Мир Гаора. 4 книга. Фрегор Ардин

Фрегор с бокалом в руке расхаживал по кабинету, пристально рассматривая висящие на стенах картины. Неслыханная деликатность – невольно оценил Гаор. Он понимал, что его в определённой степени покупают, покупают его… преданность. Что ж, телохранитель должен если не любить того, кого охраняет, то хотя бы не ненавидеть. И Фрегор умнее Гарвингжайгла, который ни разу не удосужился не то что купить, а предложить ему чего-либо, когда он по приказу отца ездил его телохранителем по дорогим казино.

За дверью послышались чьи-то шаги, и Гаор невольно резко обернулся к двери. Фрегор, одобрительно кивнув, жестом показал ему встать у двери так, чтобы вошедший оказался спиной к нему, и опустил руку в карман. И снова кивнул, увидев, с какой быстротой и ловкостью Гаор занял своё место. В дверь осторожно постучали.

– Я велел не беспокоить! – брюзгливо выкрикнул пьяным голосом Фрегор, одновременно делая шаг в сторону и доставая пистолет.

– Прошу прошения, – прошелестело за дверью, и стучавший удалился.

Фрегор убрал пистолет и указал Гаору на стол. Тот понял, что может продолжить прерванную трапезу.

– Видишь? – негромко сказал Фрегор, когда Гаор снова сел к столу. – Вокруг враги. Но я им не поддамся. Да, ополосни стакан этим пойлом, – он указал на кувшин с «похмельным компотом», – а остальное вылей в унитаз, пусть думают, что я выпил это.

И когда Гаор выполнил приказание – унитаз оказался здесь же, в крохотной уборной за неприметной дверью в углу – Фрегор доверительно продолжил:

– Никогда его не пью. Хрен их знает, что они туда мешают.

Всё когда-нибудь кончается. Гаор с сожалением оглядел опустевшие тарелки. Да, заправился он, надо признать, капитально, как говорится, теперь есть что вспомнить перед смертью, но жаль, что пиршество нельзя повторить.

– Сыт? – спросил Фрегор, с интересом глядя на него.

– Да, хозяин, – встал из-за стола Гаор. – Спасибо, хозяин.

– Тогда поехали.

Фрегор достал бумажник, порылся в нём, достал и бросил на стол маленькую похожую на визитку карточку, на которой, как успел заметить Гаор, было только несколько цифр и вроде как картинка в правом нижнем углу. Гаор сдёрнул с вешалки и надел свою куртку. Но тут Фрегор, отойдя от стола к одной из картин на стене, поманил его. Недоумевая о причине такой задержки – ведь уже сказали: «поехали» – Гаор подошёл.

– Смотри, Рыжий.

Гаор, по-прежнему ничего не понимая, стал рассматривать картину. Летний пейзаж: холмы, одинокие деревья и домик у озера. «Мило», – сказала бы Моорна, наморщив носик, чтобы было понятно: хвалит, хотя хвалить не за что.

– Ну же, Рыжий, видишь!

Фрегор ткнул пальцем в окошко домика. И, приглядевшись, Гаор увидел, что окошка нет, вместо него аккуратное отверстие. Он невольно присвистнул.

– Во-во, – рассмеялся Фрегор, довольный произведённым впечатлением. – Нужно, вставили микрофон, нужно, объектив, а аппарат или наблюдатель за стенкой, – и скомандовал уже иным, «хозяйским» тоном. – За мной.

– Да, хозяин, – механически откликнулся Гаор.

Увиденное требовало осмысления, и он очень надеялся, что Фрегор в машине заснёт и не будет мешать ему вести машину, обдумывая события этого дня. Единственное, что задевало его, это что не успел поговорить с Золотым Князем, ведь всё время был на чужих враждебных глазах. Даже на этом пикнике, где господа гуляли, а он сначала таскал ящики с выпивкой и жратвой и устанавливал жаровни, а потом у машины ждал хозяина, он постоянно чувствовал на себе внимательные и совсем не доброжелательные взгляды.

В «Орлиное Гнездо» они приехали перед рассветом. Гаор высадил хозяина у парадного подъезда, выслушал приказ отоспаться и после обеда по обычному распорядку, отогнал лимузин в гараж, где его принял ночной механик из свободных, и пошёл в казарму.

Рабская казарма спала мёртвым усталым сном. Как догадывался Гаор, весенний праздник без крови и чьей-то смерти не обошёлся. Войдя в свою спальню, Гаор изумлённо остановился, увидев чей-то силуэт на своей кровати. Это ещё что за новости?! Но, подойдя поближе, увидел, что это Снежка. Она сидела с ногами на его кровати и спала, положив голову на спинку, на расправленное для сушки полотенце.

– Снежка, – Гаор осторожно погладил её по голове.

– Ой, Рыжий, – заговорила Снежка, не открывая глаз, – ты пришёл, да? Вот, держи.

Она полезла в карман фартучка и достала какой-то тёмный комок.

– Это тебе. С праздником.

Гаор взял комок, оказавшийся маленьким двойным бутербродом: два ломтика тёмного хлеба с прослойкой из масла и сахара.

– Спасибо, Снежка, а теперь к себе иди.

Снежка не успела ответить. Потому что Гаора вдруг окликнул Старший по спальне.

– Рыжий.

– Да, Старший, – сразу повернулся на голос Гаор.

– Не гони Снежку, – Старший говорил негромко, но в ночной тишине его было хорошо слышно, – пусть у тебя ночует.

– Как это? – не понял, не захотел понять Гаор.

– Тебе её в прислуги дали, ты с ней спать не будешь, её под кого из первой положат. Заломают девчонку.

Гаор медленно, стараясь не упасть, потому что его вдруг перестали держать ноги, сел на кровать.

– Рыжий, – шёпотом заговорил Зимняк, – Старший дело говорит. Ты не сделаешь, голозадым отдадут. Пожалей девчонку.

– Она ж не малолетка даже, малявка, – потрясённо выдохнул Гаор, – не могу я. Я ж не…

– Под хозяев с семи подкладывают, а ей уж десять скоро. Потому и дали тебе, чтоб поберечь.

– Не могу, – покачал головой Гаор. – Нет.

Сосед справа зевнул и пробурчал.

– Раздень и под одеяло положи, чтоб она утром от тебя голой выскочила. Делов-то… – и захрапел.

Гаор сидел, стиснув, смяв действительно в комок этот прибережённый для него бутерброд. Он понимал, что раз остальные так говорят, значит, так и надо. Но… но мало этим сволочам, что сами выродки, они и нас такими делают! Но… но деваться ему некуда, как человека просят. Он сунул в рот подарок, встал и начал раздеваться. Куртку, брюки, ботинки в шкаф, достать мыло, мочалку и большое полотенце. На ноги шлёпки.

– Снежка, – он снова погладил её по голове, – раздевайся и ложись.

– А ты?

– Я в душ.

И ушёл, не дожидаясь её ответа.

В душевой он сбросил бельё и рубашку в ящик для грязного, а носки захватил с собой в кабинку. Вымылся, выстирал носки. Привычные движения немного успокоили его. Нет, конечно, надо так, как сказал тот, справа. Как зовут-то его? Не знает, но вроде он в теплицах работает. Говоря вслух, как и положено по здешнему Уставу, только по-ургорски, Гаор про себя продолжал употреблять усвоенные за эти годы слова и обороты. Нет, он не даст это отнять у себя. И со Снежкой… это ведь тоже… не просто так, а борьба. Спать не по приказу, а по своему выбору – это он уже усвоил, а оказывается, бывает и такое. Но какие же сволочи! И это не Ардинайлы, не хозяева, тем на такие мелочи, как девчонка-рабыня, плевать трижды и четырежды, это Мажордом и прихвостни, шестёрки его. Ну, сволочи, ну… всякое он видал и слышал, но чтоб такое… Это как мозги надо вывихнуть, в самом деле, психи. Все, до единого.

Он вернулся в спальню, убрал на место мыло и мочалку, перевесил в шкаф маленькое полотенце и расправил на спинке кровати большое, стараясь не задеть маленькие платье, фартук и маечку. Осторожно лёг. Снежка уже спала, но сразу подвинулась к нему, прижалась и вытянулась рядом, уткнувшись головой ему в подмышку.

«Матери набольшие, – беззвучно позвал Гаор, – простите меня, знаю я, что не по-людски это, простите, Огонь Справедливый, приму, что дашь мне, но не смог я, к самому краю загнали меня».

Он думал, что не сможет заснуть, но усталость оказалась сильнее. Да и до подъёма всего периода два осталось, не больше.

Утром в общей суматохе и суете Снежка, и впрямь как говорили, выскочила голой из-под его одеяла, сгребла в охапку свою одежонку и пулей вылетела из мужской спальни. Гаор с ужасом ждал, что скажут ему остальные, особенно женщины, ведь здоровому мужику с малявкой спать… Но никто ни словом не обмолвился, будто не знают или так и положено.