Что?!
– То самое. В этих, – Гаор выразительным подмигиванием и жестом недвусмысленно объяснил характер и содержание термина, – так вот, в этих делах решает женщина. Говорят так, а да, ты ж языка не знаешь. По-ургорски будет так. С девкой крути, как хочешь, а с бабой, как она тебе позволит. А ещё. К матери со всем уважением, старшую сестру слушайся, о младшей заботься, а дочь расти и радуйся на неё, пока не продали. Так что насилия быть не может. Понимаешь?
– Аггелы копчёные! – Стиг встал из-за стола и забегал по комнате.
Развалившись на стуле и сложив руки на животе, Гаор с улыбкой следил за его метаниями, а когда тот сел, продолжил:
– Из вышесказанного есть ещё одно следствие. Насильник, осуждённый на рабство, среди прирождённых не проживёт и суток. Его убьют. Потому что насилие над женщиной не прощается как самое страшное преступление. Даже у убийцы и вора есть шансы выжить в рабах. Если честно, я таких случаев не знаю, но предполагаю. У насильника шансов нет, это точно. И вот тебе, юристу, ещё один, как это у тебя называется, принцип или аксиома?
– Скажи, а я определю.
– Глупость прощается, злоба прощается, подлость не прощается.
– Неплохо, – кивнул Стиг. – Как я понял из твоих статей и сказанного, там… целый мир, так?
– Да. Свой язык, обычаи, вера…
– И ты всё это освоил?
– Не всё, но многое. В каком полку служишь, Жук…
– По тому Уставу и живёшь, – подхватил памятное с училища присловье Стиг. – Гаор…
– Я Рыжий, – сразу перебил его Гаор, – ну, Отчаюга, если хочешь, а имени не надо. Я уже отвык от него. Да, давай кассету сделаем.
– Какую кассету? – удивился Стиг.
– От «жучка». Я уже придумал. Понимаешь, если она останется чистой, меня возьмут за жабры, а мне чего-то хочется жить. Да и тебе, я думаю, тоже. Так вот, я сейчас всё принесу, и мы наговорим. Чтоб и неопасно, и им чтоб послушать. Я пошёл вниз, а ты пока подумай, куда я всё-таки тебя возил.
Гаор легко встал и подошел к двери, прислушался, беззвучно повернул ключ и обернулся к Стигу.
– Пошли меня, – тихо сказал он.
Стиг понимающе кивнул и, когда Гаор открыл дверь, громко сказал:
– Неси всё сюда. И побыстрее!
– Да, господин, – гаркнул Гаор, выскакивая в коридор.
Предосторожность оказалась излишней: все конторы уже закончили работу и опустели, но… береги себя сам, тогда и Огонь поможет.
В машине Гаор аккуратно вынул магнитофон, не обратив внимания, что тот не работает, вывернул и вынул из гнезда микрофон, достал из бардачка кассету, подумал и взял заодно свой свёрток с остатком сухого пайка и вторую бутылочку минералки. Никто ведь не поверит, что он весь день ездил, а паёк обратно привёз. Значит, надо и его… употребить.
Когда он вернулся, Стиг уже убрал опустевшие тарелки, лотки и бутылки.
– Вот, – Гаор выложил на стол свою ношу.
– Что это?
– Мой паёк, надо доесть, чтоб не заподозрили, а то там сволочей… больше, чем людей. А это… где у тебя розетка? Список составил?
Гаор командовал и распоряжался как когда-то, и Стиг подчинялся ему, понимая и принимая его правоту и уверенность в действиях.
Начальные фразы на кассете решили оставить. Неполадка в машине – обычное дело.
– Могу схлопотать по морде, – объяснил Гаор, – но не смертельно. Так, теперь мы ехали… повтори адрес, – он немного отмотал плёнку и включил микрофон.
Выслушав Стига, кивнул и сказал.
– Да, господин.
И снова выключить микрофон, перемотка, включить, новый адрес, и перемотка под ещё один адрес.
– Теперь прикажи в «Магию». Там полиции навалом, могли заметить. Чтоб, если будут проверять, было подтверждение.
Стиг кивнул и, когда Гаор щёлкнул клавишей, приказал.
– В «Магию».
– Да, господин, – гаркнул Гаор и отключил микрофон. – А теперь прикажешь в контору, адрес только назови, я же его не знаю, – он не выдержал и засмеялся, – а после перемотки, чтоб я ждал в машине. Здесь я не был, с кем ты говорил, не видел, понимаешь?
– Понимаю, а раньше? Ну, по тем адресам.
– Там ты мне приказывал жестом, – сразу решил Гаор. – Ну, поехали.
Когда этот кусок был сделан, Гаор проверил оставшийся «хвостик» и кивнул.
– Как раз на последний приказ. Сейчас я эту хренотень вставлю на место, ты спустишься, сядешь в машину и скомандуешь вперёд. Я отвезу тебя домой, а там, если останется место, прикажешь мне возвращаться. И… и всё, Жук. Да, паёк добить надо.
Гаор раскрыл свёрток, оглядел сдвоенный бутерброд с варёным мясом и разломил его пополам.
– Давай, Жук, разливай воду. Её как раз на два стакана.
– Это тебе на весь день?