В злом

Молокане считали себя не просто христианами, а духовно исполненными христианами. Всё по Библии: Иисус вдувал в учеников Дух Божий, то есть духовно «наполнял» их, и на пятидесятый день после Пасхи Дух излился через них так, что они чудеса могли творить, то есть они становились духовно «исполненными». Таким образом за определённым учеником закреплялся дар свыше, например, дар исцеления, или пророчества, учительства, благовестия, говорения иным языком. В православии есть такое понятие, как предания отцов, – в основном, это воспоминания о чудесах древних святых людей, которые сейчас уже не встречаются на земле. Евангельские свидетельства о духовных дарах также могли показаться такими же сказочками. Но не для молокан. Они верили, что «духовное исполнение» наделяет сверхъестественной силой достойных христиан и поныне. И Дэн, начав посещать их священные собрания, вдруг оказался среди пророков, целителей, экзорцистов, проповедников, которые во время молитвы естественным для себя образом переключались с узбекского или русского на другой, ангельский, как они его называли, язык, могли повернуться к тебе и сказать: «Иссякли водоёмы веры твоей, поправь светильник свой», а то и вовсе возложить на тебя руки и призвать Господа излечить «неверие этого дитя Божьего».

Искусство, роль или всё-таки кулисы? Изменение поведения бабули молокане однозначно признали бесноватостью, и родители пригласили пресвитеров к себе домой совершить обряд изгнания злых духов.

Жил да был советский мальчик, и однажды дома довелось ему поглядеть на экзорцизм. Примерно так всё и произошло. Буднично и просто. Бабуля всегда оставалась в здравом рассудке, просто иногда срывалась в каком-то истерическом припадке и могла совершить что угодно. И припадок мог случиться в любой момент времени. А, так, она была самой обычной. Только больше не смеялась и до жути быстро постарела. Дэн стоял на коленях рядом с отцом и матерью, молился и смотрел на то, как два пресвитера, закрыв глаза, протягивали руки над сидящей на стуле бабушкой и призывали Бога изгнать из неё демонов. Дэн должен был молиться с закрытыми глазами, но, подглядывая, видел, что мать произносит молитвы, внимательно следя за происходящим, поэтому тоже смотрел и поражался, насколько бабуля постарела. Настоящая бабулька. От той своевольной и знающей себе цену женщины, какой она была до смерти мужа, не осталось и следа. Будто кто-то, и правда, вселился в неё и изнутри вытягивал понемногу жизнь.

Пресвитеры пришли будто в гости. В пиджаках без галстуков, как обычно, потому что молокане, как и все протестанты, не признавали дресс-кода для богослужений, они улыбались и спрашивали, как дела. У бабушки, между прочим, тоже. В этот день все они держали пост, то есть не ели и не пили ничего, поэтому к столу гостей не позвали, а прямо приступили к процедуре. Готовы? Да, пройдёмте в зал. В гостиной поставили стул посреди комнаты, на который села бабуля, а остальные члены семьи встали у стены на колени, поддерживая молитвой священников. Молитесь с нами, сказали пресвитеры бабушке и возложили на неё руки. «О, сын Господень, взываем к тебе, изгони дух нечистый!» – громко нараспев обращались к небесам священники, а бабуля, понуро скрючившись под их ладонями, сначала что-то смирно бормотала вполголоса, но постепенно стала свирепо вскрикивать, не меняя позы, а затем хрипло завыла, клокоча слюнями в горле. Она сидела как сидела, не раскрывая глаз, лишь только рот её выхаркивал из себя то рёв, то смех, то ругательства. Священники, распаляясь, уже кричали в полный голос, и от их криков кожа Дэна будто горела. Внезапно, он почувствовал, что это жжение ушло, и пресвитеры потихоньку замолкли. Может, последовательность была и другая, но Дэн запомнил, как запомнил.

Священники сняли пиджаки, оставшись в мокрых под мышками рубашках, и подсказали маме Дэна дать бабушке воды. Дэн с отцом поднялись, разминая затёкшие ноги. Мама поставила стакан перед стулом на пол. Бабуля открыла глаза, медленно потянулась за стаканом выпила его и подала обратно, в руки. Мать сделала движение забрать его, но священник остановил её и взял сам. Бабуля зыркнула на него из-под бровей и замерла, сложив ручки на коленках.

Ну, что, давайте продолжать? Они снова стали на колени и процесс повторился. Бабуля отрывисто гавкала, пресвитеры, крича, взывали к Богу, мать плакала, отец со скорбным лицом стоял, молча, на коленях. В следующий перерыв бабуля открыла глаза и посмотрела прямо на Дэна. Затем поманил рукой. У неё было такое странное выражение лица, такое незнакомое движение манящей руки, что у Дэна абсолютно точно сложилось впечатление, что перед ним совсем другой человек. Это не бабуля.

«Подойди», – сказала она чужим голосом. Пресвитер, оказавшийся рядом, отрицательно помотал головой, давая Дэну понять, чтоб не рыпался. Бабуля приложила палец к губам, подмигнула ему и поманила снова. Она так живо и лукаво поглядывала по сторонам и ухмылялась прищуренными глазами, как бабуля никогда бы себя не повела. Дэн, холодея и стараясь не смотреть ей в лицо, остался на месте, усиленно прося Бога прекратить это всё. Вернулся второй пресвитер, и сеанс продолжился.

В тот день так ничего и не поменялось до самого позднего вечера. Бабулю уложили спать и назначили новую процедуру на следующую неделю. Но бабушка не дожила. Дэн так к ней и не подошёл попрощаться. Ему объяснили, что дух искал, в кого переместиться, поэтому бабуля и подманивала его к себе. Вроде как демону нужен был тактильный контакт. Странно всё это было. Бабулю похоронили, но вопросами, куда делся дух, попадёт ли она в рай, как можно допустить или избежать бесноватости – никто вслух не задавался. Сказать, что пережитое оказало на Дэна впечатление, – понятное дело, ничего не сказать. Тайна одержимости человека чем-то потусторонним не отпускала воображение парня долгие годы. Он изучал этот вопрос, читал литературу соответствующей направленности и донимал расспросами проповедников. Это же просто снос башки, буквально, как можно было игнорировать столь поразительную сторону бытия? Но оказалось, что молокане не удивлялись чудесам, однако выводили их из некоего пропорционального соотношения с верой. Будто бы достаточная величина веры позволяла чудесам набрать критическую массу и случиться. И когда Дэн спрашивал про духовные дары, про изгнание бесов, например, то проповедники и священники пожимали плечами, мол, соблазнов много, церковь недостаточно сильна, чтобы «исполнение Духом» было сколько-нибудь заметным или действенным. Да бесы одолевают, но фактов одержимости несравнимо меньше внешних факторов, заглушающих веру, заставляющих христиан вместо поста и молитвы во исполнение слова божьего распыляться на мелкие бытовые заботы. Где-то вспылишь, где-то обманешь, кого-то обидишь, не проследишь за лексикой, проигнорируешь кого-нибудь, забудешь попросить благословения или Библию почитать, поспешишь куда-то, забьёшь голову ерундой, и всё – вера улетучится, её нужно будет накапливать вновь после покаяния, исповеди, раскаяния и просьбы о прощении. Суета одолевает, говорили братья-молокане, а для познания и ведения Господнего нужно гореть любовью, светиться святостью, ставить праведность во главу угла. «А у нас то бахча, то родительское собрание, то шабашка. Вот и получается, что церковная жизнь не бурлит горным потоком, а застаивается водой в луже». И это болотце размеренной приходской жизни, когда своя рубашка к телу ближе, чем бездна богатств и премудрости Господней, оно постепенно укачало Дэна. Со временем он отошёл от всей этой религиозности, затянутый на дно поиском средств пропитания, житейскими заботами и прочей суетой. Подвигов веры в церкви он не наблюдал, экзорцизмом, как чем-то заслуживающим пристального внимания, никто не интересовался, а воскресные собрания, куда все приходили обменяться новостями и посмотреть друг на друга, не приносили морального удовлетворения. Дэн начал задумываться о будущем, уехал учиться в колледж. В жизни появлялись новые устремления.

Дэн, всё ещё стоя у двери, начал рассуждать, какую лепту в его расцерковление внесло участие в военных действиях на границе, когда голос Риты вдруг вывел его из раздумий.