Страница 93 из 94
Щенок завозился и начал попискивать. Мне было безумно жаль его, но накормить пока было нечем. Когда он опять притих, я переложила его в сумку и укутала своими тряпками: может пригреется и ещё поспит. Мысль о том, что он умрёт от голода у меня на глазах, была невыносима. Присев на большой камень, я перевела дух и осветила факелом каменные стены: «Интересно, сколько нам ещё идти? Хорошо бы выбраться до вечера...».
При очередном взмахе факела, на противоположной стене, что-то блеснуло. Подойдя ближе, я осветила горные породы:
― Мозг? Это то, что я думаю?― трогая камни, я не могла поверить своим глазам.
― Да.
― Золотая жила!― эту фразу мы сказали одновременно.
― Ты уверен?!
― Абсолютно! И хорошая жила, богатая... Посмотри вон туда, повыше...
Я залезла на уступ и поднесла факел:
― Обалде-е-еть... Какая она огромная! И толстая какая!
Мой папа был геологом, поэтому в камнях и горных породах я неплохо разбиралась. У нас в доме была куча разных справочников, энциклопедий, атласов и учебников по геологии, а также неплохая коллекция редких минералов, которую начал собирать ещё мой дед, отец моего папы. И хотя всё это меня в детстве, да и потом, особо не интересовало, однако геологической информации в голове было много. Я не раз видела хорошие, качественные фотографии жильного золота, поэтому и узнала его сразу. Настоящее жильное золото! А говорили, что на Восточных землях его почти нет... А оно вот, пожалуйста, бери ― не хочу! Вот это находка!
Я достала кинжал, подобрала большой камень и попробовала отбить кусок, в том месте, где заметила трещину. Пара ударов и увесистый золотой булыжник, чуть не упал на ногу. «Ого! А жила-то, действительно, богатая! И если бы не землетрясение, то меня бы здесь не было... Вот ведь жизнь! Никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь...».
Завернув золото в остатки рубахи, я засунула его в мешок на самое дно: «Максу подарю! Вот обрадуется! А местечко надо запомнить...».
― Уже... Я обозначил его на карте и приметы записал.
― Молодец! У меня чувство, что эта жила ещё пригодится...
― У меня тоже.
Мне опять повезло. Проход оказался сквозным. Когда мы вышли из пещеры, скрытой густой, уже подсыхающей растительностью, солнышки клонились к закату. Волчонок проголодался и вёл себя очень беспокойно. Его срочно нужно было кормить. Примерно через час, когда мы спустились на относительно ровную поверхность, я вскочила в седло. Пока ещё светло, может и найдётся поблизости какой-нибудь хутор.
Но жилья рядом не оказалось. Щенок жалобно пищал, а у меня разрывалось сердце. Потом накатила злость и на себя, и на волчицу, которая бросила на меня своё беспомощное дитя по непонятной причине. Сидя у костра, я слушала тихое пищание и утирала мокрые глаза: «Он скоро умрёт... И я ничего не могу с этим поделать...». Внутри черепа послышался вздох и Тан прошептал:
― Есть одна идея... Только...
― Что только?
― Мы рискуем опять поссориться...
― Говори уж... Не поссоримся, обещаю...
― Тебе не понравится...
― Выкладывай!
― В первую очередь его надо успокоить, к груди приложить, а во вторую... Молока у тебя нет, зато есть кровь...
Я глянула на чёрный комочек:
― Согласна… мне это не нравится, но другого выхода всё равно нет. А он от моей крови не отравится? Там же яд «райской» травы...
― Когда это было! Главное, не переборщить, ему нужно совсем немного, чтобы продержаться какое-то время.
― Хорошо, давай попробуем. Я даже представляю, как это сделать...
Стянув верхнюю половину лимма, я прокалила остриё кинжала над пламенем, подождала пока оно остынет и резким движением полоснула по голой груди, чуть повыше ареолы. Брызнула кровь и, взяв щенка на руки, я прижала его к окровавленному соску. Он впился в него с голодным остервенением.
«Хорошо, что кругом лес, ночь и нас никто не видит... Вот был бы ужас! Женщина кормит волчонка собственной кровью... Попахивает зоофилией, смешанной с вампиризмом... Кошмар!»
― Я никому не скажу!― и Мозг принялся гаденько хихикать.― Всё! Оттаскивай его, хватит!
Еле-еле я отодрала от себя голодное создание. Щенок немного повозмущался, порычал, а потом притих. Я закуталась в одеяло, устроила его под боком и задремала. Утром процедуру пришлось повторить, потому как малыш вопил так громко, что даже Тучка забеспокоилась. «Вот и добавилась к моим шрамам ещё парочка...― думала я, глядя как кровь из раны заливает сосок, а волчонок жадно его сосёт.― Как бы он потом, когда подрастет, не сожрал меня с потрохами, крови ведь он уже попробовал...».
― Не сожрёт, не волнуйся...
― А ты откуда знаешь, умник?
― Ты теперь ему кровная мачеха. Но без молока он долго не протянет...
Щенок оторвался от груди с громким «чпоком», когда я потянула его в сторону. Я укутала его, натянула лимм, обложив свежие раны остатками рубахи, и вскочила в седло. И какое же испытала облегчение, когда через несколько часов Тучка вышла на дорогу. Я не заблудилась! Это была восточная дорога. Получилось, что я объехала засыпанный перевал. Я дёрнула поводья, и мы бодрой рысью поскакали вперёд.
В первой же деревне я купила козу. Хозяин небольшого стада был несказанно счастлив, когда я предложила за дойную животинку золотую монету. В посёлке были видны следы стихийного бедствия: несколько домов повреждено, а недалеко от дороги в земле зиял большой провал. Поэтому мой золотой пришёлся весьма кстати. Я попросилась у хозяина отдохнуть в сарае, хотя он всеми силами пытался затащить меня в дом. Не могла же я сказать, что мне надо волчонка покормить. В конце концов, он махнул рукой, и я спряталась на сеновале.
С дойкой козы никаких проблем не возникло, как ни странно, хоть я и делала это первый раз в жизни. Минут через десять у меня уже был целый котелок тёплого, парного молока. Свернув чистую тряпочку и обмакнув в молоко, я попыталась накормить щенка. Однако ничего не получилось. Он не хотел брать такую соску. Никак! Я разозлилась:
― Ах ты, маленький негодник! Молока хоть залейся, а ты не хочешь! Ты же умрёшь с голоду!
Он начал громко пищать и скулить. Мне же совсем не хотелось привлекать к нам лишнее внимание. Я опять стянула лимм, устроила голодного крикуна у груди и начала тонкой струйкой лить по ней молоко. Это сработало! Немного захлёбываясь и урча, малыш принялся за еду. К концу кормления в молоке я была вся. Также вскрылся последний порез, и щенку попадала уже смесь из молока и крови. Заснул он прямо в процессе, животик стал тугим и круглым. Я выдохнула: «Значит, будем жить! Только такой способ кормёжки никуда не годится, надо что-то придумать...».
Я помылась в поилке для скотины, переоделась, выпросила у хозяина небольшое лукошко и кусок козлиной шкуры в качестве подстилки для своего питомца и, поблагодарив за гостеприимство, отправилась в путь. Из-за козы, двигаться так, как раньше мы не могли, но без неё было никак. Вот так, в медленном и спокойном путешествии прошло три недели.
Волчонка я назвала Бумер, за глубокое, утробное рычание, как звук мощного мотора, и чёрный окрас. За это время он очень подрос, у него открылись глазки и прорезались молочные зубы. На меня он больше не рычал, а воспринимал как маму, постоянно ластился и вылизывал руки, лицо, в общем, всё, что получалось вылизать. На привалах он уже хорошо бегал, и всё свободное время я старалась с ним играть. Мозг даже обиделся немного, сказал, что щенок стал мне дороже, чем он. Но мне удалось успокоить своего внутреннего друга признанием в бесконечной любви.
В природе уже хорошо чувствовалась осень: по ночам становилось всё холоднее, хотя днём было тепло. Многие деревья покрылись осенним нарядом, только цвета Окатанской осени оказались не совсем такими, как у меня дома, на Земле. В цветовой палитре преобладали красные, розовые, лиловые и фиолетовые тона, а жёлтыми листья становились, только когда совсем высыхали. От этого буйства красок иногда рябило в глазах, но красота была такая, что замирало сердце. Окатанская осень была удивительна и прекрасна...