Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 8

— Это не дядя, малыш, — заглянула в его синие отцовские глаза. — Это твой папа.

— Папа? — обернулся ребёнок. Удивлённо уставился на Воскресенского.

Имеет ли для него значение это короткое слово? Знает ли он, что оно значит?

Понимает ли Ирка, насколько с этого момента всё изменилось в их жизни. Осознаёт ли Вадим?

Они оба тревожно замерли.

В коридоре послышались шаги, и Андрей кинулся к Петьке, недолго раздумывая над непонятным словом. Папа так папа. То ли дело Север. С Севером всё понятно — он его лучший друг.

— Север! — крикнул Андрей радостно, когда тот вошёл.

Петька парковал Иркину машину, закрывал ворота, заносил оставшиеся пакеты.

— Как дела, мужик? — подхватил на руки Андрея.

— Хорошо. Смотри, что у меня есть, — с восторгом показал он стеклянную рыбку.

Ту самую, что на историческом фестивале выдувал стеклодув. Ирка ни за что бы не подумала, что Воскресенский догадается её купить. Обратит внимание, запомнит, привезёт.

Она повернулась к маме, что всплеснула руками и зажала рот. И только сейчас поняла, куда она сморит. На её руку.

— А да, — посмотрела Ирка на обручальное кольцо, улыбнулась Петьке. Вроде искренне, но получилось как получилось. — В общем, Зайцева отменяется. Мы поженились.

— Вы что? — посмотрел на неё, потом на Петьку Воскресенский. — Ты вышла за него замуж?

— И думаю, это лучшее, что я сделала за всю жизнь, — уверенно ответила Ирка.

— Вы опоздали, господин Дубровский, — усмехнулся Север. Поставил Андрея на пол, — теперь все вопросы к моей жене задавай мне. Если, конечно, у тебя есть вопросы. Как по мне, обсуждать тут нечего. Это моя жена, — показал он на Ирку. Это наш ребёнок, — прижал к себе Андрея. — А ты… ну, в общем, ты здесь лишний.

— Ты не будешь мне указывать, — расправил плечи Воскресенский. Он возвышался над Севером почти на голову, но ему это мало помогло.

— Конечно, буду, — ответил тот. — Хочешь общаться с ребёнком, общайся, мы не против. Хотя я с трудом представляю, как ты будешь это делать: ты там, он тут. Но в её сторону даже не смотри, — с нажимом предупредил Петька, качнув головой в сторону Ирки. — Она моя. И больше я никому никогда ни за что её не отдам. Ты понял?

Ирка застыла статуей имени себя, прикусив язык. Иногда всё же лучше промолчать. Да ей, собственно, и возразить-то было нечего — Север умел быть убедительным.

Воскресенский опустил голову. Поднял лишь глаза на Андрея:

— Я понял.

— Ну и славно, — хмыкнул Петька. Потрепал Андрюшку по голове. — Ну что, чемпион, ужинать будем? Мы там с мамой всего накупили, твоего любимого.

— А что, сегодня праздник? — задрал к нему лицо Андрей.

— Ну, можно сказать и так. Поможешь мне?

— Да, — подпрыгнул он.

— И я пойду помогу, — поднялась мама.

— Зачем? — выдохнул Воскресенский, когда они остались вдвоём.

— Зачем, что? — преувеличенно удивилась Ирка.

— Зачем ты вышла за него замуж? Почему, чёрт побери, не взяла трубку?

— А зачем ты прилетел?

— Забрать вас, Ир. Тебя и сына.

— В гарем? Будем жить дружной шведской семьёй: ты, твоя жена, я и наш сын?





— Нет, но…

— Угу, значит, этот пункт вычёркиваем. Идём дальше. Забрать? Господи, неужели мы это уже не проходили? Меня нельзя забрать, Вадим. Я не чемодан, — обвела она взглядом комнату ребёнка. — Я никогда не делаю того, чего не хочу. Прошло семь лет, и ты до сих пор это не усвоил?

— У меня были аргументы.

— Это какие интересно? Те, что я слышала в парке? Что ты уезжаешь в Питер, а твоя жена остаётся в Москве. Если это был не намёк стать твоей шлюхой, то я испанский лётчик. Прости, не мой вариант. Я никого никогда с тобой не делила. Ни тебя, ни любого другого — не делила. Для меня в единицу времени существует только один мужчина. Если я с ним, то я с ним. И впредь буду поступать так же. Я не шлюха, что бы ты обо мне ни думал. Каким бы справедливым тебе ни казалось обвинение, что ты бросил мне в лицо, я не продаюсь и не покупаюсь. И унизить меня сильнее, чем этим предложением, ты бы, наверное, уже не смог.

— Ты сказала, что твой сын от моего отца. И даже тест вручила.

— Ну, конечно, этому ты поверил. До этого я словно разговаривала с пустотой, и все мои слова отлетали от тебя как от стены горох. А тут вдруг я стала говорить правду. С чего бы? Может, с того, что она тебя устроила?

И словно не было тех семи лет, что их разделяло. Словно не было ничего. Вдруг стало ясно как божий день, что ничего не отболело, не забылось, не прошло. Что однажды она просто закрыла дверь в ту комнату, но в ней всё так и осталось: их недоверие, их разногласия, их боль и обиды.

Всё там. Никуда не делось. Ну, может, лишь немного запылилось.

Глава 4

— Разве я не пытался всё исправить? Я готов был усыновить твоего ребёнка, чей бы он ни был. Я предлагал тебе замуж. Я готов был на всё, чтобы быть с тобой, — горячо возразил Воскресенский.

— Ты думал больше года, Вадим. Больше года я ждала, когда ты, наконец, будешь готов поговорить. Все девять месяцев, когда был мне так нужен. Когда некому было подложить мне под спину подушку, некому сходить в магазин за мороженым с селёдкой, некому порадоваться, как быстро мы растём и некому отвезти в больницу, когда у меня внезапно отошли воды. И когда наш малыш лежал в кювете такой маленький и хрупкий, когда боролся за жизнь и ты был ему нужен, как никто другой, ты тоже не приехал. Петька забирал его из роддома. Мама уволилась, чтобы помогать. А ты… — она смахнула непрошеную слезу. — Ты готов был на что угодно, только не поверить, что он твой.

— Ир…

— Что у нас с Петькой ничего не было! — не дала она себя перебить. — А с твоим отцом тем более! И не могло быть, потому что он самый порядочный человек, с каким мне приходилось иметь дело. Ну может, не самый, он всё же адвокат, — добавила она. — Но не со мной. Это был просто план, Вадим. Как и сто тысяч лет назад он не изменял твоей матери, так и ко мне он и пальцем не прикоснулся. Ты ошибся, Вадим. Мы просто делали вид, что у нас роман, чтобы избавиться от твоей мачехи. Чтобы найти то, ради чего он столько лет её терпел.

Он развёл руками. А что он мог сказать?

Сначала он трахнул Гордееву. А когда приехал через год, чтобы позвать замуж, как собирался, в итоге обозвал Ирку шлюхой.

«Отец, Петька, я… С кем ещё ты трахалась за то время, пока пудрила мне мозги? Господи, я думал… а ты… ты просто шлюха, — презрительно бросил он ей в лицо. — Ты переспала со мной через час после знакомства, в разбитой машине. Я должен понять это уже тогда».

Этого она ему и не простила. «Шлюху», а не Гордееву. Из-за «шлюхи» вручила тот тест, где было сказано, что отец ребёнка Ирины Лебедевой — Борис Воскресенский, чтобы больше Вадим Воскресенский никогда не возвращался в её жизнь.

Но лишь семь лет спустя Ирка поняла, как сильно они тогда запутались. Как невыносимо больно делали друг другу, с каждым разом всё больнее, и не смогли вовремя остановиться.

Как же медленно тянулись эти семь лет.

Как же быстро они пролетели.

— Отец мне уже рассказал, — рвано вздохнул Воскресенский. — Он не знал, что ты…

— Да, он даже не знал, что я жду ребёнка. Ты прав, иначе он не смог бы остаться в стороне. Андрей его внук. К счастью, нас разделили города и расстояния. Он перебрался в Москву или Америку, не знаю куда он там перебрался, я не следила.

— Он вернулся в Хабаровск. И он назвал свою дочь Ира. В честь тебя.

По щекам текли слёзы. А теперь в горле ещё встал ком.

Чёрт, за эти семь лет она стала такой сентиментальной.

— Я не знала, — сглотнула Ирка. Вытерла глаза.

— Ирка-младшая, — улыбнулся Вадим. — Они встречали меня в аэропорту. — Вадим тоже сглотнул. — Она так похожа на маму. Но с твоим именем.

— Комбо, — усмехнулась Ирка.

— Чудо, которого могло бы не быть, — он покачал головой. — Если бы не всё это.

— Нет, всё это с нами было не обязательно ради того, чтобы она родилась. Совсем необязательно, — выдохнула она. — Так что у тебя были за аргументы?