Страница 2 из 10
Но триумф «Сапфира» был недолгим, за восьмидесятыми пришли девяностые, и оказалось, что то ли резиновые изделия, то ли детали для тракторов никому не нужны. После нескольких бурных лет завод обанкротился и был отдан то ли под склады, то ли под свалку. В те годы в дачном кооперативе «Сапфир» было удивительно тихо. Дачники продолжали приезжать, но почти не разговаривали друг с другом и прятали глаза, переживая коллективное горе. Некоторые пили, некоторые умирали. Аналогичная судьба постигла жителей «Весны», «Полянки» и «Литейщика», и только проклятый «Белый медведь» оставался на плаву, превратившись в совместное предприятие то ли с французами, то ли с бельгийцами.
До конца девяностых «Сапфир» штормило, бурно шло оформление собственности, нашлось даже несколько предателей, продавших свои дома из личных капиталистических интересов. В конце концов, к началу двухтысячных эволюция законодательства привела «Сапфир» к тому, что он превратился в садовое товарищество, сапфировцы вновь представляли собой единый фронт – назло проклятому «Белому медведю» – и в целях сохранения исторической памяти стали именовать себя Садовое товарищество «Дачный кооператив «Сапфир». К тому времени на месте бывшего завода «Сапфир» завершилось строительство торгово-развлекательного комплекса, тоже, впрочем, градообразующего, а «Дачный кооператив «Сапфир», или просто «Сапфир», был незыблем как скала, крепко стоял на ногах из двух водонапорных башен и оставался последним оплотом заводских традиций. До того момента, как его многолетние устои не разрушили описанные ниже события.
Началось все в мае. Именно к этому времени основная масса уже давно достигших пенсионного возраста сапфировцев окончательно перебиралась на дачные участки вместе с заботливо выращенной рассадой. Случилось все аккурат после майских праздников, которые в «Сапфире» традиционно недолюбливали, так как в это время бурно и бестолково праздновали День Труда и День Победы «понаехавшие», то есть те, кто появлялись на даче исключительно в выходные и исключительно ради шашлыков. «Понаехавших» было мало, в разы меньше, чем в «Весне», «Полянке» и «Литейщике», но все же больше, чем в проклятущем «Белом медведе», который из совместного франко-бельгийского предприятия снова ухитрился превратиться в российский завод. Но майские праздники прошли, молодежь разъехалась по городам, и «Сапфир» вернулся к своему неторопливому существованию.
После обеда, часа эдак в три, на перевернутом бетонном блоке у технического здания водонапорных башен грелись на солнышке и курили Лаврентьич и дядя Коля. Они почти в унисон неторопливо и со вкусом затягивались «Мальборо», не говорили ни слова и задумчиво смотрели вдаль, то бишь на красный забор бывшего главного металлурга Жужикова. И Лаврентьичу, и дяде Коле курить было категорически нельзя, но оба придерживались данной рекомендации исключительно в присутствии своих жен. Сигареты были докурены, бычки аккуратно затушены и сложены в пачку, дядя Коля достал из кармана жвачку с ароматом морозной свежести и протянул ее Лаврентьичу. Тот благосклонно принял дар, и оба все с теми же задумчивыми лицами стали неторопливо зажевывать свои преступления. Лаврентьич и дядя Коля не разговаривали, в этом не было ни малейшей необходимости, потому что знакомы они были уже пятьдесят с лишним лет, с того самого дня, как оба после училища поступили на работу на покойный ныне «Сапфир».
– Ох… – изрек, наконец, дядя Коля.
– Да… – многозначительно кивнул Лаврентьич.
Ярко светило солнце, заливались весенними трелями птахи, набежавшее облако закрыло небо, и Лаврентьич с интересом поднял голову. Облако оказалось совсем не облаком, это была туча. Небольшая, черная, что-то внутри нее сверкало – в общем, по всем признакам туча. Лаврентьич, правда, за все семьдесят три года своей жизни ничего подобного не видел. На всякий случай он ткнул локтем дядю Колю, который проработал всю жизнь не в механическом цеху, как Лаврентьич, а в гальваническом, что делало его более подкованным в естественных науках. Дядя Коля уставился на облако с не меньшим подозрением, а облако, тем временем, приблизилось к водонапорным башням, зависло над ними на несколько минут, а потом разразилось целым парадом молний, прицельно бивших в громоотводы на верхушках башен. Дождя не было, солнце продолжало светить. Представление длилось минуты две, а потом облако бесследно рассеялось.
– Ни… – нецензурно выразился дядя Коля.
– Да, – подтвердил Лаврентьич.
Необычное событие нуждалось в осмыслении, поэтому из-за бетонного блока была извлечена чекушка, распитая тут же на месте, а потом зажеванная все той же морозной свежестью.
Надо сказать, что данное происшествие кроме Лаврентьича и дяди Коли никто не заметил, а если и заметил, то не придал ему значение. По крайней мере, передаваемая через живую изгородь из черной смородины ежедневная оперативная сводка данной информации не содержала. Дядя Коля и Лаврентьич еще несколько дней размышляли над этим событием, но потом пришло время сажать огурцы, и проблема с грозовым облаком отошла на второй план.
А потом на дачу вернулся бывший главный металлург Жужиков. По всей видимости, покойный «Сапфир» все же выпускал детали для тракторов, а не резиновые изделия, потому что главный металлург Жужиков пользовался безмерным уважением и авторитетом. Несмотря на то, что он был лет на пять младше Лаврентьича и дяди Коли, они считали его недосягаемой партийной элитой. Партии уже давно не было, но элита осталась, и Виктор Петрович Жужиков марку держал. На своих шести сотках он организовал прогрессивное сельское хозяйство, которому позавидовали бы в Тимирязевской аккадемии5. Виктор Петрович, не только окончивший с отличием Бауманский институт, но и получивший там же степень кандидата технических наук, активно прививал груши к яблокам, яблоки к вишне, вишню к сливе, а сливу к крыжовнику и иногда даже получал съедобный результат, выращивал исключительно элитные сорта помидоров и огурцов, а в последние годы увлекся разведением кур и кроликов, причем более для души, чем для пропитания. После майских праздников супруге Виктора Петровича, Татьяне Тимофеевне, необходимо было посетить участкового врача для получения рецепта на льготные лекарства, так что Жужиковы покинули «Сапфир» на несколько дней. За благополучие кур и кроликов они не опасались, так как Виктор Петрович собственноручно разработал и собрал кормушки и поилки наивысшей эффективности, которые не раз и не два уже подтверждали свою надежность.
Однако, на этот раз Жужиковых ждал неприятный сюрприз. Вернувшись, Татьяна Тимофеевна отправилась проведать подопечных, которых знала по именам и прочим приметам, и почти сразу же «Сапфир» огласил громкий крик ужаса. Новость прокатилась по дачному кооперативу, наплевав на заветы Эйнштейна и существенно превысив скорость света. Кажется, после крика прошло всего-то несколько минут, а сапфировцы уже толпились у высокого красного забора дачи Жужикова, кипели негодованием и требовали разъяснений. Бывший главный металлург Жужиков чувствовал, что необходимо представить народу факты. Он осознавал свой долг. Он сошел с крыльца, ступил на узкую дорожку, выложенную плиткой, подозрительно похожей на ту, которой в том году мостили столицу, и решительно пошел вперед. Мимо гибрида вишни и груши, мимо всходящей клубники и посеянной моркови, мимо флоксов, мимо грядки, которую Татьяна Тимофеевна оставила под свои любимые гладиолусы, мимо сапфировских пионов, мимо каркаса под кусты малины, Виктор Петрович уверенно шел, чтобы поведать народу страшную правду. Он был готов, он распахнул калитку, и… оказался лицом к лицу с бывшим главным конструктором Иваневским.
– Ого… – выдохнул дядя Коля.
– Да… – протянул в ответ Лаврентьич.
Игорь Иванович Иваневский и Виктор Петрович Жужиков всю жизнь были соперниками, но проклятый Иваневский каким-то образом всегда оказывался на шаг впереди Жужикова. Жужиков был кандидатом наук, Иваневский – доктором, Жужиков стал главным металлургом, Иваневский – главным конструктором, у Жужикова было два сына, у Иваневского – три, у Жужикова было шесть соток, а у Иваневского почему-то оказалось семь, Жужиков получил ветерана труда на два года позже Иваневского, у Жужикова был двухэтажный дом, а у Иваневского – трехэтажный, да и, черт возьми, жена Иваневского, Анна Николаевна, училась в институте в одной группе с Жужиковым и была его безответной любовью. Вот как так? Как? И сейчас опять… Жужиков стоял лицом к лицу со своим многолетним соперником, их взгляды скрестились как шпаги. Ну и что, что обоим уже было далеко за шестьдесят, ну и что, что Анна Николаевна уже давно сделала свой выбор. Для Виктора Петровича Жужикова это не имело ни малейшего значения. Нужно было уколоть своего вечного визави. Он вспомнил молниеносно: Иваневский рационален до тошноты, он не приемлет мистики, не признает сверхъестественное. Такой шанс нельзя было упустить… Жужиков ловко проскользнул мимо бывшего главного конструктора и провозгласил.
5
Высшее учебное заведение сельскохозяйственного профиля в г. Москва.