Страница 68 из 112
Глава 32
Альберт
- Ле-есь, - зову уже раз в десятый, но девочка не реагирует. Спит сном младенца, улыбается, когда я касаюсь ее локонов, мурлыкает что-то себе под нос. – Лесь, вставай, нас обокрали, - произношу громче и тверже, хотя побороть шутливые нотки не могу.
- У меня нечего брать, пусть, - лепечет тихо и пытается отвернуться от меня, но ремень безопасности мешает ей. Фыркнув, вновь лицом ко мне поворачивается.
Поерзав в кресле, трется щекой о подголовник, подкладывает две ладошки и мостится, как кошка, обпившаяся валерьянки.
- Да елки! – не выдерживаю.
Сжимаю ее плечо, встряхиваю слегка. Потом еще раз. Леся отмахивается от меня, как от назойливой мухи.
Чуть выпрямляюсь. Спина затекла стоять в неудобной позе, наклонившись к пассажирскому сиденью. Острая на язычок нянька обязательно пошутила бы о моем возрасте, но сейчас она не боец. Выпала из строя внезапно.
- Да что с тобой делать, беда, - сокрушенно выдыхаю, выпуская клубок пара изо рта. Похолодало резко.
Порыв ветра проносится мимо меня, продувая пиджак, и влетает в салон. Взлохматив кудряшки на дурной головке няньки, забирается ей в декольте. Засранец, и он туда же. Вот что значит – мужского рода…
- Прикройте окно, холодно, - недовольно бубнит Леся. Носик морщит.
Может, хотя бы сейчас очнется?
Но нет… Отдав приказ, спокойно дрыхнет дальше.
Невозможная!
- Может, тебе еще одеяло дать? – злюсь.
Минут десять торчу на улице рядом с машиной. У открытой двери. И пытаюсь достать из салона эту спящую красавицу. Еще секунда – и целовать начну, потому что все другие способы ее разбудить я перепробовал.
- Да, пожалуйста, - едва не постанывает она, и я забываю о том, что замерз, как черт, которого из ада выбросили на северный полюс. Концентрируюсь на чарующем голосе. – Вы такой милый, - шепчет с улыбкой, окончательно согрев и растопив меня.
Сдаюсь.
Нырнув в салон, отстегиваю ремень, подхватываю Лесю под колени и придерживаю за спинку. Поднимаю на руки, а она охотно обнимает меня за шею. Прильнув ко мне, теперь трется щечкой о мое плечо, укладывает голову на грудь, накрывает кудряшками. Рядом с ней не тепло, а жарко становится. Надо было раньше так сделать.
- Так, постой секунду, - указываю ей, но она, разумеется, не реагирует.
Опускаю ее на ноги, чтобы машину закрыть и на сигнализацию поставить. Но одной рукой продолжаю придерживать за талию. И не зря.
Леся неустойчивая, мягкая, податливая. Как пластилиновая куколка, что тает в моих руках. Обмякает, прижимается всем телом, чтобы не упасть, коготки в меня выпускает. И щекочет кудряшками шею и подбородок.
- Вы так вкусно пахнете, - неожиданно выдыхает мне в грудь, ведет носиком вверх, утыкается в обнаженный участок кожи, выглядывающий из расстегнутого ворота рубашки. Замирает, дышит глубоко. Она серьезно обнюхала меня только что?
- Леся! – рявкаю строго.
Что творит дуреха? Забываю нахрен и о машине, и о холоде. Сосредоточен на малолетней соблазнительнице, которая отрубает мне мозг своими неумелыми действиями.
– Можно я вас поцелую? – запрокидывает голову и устремляет на меня затуманенный взгляд.
«Сейчас тебе все можно», - отвечаю мысленно. Но вслух ничего не говорю. Стискиваю челюсти напряженно. Изучаю красивое личико няньки. Ничто его не портит: даже размазанная тушь под глазами, как круги у пандочки.
Синие омуты смотрят на меня томно, с непривычной нежностью, в которую хочется верить. И не искать при этом подвох.
Но я ищу. Что-то не так с Лесей.
Мое промедление она воспринимает как отказ. Надувает губки, но не для поцелуя, а от обиды и стыда.
- Забудьте, я передумала, - прячет смущенный взгляд и покрасневшие щеки. Лбом упирается мне в плечо, вздыхает протяжно.
Что именно с ней не так – разберусь позже. А сейчас…
- Зато я уже настроился, - срываюсь на хрип.
Подцепливаю пальцами подбородок, приподнимаю - и заставляю Лесю потянуться ко мне. Пока она растерянно хлопает ресничками, будто пытаясь проснуться, накрываю ее горячие губы своими. Ласкаю языком, нагло вторгаюсь в ротик.
Это уже становится традицией – целовать няньку. При любом удобном случае. Неправильной традицией, но приятной. Я сбился со счета, в который раз пробую чужую девочку. И каждый последующий – все откровеннее, глубже. Будто она моя. И ничья больше.
Однако в этот раз чувствую какой-то побочный привкус. Всегда сладкая девочка сейчас отдает горчинкой. Облизнув ее напоследок и сорвав с губ слабый стон, с трудом прерываю поцелуй.
Отклоняюсь, чтобы изучить расслабленное лицо. Ловлю мутный взгляд на доли секунды, но затем Леся вновь опускает длинные ресницы и прикрывает глаза.
- Ты что пила? – предъявляю таким суровым тоном, будто она моя жена, которую я вытащил с вечеринки и привез домой. И в браке мы лет десять, как минимум. Ревность настоялась, а к ней прибавилось чувство собственничества.
- Сок… Вишневый… Кислы-ы-ый, - Леся морщится смешно. – Забродивший.
Хмыкнув, целую ее еще раз. Не для того, чтобы «сок забродивший» распробовать. Я и так начинаю догадываться, что произошло, но не могу отказать себе в маленькой слабости - воспользоваться покорностью Леси. Завтра пожалею об этом, если она вспомнит…
- Ну да, - бросаю, отстранившись. – Вишневый… Забродивший… - делаю паузу, пока нянька недоуменно сводит брови. - Крепленый… С многолетней выдержкой… Прямиком с юга… Урожая черт знает какого года, - усмехаюсь, наблюдая, как она хмурится и пытается сфокусироваться на мне и моих словах. Но следом впадаю в гнев. – Стас налил?
- Не знаю, - выдыхает честно. Окутывает конфетками и алкоголем. Гремучая смесь. Но я готов и такую сожрать, будто с голодухи сам. – Я к столу вернулась, а там уже налито было, - мямлит озадаченно. – Я злая была очень! – бухтит, вспоминая сцену в ресторане. - Схватила стакан, который ближе стоял. Думала, мой или Аленкин. И залпом!
Устало закатываю глаза. Леся постоянно притягивает к себе неприятности. И меня заодно.
Но Стас в любом случае по рукам получит. Даже если это не он распорядился вино моей няньке подать вместо сока. Впрочем, больше некому. Подлых вредителей на ужине лишь двое было – и оба Петровские. Ну, и еще хроническое природное невезенье Леси в придачу.
- Ох, идем домой, - опять беру ее на руки, а она и не думает сопротивляться. По-прежнему разморенная и покладистая. – И не пей больше «забродивший сок». Женский алкоголизм неизлечим. Замуж никто не возьмет, - заполняю тишину и стараюсь не думать о мягких ладошках, поглаживающих мою шею и затылок.
- А я и не пойду больше замуж, - гордо заявляет. С оттенком обиды и грусти. – У меня есть уже один муж, - зарывается лицом в мою рубашку.
- Да урод он, - цежу гневно.
Борюсь с накатившей ревностью, но она побеждает.
- Нет, не урод, - Леся поднимает голову, рассматривает меня почему-то. Внимательно, медленно и… с тоской, затаившейся на дне зрачков. – Краси-ивый. О-очень, - постановляет с придыханием, раздражая меня сильнее. – А лучше бы урод, - шипит обреченно и роняет голову мне на плечо.
- Любишь мужа? – зачем-то уточняю очевидное. И ускоряю шаг, чтобы быстрее отнести Лесю в дом, оставить в ее комнате и уйти нахрен.
- Хм-м, - мычит вместо ответа и пожимает плечиками неопределенно.
Любит…
- Ну и дура, - вырывается у меня, а девочка всхлипывает.
- Дура, - повторяет разочарованно. И кивает. Согласна, сама все понимает, но любовь зла. А всякие уроды этим пользуются.
Толкаю плечом дверь ее спальни, но она даже не скрипнет. Заперта. Убеждаюсь в этом после следующего удара.