Крик филина

– Я же говорю, что тут я бессилен, – вполголоса ответил Сердюков и вдруг разозлился, догадавшись по выражению лица лейтенанта, что в эту минуту творится у Ильи в голове. – Ежели ты такой умник, поезжай в Тамбов и расскажи, что с тобой в лесу произошло. Может, там тебя, героя, послушают. Тоже мне, Илья Муромец нашелся.

– И поеду! – выкрикнул тоже разозлившийся Журавлев. В этот момент перед его мысленным взором мигом пронеслись события прошедшей ночи с убийствами ни в чем не повинных людей, жестокое убийство из-за паршивых денег тихого и умного инженера, трудившегося на благо своей страны, и покушение на него самого. – И поеду! – запальчиво повторил он и так хлопнул дверью, что застывшая Житикова испуганно вздрогнула.

Вечером того же дня Илья вновь стал невольным свидетелем очередного бандитского произвола. Он ждал проходящий поезд на Тамбов, сидел на вокзале в безликой толпе таких же неприкаянных пассажиров, находившихся в расстроенных чувствах от неопределенности предстоящего пути, проходящего через лес, кишащий бандитами. Но еще больше они переживали от нерадостной перспективы задержаться здесь на неопределенный срок из-за переполненных народом вагонов, и без того тесных, как коробочки.

Илья, уставший за долгий день от неожиданно свалившихся на него безрадостных событий, примостился рядом с немолодой теткой, ехавшей к родственникам в Москву с двумя мальчишками пяти и шести лет. Мальчишки были похожи на маленьких старичков: они не играли в шумные игры, а вели себя спокойно, даже разговаривали между собой приглушенными голосами и глядели на окружавших людей недоверчиво, бросая исподлобья быстрые взгляды.

Илья угостил их завалявшимися у него в кармане двумя кусочками рафинада, тщательно сдунув с них прилипшие крупинки моршанской махорки. Счастливые мальчишки со вкусом съели сахар, стараясь продлить себе удовольствие, а потом удобно расположились на узлах и задремали.

Журавлев, аккуратно переступая через вповалку лежащих в зале людей, вышел на улицу покурить. Но едва он вынул из кармана кисет, как увидел над домами и зелеными кронами деревьев в покосившихся садах серые клубы подходившего поезда. Илья проворно развернулся и торопливо зашагал назад, на ходу засовывая кисет в карман широких галифе и с трудом пробираясь сквозь хлынувшую навстречу ему толпу.

Тетка с беспечной неподвижностью сидела на своем месте, прижимая простоволосые головки мальчишек, уткнувшихся сопящими носами в ее объемную грудь, глядела перед собой невидящими, словно остекленевшими, глазами.

– Мать, – окликнул ее Журавлев, – где ваши узлы? Давайте помогу, там поезд уже к перрону приближается!

– А нет у меня больше никаких узлов, – безнадежно-безжизненным голосом ответила тетка и посмотрела на лейтенанта, как на пустое место. – Лихие люди отобрали. Подставили нож к горлу и предупредили: если я подниму хай, то они меня зарежут и оставят моих молокососов беспризорными.

Этот случай еще сильнее укрепил лейтенанта Илью Журавлева в своем решении ехать в областной центр в отдел по борьбе с бандитизмом, чтобы рассказать начальству о распоясавшихся на Тамбовщине бандитах.

Глава IV

В помещении отдела по борьбе с бандитизмом стояла непривычная тишина. Если не считать размеренного хода маятника, двигавшегося за стеклом больших напольных часов, да секундной стрелки, которая с сухим щелчком отмеряла короткие, как миг, промежутки между черными делениями циферблата. Правда, еще слышалась скрипичная музыка из тарелки висевшего на стене радио, но она была настолько тихой, что можно было подумать, что она доносилась из кабинета разыскного отдела ОРУД, расположенного в конце длинного коридора областного Управления НКВД.

Подобная тишина в столь оживленном учреждении была явлением редким и как-то не вязалась с активными сотрудниками, которые, и это самое удивительное, в данное время находились в комнате. Это и сбило с толку дежурного старшего лейтенанта Соколова, заглянувшего в отдел. Увидев прикорнувших в разных местах оперативников, он озадаченно замер в дверях, сожалея, что придется будить товарищей, недавно вернувшихся из рейда по притонам и воровским малинам.

Невольно давая им подремать лишнюю минуту, Соколов поочередно обвел глазами застывших в самых живописных позах ребят: в уголке на стареньком стуле, неловко запрокинув голову, шумно сопел водитель автобуса сержант Ваня Заболотников; уронив голову на скрещенные руки, за столом спал неповоротливый фотограф Капитоныч; свернувшись калачиком на двух стульях, дрых коротышка оперативник Васек Федоров; другой оперативник, младший лейтенант Петр Шишкин, широкоплечий рослый парень, спал прямо на полу, подстелив под себя газеты. Он выдувал толстыми губами слюнявые пузыри, беспечно разбросав большие руки, похожие на две дубовые коряги.

А вот их непосредственный начальник, старший оперуполномоченный уголовного розыска капитан Клим Орлов, спал, как и положено начальству, на кожаном диване. Он небрежно запрокинул ноги в щегольских хромовых сапогах на подлокотник, а руки закинул за голову с чернявыми короткими волосами. Даже во сне ресницы Клима дрожали, что говорило о его чутком сне.

Дежурный с тяжелым вздохом тщательно расправил густые усы и с невероятным грохотом захлопнул дверь. В следующую секунду он заново распахнул ее и зычным голосом возвестил:

– Орлов с группой, на выезд! Быстро! В Покрово-Пригородном очередной лабаз сгорел!

– Мы-то тут каким боком? – хмуро поинтересовался Орлов, с неохотой поднимаясь с дивана. Не спеша, подтягивая голенища сапог и даже не пытаясь скрыть своего недовольства, он заметил: – Всю мелочовку на нас вешают. Как будто нам заняться больше нечем.

– Местный участковый заявляет, что пожар связан с бандитами, – пояснил Соколов. – Ваш профиль, так что мудрить тут нечего.

– Свободен, – махнул в его сторону рукой Клим.

Прислушиваясь к гулкому звуку удаляющихся шагов тяжеловесного милиционера, так не вовремя оторвавшего его от приятного сна, Клим подумал о том, что, очевидно, хороший сон связан с длинноногой Зинкой, шифрующейся под Мальвину, которую они на прошлой неделе задерживали в притоне, а сегодня она, к его изумлению, почему-то на работе отсутствовала. «Неужто за ум взялась? Это, по большому счету, конечно, очень хорошо, да слабо верится», – хмыкнул про себя Клим, а вслух сокрушенно пробормотал:

– Какая только херня от усталости не приснится нормальному человеку.

С пола тяжело поднялся Шишкин; позевывая и потягиваясь до хруста в суставах, проговорил:

– Покой нам только снится. Которую неделю сплю наподобие самого распоследнего бродяги, а у меня ведь как у приличного гражданина комната в милицейском общежитии имеется. А вот на тебе…

Он привычно оправил гимнастерку, машинально нащупал кобуру, проверил ее содержимое, глубоко натянул на глаза милицейскую фуражку и крупным шагом вышел из комнаты. Следом за ним выбежал, гремя просторными для его мелкого росточка кирзачами, Васек, на ходу надевая портупею с пистолетом. С усилием оторвал лысую голову от стола Капитоныч, обвел припухлыми со сна глазами помещение. Вздыхая и бурча что-то себе под нос, он взял в одну руку увесистый саквояж с фотокамерой, в другую неудобный штатив для камеры и ушел, по-стариковски шаркая пижонскими туфлями со стоптанными подметками, державшимися на честном слове.

– Заболотников! – хриплым баском окликнул водителя Орлов, увидев, что тот не только не думал просыпаться, но и, наоборот, еще слаще зачмокал губами во сне. Для пущей убедительности Клим громко постучал крепкой ладонью по столу: – Подъем, не к теще на блины пришел! Да и любимая теща не дала бы тебе столько дрыхнуть, быстро бы выпроводила пинками из дома, чтобы не позорил на старости лет ее седую голову, лентяй ты этакий!

И громко захохотал, видя, как водитель вскочил со стула и, опрокинув его, заметался, не соображая со сна, что от него требует начальник. А когда до него наконец дошло, ломанулся в дверь, едва не сбив с ног дежурного Соколова, который вернулся сказать, что участковый звонил повторно, переживая, что собравшиеся на пожарище зеваки могут по своей глупости нечаянно уничтожить улики.