Страница 21 из 124
Тоха рассказал о допросе в русской контрразведке, о том, что благодаря стараниям Романа, его взяли на службу в обозную роту сорок четвёртого Камчатского пехотного полка в чине подпоручика. Как пришлось поучаствовать в бою, когда немецкие уланы погнали русскую армию и налетели на их обоз. Описал странное ощущение «трубы», возникшее при стычке с врагом, что называется, лоб в лоб. Эта «труба» мешала Тохе прицелиться в немца. Как Роман раздавил майского жука, а тот оказался дроном. И, наконец, о встрече в поезде с сотрудниками некой Хронослужбы из двадцать четвёртого века. Те пытались вернуть его обратно, но не вышло. Описал странную бело-синюю вспышку. Рассказал, как они с Настей сбежали от красногвардейцев с Фонтанки. Там тоже появилась такая же вспышка, и люди, представившиеся сотрудниками русской Хронослужбы, исчезли в этой вспышке.
— Я тоже видела эту вспышку, — вставила Настя.
Князь пожурил дочь за то, что без спроса ушла из дома. Но всем было пока не до этого.
Закончил Тоха тем, что завтра сюда прибудет капитан Прилуцкий и на многое прольёт свет. Только тот Прилуцкий, кого знает Тоха, и тот, кто разговаривал с Романом, разные люди. Программер зачитал послание от Хронослужбы.
Василий Фёдорович попросил письмо. Тоха протянул листок князю.
— Цветной портрет… пожалуй… фотография⁈ Прямо на обычной бумаге! Интересно и орфография странная.
— Да ничего особенного, Василий Фёдорович. В моё время бумажную фотографию заменила цифровая. Любой человек может сделать фотку, хоть цветную, хоть чёрно-белую, обработать, если нужно, отправить друзьям по «электронке», «вайберу», «вотсапу» или любому другому мессенджеру, распечатать. Да всё, что угодно.
— Что это? «Электронка», «вайбер», «вотсап»? — поинтересовался князь и передал письмо жене и дочери.
— Ну это… — Тоха привычно почесал голову. — Долго объяснять, Василий Фёдорович, если просто, системы мгновенной связи с любым абонентом в любой точке земного шара, где есть приёмник и передатчик. А если задействовать спутник, то в любой. Но спутник не всем по карману.
— Это ещё что! — воскликнул Роман. — Дай-ка мне письмо, сестрёнка. Оно может растворяться в воздухе и собираться обратно.
Поручик дважды сложил листок и сжал в середине. Бумага замерцала, но ничего не произошло. У Тохи сжало сердце, потемнело в глазах. На лбу выступила испарина. Он откинулся на кресле потёр грудь.
— Что с вами? — всполошился князь.
Настя вскочила и тут же оказалась рядом.
— Антош, что такое?
— Не знаю, — проговорил попаданец.
Неожиданно прошло.
— Уф, отпустило.
— Может вам врача?
— Спасибо, Василий Фёдорович, не нужно.
— Ну-ка, ну-ка, — поручик как-то странно посмотрел на Тоху. — отпустило, говоришь? А так? — он снова сжал листок.
Программер вновь покрылся холодным потом. Сердце опять закололо, пульс подскочил.
Отпустило.
— Как сейчас?
— Нормально.
— Знаешь, Антон это письмо на тебя как-то действует. В Харькове Прилуцкий показал, что если надавить здесь, оно рассыпается на атомы. А если потом сделать вот так, — Роман плавно сложил пальцы щепотью, — письмо соберётся вновь.
Он вернул листок программеру.
— Теперь твоя очередь, — Тоха посмотрел на поручика.
Тот кивнул и рассказал, как у него получилось что-то вроде раздвоения личности. Когда после боя с уланами Вильгельма они уходили в тыл, то заночевали в лесу. Тоха рассказывал казакам о своём появлении в этом мире. С другой стороны возникало смутное ощущение, что поручик в лесу со своими казаками и примкнувшими кубанцами. К ним присоединился Прилуцкий, представившись сначала капитаном контрразведки одиннадцатого корпуса, а потом — капитаном Хронослужбы Русской Конфедерации.
Роман помнит, как писал письмо отцу, и в то же время, получал письмо от Прилуцкого для Тохи.
— Мы получили твоё письмо, — подтвердил князь.
— И вот я привёз это письмо, — Роман указал на лежащий на голубой скатерти сложенный листок. — В Харькове эти обе реальности как бы соединились в одну. Я точно помню и знаю, что сидел в лесу с тобой, и ты рассказывал свою историю казакам. Потом в Харькове я лично посадил тебя на поезд до Петрограда. И помню, как в том же лесу, в это же время общался с Прилуцким, и в Харькове зачем-то заглянул в ресторацию, потом подошёл к Петроградскому поезду, и вот там второй раз столкнулся с Прилуцким. Он мне кое-что рассказал про эту… м-м… хронофизику, но это сейчас не столь важно. Если Прилуцкий завтра приедет, то расскажет сам, если будет интересно. И, как ты уже сказал, Антон, тебе незачем прогуливаться по Литейному.
Тоха промолчал. Присутствующие, кроме Романа, в лёгком шоке.
— Да, — наконец, проговорил князь, — всё это весьма… необычно. Я бы, пожалуй, вам не поверил, но… вот это письмо… — он покачал головой. — Надо же, из будущего…
— Кстати, о будущем, — вскинулся Тоха, — Василий Фёдорович, Надежда Сергеевна, я уже говорил Роману, уезжайте из России! Во Францию, Германию, лучше в Штаты. Двадцать пятого, двадцать шестого числа будет переворот. Большевики захватят власть. Начнётся резня. Дворян будут убивать. Просто так. За принадлежность к угнетающему классу. Вам нужно срочно уезжать. Десять дней осталось. Вы очень много для меня сделали, и я не хочу, чтобы люди, ставшие мне близкими, пострадали.
Князь поднялся с кресла, подошёл к занавешенному окну, отбрасывая причудливую тень от света керосиновой лампы. Отодвинув штору, посмотрел на улицу.
— Вы правы, Антон Дмитриевич, — не оборачиваясь, начал Василий Фёдорович. — Идеи у них, конечно, красивые. Земля — крестьянам, фабрики — рабочим, власть — Советам. Лозунги заманчивые. Я всегда настороженно относился к людям, которые предлагают красивые идеи. Как правило, это — мошенники, и чем краше, заманчивее для обывателя идея, тем больше людей за ними идёт. А потом горько сожалеют об этом. Знаете, — он обернулся, — приход к власти большевиков логичен и неизбежен.
— Как так? — изумился Роман. — Пап, ты о чём говоришь?
Князь вернулся в кресло. Налил уже остывший чай.