Страница 1 из 12

Дело беглеца

Шарапов Валерий

Валерий Шарапов

Дело беглеца

Глава первая

Голос Игоря Кириллова – диктора Центрального телевидения – звучал торжественно и драматично.

– Центральный комитет Коммунистической партии Советского Союза, Президиум Верховного Совета СССР и Совет министров СССР с глубокой скорбью извещают, что десятого ноября тысяча девятьсот восемьдесят второго года в восемь часов тридцать минут утра…

Михаил потянулся, убавил громкость. Созрели товарищи. Машинально глянул на часы: одиннадцать утра. Новость не такая уж последняя – сотрудников комитета оповестили еще вчера.

– …скоропостижно скончался Генеральный секретарь Центрального комитета КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР…

«А еще Председатель Совета обороны», – мысленно добавил Кольцов.

– …Леонид Ильич Брежнев, – закончил фразу человек в телевизоре. – Имя Леонида Ильича Брежнева, верного продолжателя великого ленинского дела, пламенного борца за мир и идеи коммунизма, будет всегда жить в сердцах советских людей и всего прогрессивного человечества…

Дальше Кольцов не слушал – речь закончилась, пошла проникновенная траурная музыка. Он полностью убрал звук, откинулся на спинку гостиничного кресла. Странно, этот человек оказался невечным – вопреки анекдотичным прогнозам. Но иронизировать не хотелось. Царствие небесное Леониду Ильичу. Хорошо пожил и другим дал пожить (не всем, к сожалению). Страна худо-бедно развивалась, народ не трогали, вот только в последние годы в Советском Союзе что-то стало буксовать, пошло не так, остановилось поступательное движение. Тот же проклятущий дефицит, наблюдавшийся повсеместно, кумовство, лизоблюдство, коррупция… Почти сутки новость берегли, не решались. Десятое число было вчера. Но и там дело темное. В 8.30 смерть, возможно, и зафиксировали, но скончался Леонид Ильич еще ночью – процесс отхода в мир иной никто не контролировал. Поужинал в кругу семьи на государственной даче в Заречье-6, лег спать. Вел себя как всегда. Скончался во сне – тихо-мирно. Болезням генсека было несть числа. Подозревали эмфизему, лейкемию, подагру, онкологию челюсти. Сердце – отдельная грустная история. Несколько лет назад Леониду Ильичу поставили кардиостимулятор. Возможно, перенес инсульт – с чем еще связана невнятная речь с трибун? Из-за плохого самочувствия часто пропускал официальные мероприятия. В марте текущего года во время посещения завода в Ташкенте на голову Брежнева рухнула балка – тоже не прибавив здоровья. Болевой шок, перелом ключицы, ребер, кровоизлияние в печень… Постоянные боли, остаток жизни – на таблетках. Но странно, четыре дня назад на трибуне Мавзолея во время празднования очередной годовщины Октября он выглядел нормально, даже что-то говорил, приветствовал собравшихся…

Михаил выключил телевизор, снова глянул на часы. Некогда скорбеть и размышлять о грядущих переделах – есть дела поважнее. Но мысли разбегались. Почему в роковую ночь в доме не оказалось личного врача генсека Колесова? Он всегда находился рядом. «Утренние реанимационные процедуры» проводил охранник – делал искусственное дыхание, массировал сердце. Парень молодец, но зря старался. Подопечный был уже мертв. По звонку прибыл лечащий врач Чазов, подтянулись Андропов, министр обороны Устинов, министр иностранных дел Громыко. О чем говорили над телом усопшего? Шок, растерянность – это понятно. Но они не могли не видеть открывающиеся горизонты – пусть даже туманные…

Он вышел из оцепенения, огляделся. Номер гостиницы в Зеленограде, мягко говоря, не апартаменты шейха. Но жить можно, чисто – персонал, пусть не очень охотно, но прибирал. Половицы не скрипели, шумные компании по коридорам не бегали. Он жил здесь с малыми перерывами почти два месяца. Иногда казалось, что это замкнутый круг, здесь и встретит пенсию по старости через четверть века. На выходные возвращался в Москву, утром в понедельник – снова в Зеленоград, в город, являвшийся одним из крупнейших научно-производственных центров страны по созданию советской электроники и микроэлектроники…

Время неторопливо отмеряло минуты – устал поглядывать на циферблат. Натянул куртку, сунул ноги в тапки, вышел на лоджию покурить. Гостиница – так себе, но лоджия имелась, приятное дополнение к серой казенщине. Погода не баловала, ноябрь – не лучший месяц в средней полосе. Плыли тучи, мела поземка. Снег еще не лег в положенном объеме, уносился ветром, таял, когда выглядывало солнце. Но приход зимы был вопросом времени. Город Зеленоград был молод, красив. Высотные дома с нестандартной планировкой квартир, проспекты, зеленые зоны – аллеи, бульвары, скверы и парки. С восьмого этажа открывался превосходный вид. Михаил курил, подняв воротник куртки, в сотый раз разглядывал неменяющийся пейзаж. Дома-коробки, машины, нетерпеливо гудящие у светофора. За жилыми кварталами – средоточие научной мысли и ее воплощения в жизнь: лаборатории, закрытые бюро, научно-исследовательские институты. НИИ микроэлектроники и электронной техники, точного машиностроения и технических тканей, приданные им заводы «Микрон» и «Ангстрем», НИИ физических проблем – вокруг которого почти два месяца ломались копья…

Замерзли руки, и он бегом вернулся в номер. Покосился на телефон, имеющий выход на межгород, – и мгновенно испортилось настроение. Отношения с супругой неумолимо стремились к нулю. Бесконечные командировки только подливали масла в огонь. Настя становилась далекой, замкнутой, даже в те дни, когда он находился дома, чувств не проявляла. Смотрела меланхолично, с прохладцей. Супруги отдалялись друг от друга, но, видит бог, он этого не хотел! Стала задерживаться на работе, появились знакомства, не вызывающие у Кольцова никакой симпатии. В выходные куда-то уходила, уверяла, что в музеи или на выставки современного искусства (Хрущева на них нет), иногда приносила цветы – сначала смущалась, потом перестала. Просто прима-балерина какая-то. Пыталась убедить, что ничего «криминального», просто у нее обходительные друзья и коллеги. Похоже, появился новый (рискованный) вид спорта – ухаживать за женщиной, муж которой работает в КГБ. Валюша все чувствовала, жалобно вздыхала, иногда хватала Кольцова за руку, подводила к Насте, просила: возьми маму за руку. Сердце при этом сжималось, Настя отводила глаза. Два месяца назад ребенок пошел первый раз в первый класс. Не сказать, что понравилось, но втянулась, недавно приняли в октябрята. У Михаила совершенно не было времени заниматься ребенком! Из школы Валюшу забирала теща, она же кормила, контролировала выполнение домашних заданий. С Кольцовым не ссорилась, вела себя прилично, при встрече опускала глаза – словно знала что-то такое, что ему знать не положено…

Часовая и минутная стрелки сомкнулись на отметке «12». Концерт по заявкам «В рабочий полдень», скорее всего, отменили. Рождалось ощущение, что сегодня отменят вообще все мероприятия и будет звучать лишь музыка Шопена и Чайковского. Прошло еще немного времени, сработала рация на тумбочке. Кольцов схватил ее, удержал клавишу.

– Говори.

– Работаем, товарищ майор, – отчитался Вадим Москвин, самый юный и не желающий взрослеть член группы. – Просим прощения, что долго не включались, просто нечего было сообщать.

– Как обстановка?

– Как в анекдоте, товарищ майор. Идет по городу пессимист, а за ним два оптимиста в штатском. – Москвин смущенно кашлянул. – Костик ударно потрудился полдня, а теперь направляется на обед домой. Повезло парню, живет рядом с институтом на проспекте Молодежи – там буквально два шага. Хорошая экономия для семейного бюджета. Не хотели брать его при всех, чтобы не будоражить общественность. Возьмем дома.

– Да, пусть поест. Ждите у подъезда, скоро буду.

Машина стояла рядом с домом – сравнительно новые «Жигули» третьей модели. Транспорт выделил хозяйственный отдел Шестого управления – в бессрочное пользование. Собственным автомобилем Михаил не обзавелся, да и не было смысла: служебный транспорт ничем не хуже. «Волгу» брать не стал, скромнее надо быть. Машина почти не ломалась, за час добегала от гостиницы до дома и обратно. Ничто не мешало жить в Москве, но Кольцов все чаще ловил себя на мысли, что не хочется. Он отвлекался от семейных неурядиц, с головой уходил в работу, не замечая, как летят дни и недели. До нужного здания он добрался за четыре минуты, провел машину по дорожке, прижал к бордюру. Дул холодный ветер. Праздношатающихся граждан было немного. Лавочки и детские площадки пустовали. Начиналась тоскливая пора. Пережить ноябрь – а там уже легче, преддверие Нового года, затем преддверие весны… Под козырьком прохлаждались трое, курили, пряча озябшие руки в карманы. Надеть перчатки что-то мешало. Хорошо хоть, теплые кепки извлекли из домашних загашников.