Страница 11 из 76
Глава 4
Аэродром «Чкаловский» выглядел, как воздушная гавань провинциального городка, но парочка «семьдесят шестых» на стоянке правили впечатление. Главная авиабаза ВВС!
А то, что вокруг березки желтеют, так это даже к лучшему — осенний колорит чужие взгляды отводит.
Я медленно обошел УИП-50С, возлежавшую на танковом шасси. Больше всего «Установка инверсионная пустотного исполнения» походила на фотоаппарат с несуразно большим объективом. «Оптика» — это тазер, что-то вроде тахионного лазера, а «фотокамера» — ядерная энергетическая установка, помощней БЭС-5 «Бук».
Число «50» на шильдике меня просто умиляет — наивная детская хитрость, должная обмануть коварных шпионов. Цифры обозначают дальнодействие инвертора. Он у нас и за десять кэмэ достанет, в момент обратит танковый взвод или ракетный катер — аннигиляция так и брызнет! Радиации куда меньше, чем при взрыве тактического спецзаряда, зато поражение — с гарантией.
А на табличке — скромненькие полста метров… Не раскрыть тебе нашей тайны, гражданин Гадюкин!
— Миша!
Я рефлекторно заулыбался, услыхав родной голос.
— Что, опять задерживают?
— Не-ет! — воскликнула Рита, смешно семеня. — Объявили погрузку! Сначала в Энгельс летим, там во-он тот двигун выгрузим, для «Ту-22», а потом — на Байконур!
В удобном комбинезоне, поддерживавшем весьма округлившийся живот, мой «пузатик» быстренько ковылял, приучая будущую дочку к физкультуре и спорту.
— В Энгельс, так в Энгельс, — согласился я, обнимая Риту, и спросил, деланно озаботившись: — А можно говорить: «беременная девушка»?
— Нельзя! — важно сказала половинка. — Я — беременная женщина!
— Тетей Ритой ты станешь лет через сорок, да и то не уверен, — в моем голосе прорезалась наставительность. — А пока ты просто залетевшая девчонка. Понятно?
— Ага… — прижалась девчонка.
Солнце село, начали сгущаться тени. Заблистали синие лучи прожекторов, нагоняя темноты, и тут же по бетонному полю раскатился свистящий рокочущий гул турбин. Не выделяясь в сумерках фюзеляжем, окрашенным в армейский серый цвет, выруливал «Ил-76». Десятью минутами раньше в его гулкое нутро гуськом поднялись бойкие, зубастые десантники — им брать Августов.
Вспомнив Ремарка, я усмехнулся. Да нет, Эрих-Мария, на Западном фронте — перемены! И какие! Скажи мне о них год назад — не поверил бы, однако нынешняя реальность именно такова.
На днях немцы-осси освободили Бреслау, бывший Вроцлав, и закрепляются по Одеру, а наш, Восточный фронт, протянулся от Сувалок до Белостока. И обе извилистые красные линии на военных картах медленно, но верно сближаются — идет Четвертый раздел.
«За что боролись, на то и напоролись», — злорадно думал я, гладя теплые Ритины плечи и провожая взглядом смутный силуэт «Ильюшина», ритмично накалявшего малиновый маячок.
Грабский с Милевским провозгласили Восточную Польшу, ратуя за возвращение Белостокской области в состав Белоруссии, а «Железный Войцех» с паном Валенсой «выбрали свободу» — и мигом нашли покровителей Польши Западной, бойкой молодой демократии, где свято чтут права человека, за что и страждут от «советской агрессии»…
— Етта… Миша! — голос, донесшийся из темноты, звучал бодро. — Грузимся!
— А Киврин с Корнеевым где?
— Они — следующим рейсом! Хе-хе… Витёк ругается — Ядзя с нами летит, а он один остается!
Рита прыснула в ладошку, а я назидательно вывел:
— Разлука полезна! Пошли, «пузатик»…
— Грузиться?
— Лучше б тебе дома оставаться, так ты ж…
— Ни за что! — перебила меня «беременная девушка». — Я с тобой хочу!
— Пошли уж, Маргарита Николаевна, — сказал я с ворчливой нежностью.
И мы пошли.
На авиабазе «Энгельс-2» задержались ненадолго. С помощью талей, погрузчика и такой-то матери, здоровенный турбореактивный НК-25 вытащили и увезли.
Рампу подняли, гермостворки сошлись, и наш «Ил» снова запросился на взлет. Экипаж суетливо бегал по гулкой грузовой кабине, а я лишь теперь удивлялся, утомленно и сонно — никакого интернационала, половина летунов сменилась.
Прежний командир корабля, спокойный, рассудительный Иваныч вежливо распрощался с пассажирами, а ему на замену прибежал потный и раздраженный Азамат. Помощник командира — Талгат, штурман — Ержан, бортинженер — Кайсар. Бортоператор, и тот — Мансур! Сплошь одни казахи!
Дремотно помаргивая, я осмотрел сводчатую самолетную утробу. Рита с Ядзей, уморившись, спали — мы им постелили на узких жестких скамьях. Марина пристроилась рядом, недовольно ворочаясь — возня с разгрузкой перебила ей сон. Вайткус укладывался основательно — натащил откуда-то грузовых сетей и сложенного брезента. Чем не перина?
Оглядевшись, и не приметив Рустама с Умаром, я решил, что оба ищут счастья в техотсеке, где устроены места отдыха для экипажа. Свои, как-никак. Азия-с. Договорятся как-нибудь…
Рассудив, что всех перехитрил, забрался в танк. Бандуру УИП мы сместили на левый край, а справа приделали коробчатую кабину для наводчика. Миновав эту стальную будку, я пролез в бывшее боевое отделение, и был жутко разочарован — спецназовцы оказались хитрее.
— Занимайте места согласно купленным билетам! — хихикнул Рахимов, потягиваясь.
— Вот гады! — ухмыльнулся я.
Юсупов довольно хмыкнул, а Рустам присоветовал:
— Полезай вперед, сиденье мехвода пока никем не забито…
Низко пригнувшись, я сунулся, куда сказано, и разложил сразу два «спальных места» — оператора и механика-водителя.
Мягко, удобно… И самолетному гулу не одолеть броню.
— До Байконура просьба не будить… — пробормотал я, постанывая, и уснул, как будто кто выключил явь.
Сны меня одолевали смутные и беспокойные, а вот подъем растревожил всерьез.
— Вставай… Миш, вставай!
Узнав Рустама, я быстро протер глаза, и начал с шутки а ля механик Зеленый:
— М-м… Что у нас плохого?
— Миш, мы над морем летим, — негромко ответил Рахимов.
Я рывком поднес руку с серебряным «Ролексом». Та-ак… Ага…
Четыре часа я точно проспал… Море, значит… Тогда…
— Мы или к Турции подлетаем, или к Ирану, — медленно выцедил я.
— Под нами не Каспий точно, — хмуро вставил Умар. — Я, когда в иллюминатор выглянул, как раз берег мелькнул. Пляж был галечный, а на Каспийском везде песчаные.
— Значит, к туркам в гости… Чертовы казахи!
— Я стучался в рубку, — молвил Рахимов. — Глухо.